Чужие и свои послевоенного Донецка

Какие настроения царят в Донецке во время шаткого перемирия?

«Я, наверное, сумасшедший, но год назад тут было лучше», — говорит мой знакомый, пишет донецкий журналист Рамиль Замдыханов в колонке, опубликованной в №47 журнала Корреспондент от 27 ноября 2015 года.

Мы едем в троллейбусе по Артёма, главной донецкой улице, и через громкоговорители голос диктора спокойно объясняет нам, что делать в случае внезапного артиллерийского обстрела: куда бежать, где прятаться.

Объявление почти никто не слушает. В вероятность новых обстрелов не верят или не хотят верить. Мирная действительность всё сильнее и напористее выдавливает из Донецка реалии военного времени, выдавливает куда-то на периферию города, на окраину общественного сознания.

Вот уже примерно полгода как артобстрелов, накрывающих основные жилые кварталы города и центр, нет. Хотя порой появляются сообщения о боях, перестрелках и попаданиях мин и снарядов на северную и северо-западную окраины, туда, где Донецк граничит с Песками, Спартаком, Авдеевкой, где проходит дорога на Марьинку.

Но в остальной части города — мир и благодушие, и только глуховатая канонада или раскаты взрывов заставляют местных жителей озабочено интересоваться друг у друга: «Что, опять стреляют?» Раньше, в мирное время, так беспокоились о плохой погоде, которая никак не желала уходить.

Как можно тосковать о той реальности?! Но приятель продолжает свою мысль: «Понимаешь, год назад в городе остались только хорошие люди. А тот, кто таким не был, — так жизнь его заставила стать нормальным». И продолжает безо всякой надежды на лучшее: «А теперь понавозвращались…».

Встретившись после годичной разлуки, земляки начинают воспринимать друг друга по-разному. Чаще всего так же, как и до войны. Но иногда настороженно. И всех можно понять

Его мнение неуникально. Встретившись после годичной разлуки, земляки начинают воспринимать друг друга по-разному. Чаще всего так же, как и до войны. Но иногда настороженно. И всех можно понять.

Война, рухнувшая на город летом 2014-го, поставила каждого перед выбором: находиться ли тут, ежедневно рискуя оказаться жертвой обстрела? Рисковать жизнью и имуществом в условиях, когда привычные законы сменили законы военного времени, которые мало кто видел в глаза, а значит, многие трактовали на свой вкус и понимание.

Опасаться лишиться помощи близких, сделавших свой выбор, а остаться без неё значит обречь себя на гибель от одиночества. И, конечно, дети. Которые ничего не понимали, им просто было страшно, а разрешить детям жить в страхе позволит не каждый родитель.

Потом к этим обстоятельствам добавились экономические испытания: отключение банковской системы, блокада выплаты пенсий - да мало ли было причин, заставлявших городских обывателей кланяться порогу и искать временное пристанище вдали от родного дома - в Украине, России, далее везде. Куда занесёт.

И вот установившееся перемирие или прекращение огня — никто не в состоянии дать правильное определение ситуации, шатающейся и норовящей свалиться в грохочущее падение, словно замедляющий вращение волчок. И тем не менее даже такое развитие событий многие томившиеся в чужих стенах, среди новых людей, без адекватной их умениям и накопленному опыту работы, восприняли положительно. Не стреляют — возвращаемся. Там дом. Там всё знакомое.

Те, кто так решил, ошиблись в последнем предположении. Всё изменилось. Оказалось, что войти два раза не только в одну реку, но и в один и тот же город нельзя. Всякий раз на тебя текут новые люди, новые реалии, новые обстоятельства.

Невозможно представить, чтобы оставались прежними горожане, ежедневно ходившие на работу или в магазин под шелестящими над ними минами. Научившиеся на слух различать полный пакет Града от его половины. Корректировавшие поход за помощью от Ахметова с последними известиями об обстрелах в социальных сетях. Для которых плюс и минус — это не математические знаки, а входящие и исходящие прилёты.

Но ведь были и те, кто ежедневно вчитывался в интернетовские сводки и находясь в 1 тыс. км вдали. Те, кто потом реагировал на взрывы острее жителей соседних кварталов, чем вызывал у непосредственно обстреливаемых приступы бессильной злобы. Все они тоже стали другими. И вот теперь им предстояла встреча.

Наверное, так ощущают себя бывшие супруги, которые, взвесив все за и против, принимают рациональное решение сойтись и продолжать жить дальше. Ради детей. Потому что так удобнее. Потому что врозь трудно, а найти нового спутника тяжело, да и зачем. Но, объединившись под общей крышей, неожиданно обнаруживают, что всё изменилось. Всё стало другим.

Тут стали как-то иначе воспринимать Украину. Без злобы, без агрессии. Но со странным ощущением отстранённости

Тут стали как-то иначе воспринимать Украину. Без злобы, без агрессии. Но со странным ощущением отстранённости. Тут уже привыкли к другой валюте в кошельке и немного нервно переспрашивают, увидев неподъёмный ценник: «Это в гривне? А, в рублях». В рублях цена кажется более справедливой, хотя всё равно дорого.

Тут ориентируются в схемах обналичивания денег с банковских карт, умеют пересекать новые границы и блокпосты так же лихо, как тибетские шерпы взбираются на недостижимые для европейцев заснеженные вершины.

А ещё тут говорят о местных людях в военной форме «наши», даже если не всегда согласны с их действиями.

Люди, вернувшиеся из мирной жизни в мирный город, не всегда хотят замечать, что на деле они попали в город послевоенный. А те, кто знаком с действительностью не понаслышке, уточняют: не послевоенный, а прифронтовой. И тех, кто это пока не прочувствовал, по слухам, видно издалека. Или на их счёт просто легко списать все бытовые неурядицы и конфликты, которые и без того проявились бы в жизни большого города.

Жалуются, что подрезают на дорогах, — во время войны так не делали. Шумят и скандалят в очередях — а во время обстрелов люди вели себя спокойнее и солидарнее. Выросли цены — а ведь даже во время войны это стоило дешевле. И всё сильнее и дольше заполнены кафе и рестораны, пустовавшие в те дни, когда осколки прошивали насквозь и убивали людей на соседних улицах. И все понимают, что сидят там не те, кто слышал тогда взрывы своими ушами. Да? Не те?

Единственный момент, в котором безоговорочно солидарны все, кто пережил войну, без разницы где — в Донецке ли, в Белгороде или Черкассах, — никто из них не хочет, чтобы она вернулась вновь

Единственный момент, в котором безоговорочно солидарны все, кто пережил войну, без разницы где — в Донецке ли, в Белгороде или Черкассах, — никто из них не хочет, чтобы она вернулась вновь. Никто не желает новой переаттестации с выдачей новых статусов ветеранов, блокадников и детей войны.

Но, как хорошо знают и те и другие, война придёт, не спросит. И, кажется, это та самая мысль, которая примиряет тут всех со всеми.

Этот материал опубликован в №47 журнала Корреспондент от 27 ноября 2015 года.