Беседа Гитлера и Маннергейма

Я и не собирался слушать запись якобы секретных переговоров Адольфа Гитлера и Карла Маннергейма, но в английском тексте каким-то невероятным образом оказался упомянут сначала Краматорск, а потом и Донецкий бассейн. И все заверте...

Эту запись часто прямо называют "манипулятивной документалистикой", но ни подтвердить, ни опровергнуть документальность этой 11-минутной почти записи, которая считается единственной, "где Гитлер говорит нормально", никто пока не смог. Предлагают самим сделать выводы и решить, чему верить, а чему - нет.

Перевод совсем не профессиональный и сделан с английского, а не с немецкого, то есть кто-то уже перевел странный немецкий Адольфа Алоизыча на понятный мне английский, что также ясности не добавляет. И даже больше.

Сама запись сделана во время частного визита Адольфа к Карлу. 4 июня 1942 года Маннергейму исполнилось 75 лет и он не только из фельдмаршала Суоми стал вдруг маршалом, но и получил кучу подарков, в том числе - Золотого Орла от Гитлера и два бронированных Мерса от него же.

Маннергейм, который на тот момент был много влиятельнее президента Финляндии Ристо Рюти, встретил Гитлера на аэродроме Малми, что в Хельсинки, вместе с главой государства. Колесо Фокке-Вульфа, на котором глава Третьего рейха прилетел в Финляндию, загорелось от торможения, сам самолет чуть не сбил вышку на кромке летного поля, а потому встреча вышла скомканной: Гитлер быстренько пожал руку Рюти и чуть ли не ухватив Маннергейма за локоток побежал с ним секретничать. Начало встречи видно на немецкой хронике, что в видео внизу, остальное есть только у финнов.

Гитлер собирался уговорить Маннергейма активно войти в войну, чтобы вместе ебануть по Тбилиси совместно ударить по Ленинграду и на Карельском перешейке с двух сторон. Этим якобы и объясняется его риторика и заискивающие интонации. Правда, есть разные мнения и на этот счет.

Гитлер вообще был не только неизвестным художником, но также широко известным мастером передернуть и склонить чашу весов на свою сторону. В качестве примера приводится другой кусок речи Гитлера, где "он говорит нормально".

12 ноября 1938 года Герман Геринг заявил, что Гитлер решил предложить Западу высылку евреев на Мадагаскар. Глава Рейхсбанка на переговорах в Лондоне даже попробовал выбить международный кредит для этой аферы, потому как Германия должна была получить изрядную прибыль, ибо евреи не могли забирать деньги, но только товары.

В декабре 1939 года министр иностранных дел Германии Йохим фон Риббентроп даже включил иммиграцию евреев на Мадагаскар как часть мирных предложений для переговоров с Папой Римским.

Мадагаскар в то время был французской колонией и Германия не могла действовать без согласия Франции и потому к этой теме вернулись только в 1940 году, но Гитлер сказал по этому поводу речь, чей смысл ускользает от меня, потому как немецкого не знаю, но именно ее приводят в качестве оригинала, чья документальность подтверждена, чтобы была возможность сравнить с.

Вернемся в Финляндию. Встреча проходила в специальном вагоне специального авто-поезда, откуда Маннергейм по случаю своего Дня рождения вещал на всю страну, потому там и были представители финской компании YLE, чей инженер Тор Дамен/Thor Damen и сделал уникальную запись, потому как Гитлер запрещал вести запись частных бесед.

Дамен должен был писать все, что говорит Маннергейм, но компания высоких гостей пошла по незапланированному маршруту, перебравшись в вагоны по специально уложенным для обслуживающего персонала бревнам/доскам.

Гитлер вроде как побежал, балансируя по хлипкому мостику, в то время как Маннергейм якобы обернулся и сказал свите, что "Ефрейторы - суетятся, а государственные мужи - шествуют". Нужно ли говорить, что в том вагоне, куда направились гости, микрофонов не было? Это был личный вагон Маннергейма, где гости слегка откушали и заодно поговорили.

Дамен действовал на удивление быстро для горячего финского парня. Он не растерялся и забросил микрофоны в открытое окно, на уровне багажной полки. Хорошо, что не в прямой эфир запустил!

Говорят, что во время этой беседы Маннергейм закурил сигару, что было прямым вызовом фюреру, который не любил курящих и был первым государственным деятелем, который активно выступал против курения.

Говорят, что все потому, что в Вене он курил до 40 штук в день, но потом бросил, потому что решил тратить последние деньги не на табак, а на еду. И дела пошли на лад. после этого Алоизыч выбрался из нищеты и уверенно шел к успеху!

И когда Маннергейм, который знал про этот пунктик Гитлера, демонстративно закурил, то Гитлер продолжил беседу, как будто ничего и не произошло. Якобы все потому, что Маннергейм таким образом проверял, а не приехал ли к нему Гитлер говорить с позиции силы или просто просит финнов вступить в войну?

Оказалось, что второе. И мудрый генерал-лейтенант Российской императорской армии Густав Карлович технично прокинул партнера, кивая и поддакивая.

Через 11 минут этой частной беседы один из охранников главы Третьего Рейха заметил провода, что тянутся зачем-то из окна и понял, что идет незапланированная запись беседы. Охрана приказала остановить запись - судя по всему, звук открытой в самом конце записи двери, как раз и есть результат действий охраны.

Нацисты вроде как требовали сразу же уничтожить запись, но YLE добилась того, что ей разрешили ее сохранить, не выпуская в эфир и хранить катушку в запечатанном контейнере. Могли бы и расстрелять, но как-то обошлось.

В 1957 году глава государственной цензуры Кууста Вилкуна - да-да, цензуру придумали совсем не тоталитаристы - вернул запись представителям компании, но обнародовали ее только в 2004 году почему-то.

Гитлер: Существует очень серьезная опасность, которую можно назвать самой серьезной – именно в такой степени мы можем ее оценить сейчас. Мы сами не понимали насколько серьезно государство [СССР] вооружено.

Маннергейм: Нет, мы об этом не думали.

Гитлер: Я тоже не думал.

Маннергейм: Во время Зимней войны мы об этом даже не задумывались, конечно.

Гитлер [прерывая]: Да.

Маннергейм: И в действительности сегодня становится вне всякого сомнения понятно, что все, что они имели – они хранили на своих складах.

Гитлер: Безусловно. У них настолько огромные запасы вооружений, что невозможно себе представить. И если бы кто-то сказал мне, что страна с… [звук открывающейся и закрывающейся двери] если бы кто-то мне сказал, что какая-то нация имеет 35 000 танков, то я бы сказал, что он с ума сошел.

Маннергейм: Тридцать пять?

Гитлер: Тридцать пять тысяч танков!

[Неизвестный голос добавляет]: Да, тридцать пять тысяч танков

Гитлер: К сегодняшнему дню мы уничтожили более чем тридцать четыре тысячи танков. И если бы кто-то сказал мне об этом, то я бы ответил «Эй»… Скажем, это был мой генерал, то я бы сказал ему «Ты, дорогой мой, видишь все в два раза или даже в десять раз больше, чем есть на самом деле. Ты сошел с ума. Ты видишь призраков». Это вполне возможно, потому как я раньше тебе рассказывал, что мы нашли заводы, один из них в Краматорской, где пару лет тому была всего пара сотен танков… Мы ничего не знали. Сегодня там танковый завод, который работает круглосуточно, где в первую смену работают более 30.000 сотрудников, а во вторую задействованы более 60.000 работников. На одном танковом заводе! Массы работников, которые определенно живут, как животные, но…

[Неизвестный голос прерывает]: В Донецком бассейне?

Гитлер: Да, в Донецком районе [скрип тарелок и чашек по подносу]

Маннергейм: Ну, если взять во внимание, что у них было 20, даже почти 25 лет свободы, чтобы вооружиться…

Гитлер [прерывая]: Это невероятно!

Маннергейм: И все, все тратится на вооружение…

Гитлер: Только на вооружение!

Маннергейм: Исключительно на вооружение!

Гитлер [вздыхая]: Ну, и как я говорил твоему президенту Рюти ранее, я об этом не знал. Если бы я был в курсе, то мне было бы намного сложнее, конечно, но я бы все равно принял решение [о вторжении] в любом случае, потому что другой возможности не было. Конечно, [возможность такая] была зимой 1939/40, когда и могла начаться война, но мне она виделась исключительно в ночных кошмарах, потому как была самоубийственна – воевать на два фронта! Это бы нас и погубило.

Сегодня мы видим намного более ясно, чем видели ранее, что это бы нас и погубило. И на самом деле я с самого начала хотел, то есть уже осенью 1939 года я хотел начать кампанию на Западе, но эта постоянно плохая погода препятствовала нам.

Все наше вооружение – ты же знаешь – для хорошей погоды. Оно очень хорошее, качественное, но оно все сделано для хорошей погоды. И на этой войне мы в этом убедились. Наше оружие произведено для войны на Западе, естественно. Что раньше, что сейчас [Ух!] мы знали и знаем, что не можем вести войну зимой.

И у нас есть германские танки, которые даже не были подготовлены к зимней войне. Вместо этого мы испытали их в зимних условиях, чтобы доказать самим себе, что вести боевые действия зимой мы не можем.

Есть и другая отправная точка [, а не только Советы]. Осенью 1939 года перед нами встал этот вопрос. Я страстно хотел атаковать и был твердо убежден, что мы можем покончить с Францией за шесть недель, но вместо этого перед нами встал вопрос – сможем ли мы вообще сдвинуться с места? Дождь шел постоянно. Я и сам хорошо знаю французскую территорию, и не мог игнорировать мнение своих генералов, что мы – вероятно – что ни мы сами, ни наши танки, ни наши воздушные силы даже с наших взлетных площадок не смогут действовать эффективно в условиях дождя.

Я сам хорошо знаю север Франции. Ты же знаешь, что я отслужил четыре года на Великой войне. И мы отложили [нападение]. Если бы я взял Францию в 1939 году, то мировая история была бы переписана. Вместо этого мне пришлось ждать до 1940 года и раньше, чем в мае, атаковать не получалось, к сожалению. Только 10 мая выдался первый погожий день, как я сразу же атаковал.

Я отдал приказ атаковать десятого мая только восьмого числа. После чего мы были вынуждены совершить эту грандиозную переброску наших подразделений с Запада на Восток.

Прежде всего оккупация – у нас была такая задача в Норвегии – которая совпала с тем, что сегодня я могу искренне называть жутким несчастьем, но на деле – всего лишь оказалось слабостью Италии. Прежде всего, по причине ситуации в Северной Африке, затем, во-вторых уже, ввиду ситуации в Албании и в Греции – страшная неудача. Мы вынуждены были помочь.

И для нас, с нашими скромными возможностями, прежде всего это значило - разделение наших воздушных сил, разделение наших танковых сил, которые мы готовили к атаке на Востоке.

И мы были вынуждены передать, за один раз, две дивизии, две целых дивизии сразу и третью потом, чтобы компенсировать постоянные, очень тяжелые потери там. Это была кровавая схватка в пустыне.

Это было неизбежно, видишь. У меня была беседа с [Советским министром] Молотовым в это же время. И определенно было понятно, что Молотов отбыл с решением начать войну, но я сделал невозможное - опередил его самого с этим решением начинать боевые действия. Это произошло потому и только потому, что совершенно очевидно, что его требования были направлены на то, чтобы править Европой в конце концов. [шепотом] Я ему потом не публично.

Уже с осени 1940 года перед нами постоянно поднимался вопрос: должны ли мы рассматривать разрыв отношений [с СССР]? В это время я советовал финскому правительству продолжать вести переговоры, затягивать их и выигрывать время, потому как я все время боялся, что СССР может внезапно напасть на Румынию и захватит нефтеносные поля, а мы не будем готовы к поздней осени 1940 года. Если бы Россия взяла румынские нефтяные поля, то Германия сразу бы проиграла. Для решения этого вопроса всего-то и требовалось 60 русских дивизий.

В Румынии у нас к тому времени не было никаких особых сил. Румынское правительство только к нам обратилось и все, что у нас там было – вызывало смех! Все, что им было нужно, - захватить нефтяные скважины.

Конечно же с нашим оружием я не мог начать войну в сентябре или октябре. Никаких вопросов. Естественно, что с переброской войск на Восток мы так далеко ещё не продвинулись. Конечно же, нужно было перегруппировать сначала силы на Западе.

Прежде всего потому, что нужно было привести в порядок наше снаряжение/вооружения, а также потому, что у нас были какие-то потери и в кампании на Западе. И было совершенно невозможно атаковать до весны 1941 года. И если бы осенью 1940 года русские оккупировали Румынию и взяли нефтяные скважины, то мы были бы совершенно беспомощны в 1941.

[Голос на заднем плане]: Без нефти…

Гитлер: У нас гигантское производство в Германии: потребности воздушных сил и наших танковых дивизий – действительно большое! Уровень их потребления невозможно представить. И без помощи четырех - пяти миллионов тонн румынской нефти мы не могли бы воевать – и если это так и произошло, от было бы моим величайшим беспокойством.

Таким образом, я изо всех сил стремился затянуть течение переговоров, пока мы не станем достаточно сильны, ибо эти требования были неприкрытым вымогательством Москвы. Они – вымогатели. Русские знали, что мы связаны по руками и ногам на Западе.

Они действительно могли вытянуть из нас что угодно. Только во время визита Молотова, я сказал ему, что их требования, их бесчисленные требования – неприемлемы для нас. В результате чего эти переговоры резко прекратились в то же самое утро.

Всего было четыре темы. Первая тема, которая касалась и Финляндии, - свобода защитить себя от финской угрозы, как он говорил. [Я сказал] только не говори мне, что Финляндия Вам угрожает. Но он сказал, что «В Финляндии… они там предпринимают действия против друзей Советского Союза. Они могут предпринять [действия] и против [нашего] общества, против нас – они могут постоянно надоедать нам, но [нашей] великой силе не может угрожать [какая-то] маленькая страна.

Я ему сказал, что «Вашему существованию вовсе не угрожает наличие Финляндии, не говорите мне!

Маннергейм: Смешно!

Гитлер: … так вашему существованию угрожает Финляндия? Ну, сказал он, это нравственная угроза великой силе ибо то, что делает Финляндия – нематериальная угроза нашим моральным устоям. После чего я сказал ему, что мы не будем следить за грядущей войной в районе Балтийского моря, как пассивные наблюдатели. В ответ он спросил: «Какими мы видим свои позиции в Румынии?»

Ты знаешь, что мы дали им гарантии. [Он хотел знать] направлены/касаются ли эти гарантии и России тоже? И в этот момент я ему сказал, что «Я не думаю, что они направлены на Вас, потому что я не думаю, что вы собираетесь нападать на Румынию. Вы всегда утверждали, Бессарабия и так ваша, но вы никогда не намеревались нападать на Румынию.

«Да, - сказал он мне. – Мы хотели бы знать точнее, гарантирует ли это…» [открывается дверь, запись прерывается]

Есть мнение, что голос человека на записи не принадлежит Гитлеру, а есть тщательно сработанная фальшивка -смотри видео выше, где в общем-то скорее наоборот, подтверждают подлинность записи, но опровергают ее секретность.

В остальном выглядит очень похоже, потому как фюрер действительно был очень недоволен несогласованной атакой Греции итальянскими союзниками, равно как и тем, что нацистам пришлось помогать фашистам, а также отвлекаться на африканский театр.

Германская разведка недооценила мощь реформированной к тому времени РККА, которая в результате чисток сменила командный состав и главное, что не смогли оценить германские стратеги, желание победить и степень самопожертвования советского народа, что выразилось не столько в ожесточенном сопротивлении, сколько в быстрой эвакуации и восстановлении потенциала советской промышленности.

Цифры, которые Адольф называет по тяжелым танкам - нечто феноменальное. Что 35 тысяч построенных, что 34 тысячи уничтоженных - откровенный гон.

В 1939 году РККА оперировала порядка 20.000 танков, большинство из которых считались устаревшими, но на фоне потрепанного немецкого парка даже они выглядели вполне боеспособными. Накануне войны в советских частях числились около 18 тысяч исправных танков и 25.000 танков всего, в то время как Гитлер задействовал в первой кампании только 4.000 танков. За пять лет Великой Отечественной войны в СССР были выпущены 104 тысячи танков!

Говорят, что встреча с Молотовым действительно имела место быть за год до начала Отечественной войны и финский вопрос поднимался в числе прочих, но он не имел особого значения и на переговорах с Молотовым фюрер на самом деле подтвердил, что будет не против, если Сталин раздерибанит фашистского союзничка, ибо он сам был действительно сильно занят в Европе и опасался, что СССР ударит раньше и совсем в другом направлении.

Вот такая история. Хотите верьте, хотите - нет. 19 сентября 1944 года Финлнядия, которая вместе с гитлеровцами участвовала в геноциде русского населения на Кольском полуострове, вынуждено сделала политическое сальто и вступила в так называемую Лапландскую войну, где ее противником стала уже... нацистская Германия.