Дорога смерти в экспонатах и шедеврах

Если бы каждая пуля, снаряд или артиллерийская мина находили жертву, в Донбассе не осталось бы ни зверя, ни человека. В частности, подсчи­тано, что за время гражданской войны произведено порядка пятнадцати миллионов выстрелов из оружия всех калибров, а вес гильз приближается к восьми тысячам тонн

«Металлисты» вышли на тропу войны

Утверждаю это не с чужих слов. В свое время, проехав на второй день завершения боев по так называемой дороге смерти Иловайск – Старобешево, мы с водителем насчитали более полутора сотен единиц сожженной техники, в том числе «Ураганов» и тяжелых танков.

Что же касается обочин и прилегающих к блокпостам территорий, то отстрелянные унитары здесь можно было сгребать совковой лопатой. Чем, собственно, спустя неделю и занялись добытчики металлолома. Заодно они до последнего миллиграмма сгребли с асфальта расплавившийся свинец танковых аккумуляторов.

Именно в этот период оживилась работа скупок металлолома. По имеющей­ся информации, оборот средств возрос до трехсот и более процентов, а их владельцы сумели в разы увеличить собственные капиталы.

Похоже, в скупке металлолома оказалась упавшая за околицей старобешевского села Новокатериновка «Точка-У», на фоне которой я запечатлел одного из своих попутчиков. Испарилась ракета вместе с помятым реактивным двигателем и боевой частью, чей заряд способен разнести не только саму скупку, а и более крупный объект.

Однако, как видим, «металлистов» особо не смущали тяжкие последствия рискованного ремесла. Иначе бы они не тащили с полей сражений неразорвавшиеся фугасы.

Кстати, данная тенденция не нова. В свое время меня познакомили с жителем волновахского поселка Ольгинка, назовем его Юрием Тимофеевичем, который добывал кусок хлеба насущного на месте разбомбленного в 1943 году вермахтовского эшелона с боеприпасами.
– Не страшно ли ходить в обнимку со смертью? – поинтересовался я в первые же минуты знакомства с рискованным гражданином.

– Пусть боится тот, кто не смыслит в саперном деле, – ответил он. – А я побывал в двух горячих точках, знаю, на каком коне подъехать к авиабомбе, снаряду или установленной на горной тропке оборонительной гранате «Ф-1». И потом, тружусь не только ради собственного блага. Очищаю, так сказать, хлебную ниву от вредных примесей и в меру слабых сил помогаю государству выполнять план по сбору металлолома.

Трудовая деятельность Юрия Тимофеевича вполне могла бы стать примером для подражания, да вот незадача – далеко не каждый обу­чен сложному ремеслу. Большинство «металлистов» действует по методике начинающего грибника, в корзинке которого можно обнаружить подосиновик и смерте­льно ядовитую поганку.

Поэтому будет разумнее, если очисткой хлебной нивы и населенных пунктов займутся профессионалы. По крайней мере, это сведет к минимуму несчастные случаи на полях отгремевших сражений и обезопа­сит мартеновские печи от взрывоопасных предметов.

Букет гвоздик в снарядной гильзе

Усадьбу слесаря теплосети Донецка Виктора Михалева тоже можно принять за скупку. Снарядные гильзы, обезвреженные мины, лишенные ядовитого жала гранатометы, изувеченное в горниле войны стрелковое вооружение. Однако собранному здесь военному хламу не суждено попасть на переплавку.

Еще до знакомства с Виктором мне продемонстрировали изящ­ную вещицу – букет гвоздик, сделанный из гильзы тридцатого калибра. А заодно назвали имя автора работы.

Глядя на вещицу, можно было подумать, что сделана она в светлой мастерской, где рядами выстроились кузнечный горн, токарный, фрезерный и прочие станки. И в то же время я не питал особых иллюзий. Они развеялись еще задолго до войны, во время знакомства с мастеровыми мужи­ками, среди которых наиболее ярко выделяются построивший двухместную субмарину землепашец из Великоновоселковского района Владимир Пилипенко и превращающий ржавые железнодорожные болты в потешные статуэтки житель Волновахи Константин Хараман.

По крайней мере, мастерская дончанина живо напомнила устроенную во времянке судоверфь и железнодорожный контейнер, где списанные костыли обретали свою вторую жизнь.

Точно такие же сквозняки, теснота, закопченный потолок и прочие неудобства мало содействовали творческому процессу. А заодно вызывали ассоциацию с донным илом, благодаря которому рождаются безупречной формы озерные лилии.

Мастерская и двор загромождены корпусами «Градов», гранатометов, минами. Все это разорвалось или выстрелило на земле донецкой и теперь выглядит настолько мирно, что ученик Николай Ткачук, выполняя поручение наставника, безо всякой опаски копается в железном хламе. Тем самым молодой человек принимает посильное участие в создании композиции, центральной частью которой станет фигурка прикрывающей от осколков собственное чадо молодой матери.
Сюжет вполне реалистичен. И подсмотрен он на трамвайной остановке во время очередного артобстрела. И вообще, война заметно сказалась не творчестве дончанина.

– Раньше, – признается Виктор, – я во главу угла ставил форму и мог неделями корпеть над шлифовкой лепестков дикой розы – шиповника. Теперь понимаю, что главное все-таки – это идея, смысл. А форма – это не более чем способ их выражения.

Бессребреник. Когда получил заказ на оформление памятника погибшим детям Донбасса, даже не обмолвился о гонораре. Исключительно словами благодарности рассчитываются с мастеровым мужиком устроители выставок, сотрудники музеев и художественных фондов. Аналогичной монетой Виктор платит ополченцам, которые на сугубо добровольных началах поставляют военный хлам. Как сказал один из них, любуясь букетом гвоздик в снарядном стакане, ради такой красоты он готов таскать металлолом хоть с передовой, хоть из преисподней.

Летописи черные страницы

Своеобразное применение военному хламу нашли и в Старобешевском районе. Землякам Прасковьи Ангелиной, как и дончанам, за этим добром тоже не пришлось далеко ходить. На той же дороге смерти Иловайск – Старобешево столько осталось искореженного металла, что им без труда можно загрузить пару-тройку железнодорожных эшелонов и маленькую тележку в придачу.

К чести местных властей и ополченцев, они очистили дорогу смерти в ав­ральном порядке. Посильное участие в операции, разумеется, приняли и добытчики металлолома. Собрали не только отстрелянные унитары, но и соскребли, как я уже упоминал, с асфальта расплавившиеся «внутренности» панцерников.

– Затрудняюсь назвать автора идеи, – рассказывает научный сотрудник Музея Прасковьи Ангелиной Игорь Авдеев, – использовать военный хлам в качестве экспонатов. Так уж получилось, что сразу несколько старобешевцев принесли нам пробитые каски, смятое в лепешку стрелковое оружие, подбитый беспилотник и многое другое.

В числе первых клиентов музея оказался житель Старобешево Дмитрий Пефтиев, который принес, как он назвал, «счастливую» танковую болванку:

– Представляете, – сказал он, – эту штуковину я вытащил из собачьей кону­ры. А перед этим она насквозь прошила дом, засыпав штукатуркой стол, за которым ужинала моя семья. И вот что самое любопытное: никто, включая дворового пса, не получил и царапины.

С Владимиром Дубровиным из села Береговое приключилась не менее занима­тельная история:

– Я удил рыбу на Кальмиусе, когда начался обстрел тяжелыми реактивными снарядами, – вспоминает пенсионер. – Один из «Смерчей», как мне показалось, попал в мой дом. Обвальный грохот, море огня. Ну, думаю, оста­лся под старость без жены и собственного угла.

К счастью, страхи оказались преждевременными. Когда поднятые снарядом пыль и дым осели, перед глазами Виктора Михайловича предстал его дом. Убедившись, что жена преспокойно отсиживается в подвале, а повреждения не такие уж страшные, хозяин погрузил хвостовик «Смерча» в автомо­биль, и вскоре несущая часть смертоносной сигары заняла свое место сре­ди первых экспонатов.
Собственно, здесь за каждым из них кроются трагедия или чудесное спа­сение конкретного человека. Часть приключений записана, другая дожида­ется своего часа.

– И хотя это будут самые скорбные страницы летописи земли донецкой, – продолжает Игорь Авдеев, – мы обязаны сохранить их для потомства. А за­одно сделать все возможное, чтобы обезопасить детвору от контакта с неразорвавшимися снарядами и растяжками, которыми щедро засеяна хлеб­ная нива малой родины Паши Ангелиной. Для этой цели приглашаем специалистов, которые доходчивым языком объясняют школьникам-экскур­сан­там, как надо правильно поступить при обнаружении подозрительного предмета. В качестве же наглядного материала служат десять тысяч военных экспонатов, для которых выделили отдельный зал.

Насколько мне известно, филиал Музея гражданской войны - единственный на всю округу. Превращающий военные трофеи в произведения ис­кусства Виктор Михалев, если не считать ученика Николая Ткачука, тоже единственный в своем роде. Но это, надо полагать, вопрос времени. Если есть первопроходцы, то обязательно найдутся и продолжатели благих дел.

Юрий Хоба для Донецкого времени