Корректоры душ

В бешеном ритме современной жизни человеческая психика подвергается нешуточным нагрузкам. Что уж говорить о Донбассе, третий год живущем в зоне военного конфликта!.. Как следствие, страхи, комплексы, коммуникационные проблемы, разлады в семьях. Но возможность справиться с этими трудностями есть. Сегодня мы познакомим вас с Центром коррекционной и семейной психологии, функционирующим в Донецке. Учреждение как раз и призвано развязывать узлы и путаницы наших душ. О работе центра мы побеседовали с его директором ‒ Ириной Огилец.

Ирина огилец

Первые на постсоветском пространстве

– Ирина Валерьевна, расскажите немного о вашем центре.
– Наше учреждение работает с 2012 года. Мы оказываем психологическую поддержку как взрослым, так и детям. Круг вопросов, которые мы решаем, довольно обширен. Например, что касается детской психологии, то наш центр рассматривает проблемы начиная от страхов, неврозов, неуспеваемости в школе, трудностей взаимоотношений с родителями и сверст­никами, вплоть до расстройств аутистического спектра, задержек речевого, психического и умственного развития. У нас работают психологи, дефектологи, логопеды, педагоги. Мы стараемся комплексно подходить к проблемам.

Если у нас на коррекции находится ребенок, то мы оказываем поддержку и родителям: выравниваем эмоциональное состояние, помогаем найти эффективные пути семейного взаимодействия. Ведь зачастую проблема не только в детях. Есть такое понятие «семейная система» – любые проблемы внутри семьи обязательно сказываются на ребенке.

Стоит отметить, что центров коррекционной и семейной психологии всего два на постсоветском пространстве. Подобное учреждение есть в Ульяновске, но наше было открыто раньше и, можно сказать, стало образцом для российских коллег.

– Во время войны центр приостанавливал свою деятельность?
– Нет, мы работали без остановок. Однако был момент, когда нам пришлось начинать практически с нуля. Во-первых, часть сотрудников уехали. Кроме того, мы потеряли много клиентов. Ведь до войны к нам обращались люди не только из Донецка, но и из других городов области. Сейчас некоторые из них остались на территории, неподконтрольной ДНР, и не могут к нам приехать. У многих в связи с войной возникли финансовые трудности, и они не могут себе позволить лечиться у нас. Но тем не менее определенный круг клиентов у нас есть, штат сотрудников мы сформировали заново, продолжаем работать и решаем те же проблемы, что и до войны. Сейчас среди наших подопечных преобладают дети с особенностями развития.

План корректировки

– То есть можно сказать, что с тяжелыми случаями к вам обращаются чаще, чем с легкими. Как бы вы это объяснили?
– В первую очередь, это связано с тем, что центров, подобных нашему, рядом нет. В ДНР есть учреждения, где оказывают психологическую поддержку и решают проблемы, вызванные напряженной, военной обстановкой, – такие как неврозы, страхи. Даже государственные проекты такого рода присутствуют. Но со сложными вопросами людям обратиться, можно сказать, некуда, единственная надежда для них – наш центр. Потому и едут к нам со всей Республики.

Кроме того, детей с особенностями развития сейчас стало, к сожалению, больше, чем прежде. Соответственно увеличилось и число обращений в наш центр.

Не стоит сбрасывать со счетов и фактор доверия к психологу. В отличие от Запада, где психологической поддержкой пользуются широко и регулярно, у нас зачастую с легкими расстройствами к специалисту не идут. Обращаются лишь в тех случаях, когда проблема ярко видна.

К счастью, наконец, появились психологические службы при школах и детских садах. Так что, если случай не очень сложный, его можно рассмотреть и там.

– Насколько компетентные психологи работают в сфере образования?
– Я не могу судить, поскольку не курирую эту область. Конечно, как и везде, есть специалисты разного уровня. Но, насколько я знаю, в Республике много сильных психологов. Эта специальность достаточно новая в нашем обществе, поэтому и кадры в ней задействованы зачастую зрелые. Например, у меня это уже второе образование, первое – филологическое. И у большинства моих коллег та же история. Люди идут в психологию осознанно, а потому, как правило, любят свою профессию.

– Вы говорите, что детей с особенностями развития стало в последнее время больше. С чем это связано?
– Я не врач, поэтому не могу говорить определенно с медицинской точки зрения. Конечно, тоже интересуюсь этим вопросом. Мнений высказывается очень много, есть ряд теорий, пытающихся объяснить это печальное явление. Однако эти теории зачастую противоречивы. Однозначного ответа пока нет.
Но давайте не будем углубляться в эти вопросы, оставим их медикам. Честно говоря, нам даже не всегда принципиально, как называется то или иное расстройство. Наша задача – скорректировать психологическое состояние человека. Мы работаем по факту. Известно ведь, как должен ребенок в определенном возрасте разговаривать, играть, социализироваться. Мы обнаруживаем нарушения, отклонения от нормы – и разрабатываем план корректировки.

Комплекс для всей семьи

– Вы часто имеете дело с аутистическими расстройствами. Как вообще лечат аутизм?
– Мы не говорим о лечении как таковом. Во-первых, есть разные виды аутизма, разные его степени, да и сами дети тоже разные. В данном случае, подчеркиваю, речь идет не столько об аутизме, сколько об аутистических расстройствах. И каждый случай коррекции индивидуален. Здесь нельзя, как, например, в логопедии, использовать общую методику.

В первую очередь стоит отметить, что мы работаем комплексно, привлекаем к нашей терапии родителей, ведь их помощь крайне необходима. Если они понимают важность своего участия в процессе коррекции, то и результаты будут куда лучше. Невозможно решить подобную проблему исключительно силами психолога. Да, ребенок приходит на коррекционные занятия, но ведь большую часть времени он проводит дома. Здесь не так важно на­учить распознавать цвета или геометрические фигуры, первоочередная задача – помочь малышу наладить общение с окружающими. Аутистические расстройства – это, прежде всего, нарушения коммуникации, социализации. Поэтому тех часов, которые ребенок проводит в нашем центре, недостаточно. Остальное время его коррекцией должны заниматься близкие. Только тогда возможен позитивный результат. И мы даем родителям те знания, методы, которые им необходимы для такой коррекции в быту.

В этой связи очень важно, чтобы родитель сам находился в ровном эмоциональном состоянии. В противном случае он может усугубить проблему. Поэтому мы параллельно помогаем и родителям. В этой комплексности – залог нашего общего успеха.

Таким образом, мы не заявляем, что лечим аутизм. Мы помогаем детям с аутистическими проблемами адаптироваться в социуме. А их родителям – научиться жить с такими, особенными детьми.

– И все-таки к вам обращаются не только с аутистическими расстройствами, но и с более простыми, решаемыми проблемами?
– Да, конечно. С такими трудностями чаще всего сталкиваются подростки. Их возраст – кризисный, ребятам зачастую бывает сложно наладить взаимопонимание с окружающими: сверстниками, учителями, родителями.
Бывает, что к нам обращаются с каким-нибудь внешне незначительным расстройством, а мы находим, что проблема коренится гораздо глубже. Например, у ребенка плохая успеваемость в школе, но, обследовав его, мы рекомендуем родителям посетить невролога или даже психиатра. Становится очевидным, что мы имеем дело не просто с поведенческим моментом, а со случаем, требующим медицинского вмешательства.

Сильное провоцирующее начало

– Возможно, появилась новая группа проблем, связанных с боевыми действиями?
– Большинство расстройств вообще возникает с определенным толчком. А нынешняя ситуация – война – является в этом отношении очень сильным провоцирующим началом. Многие, приходя к нам на первичную консультацию, акцентируют внимание, что та или иная проблема появилась после обстрелов. Да и не только обстрелы виноваты. Вся эта ситуация так или иначе влияет негативно.

Например, ребенок живет в более-менее благополучном районе, канонаду слышит лишь отдаленно, но испытывает трудности иного рода – связанные с переездами. Ведь сейчас почти в каждой семье то детей на время перевозят к бабушке, то кто-то из родителей выезжает, то вообще вся семья снимается с места и перебирается на другую квартиру. Все эти миграции, смена обстановки, окружения – травмирующая ситуация для ребенка.

Даже совсем маленькие дети, которые еще не понимают, что происходит вокруг, страдают в такой нестабильной ситуации – их эмоциональное состояние очень тесно связаны с родительским. Если мать живет в тревоге, страхе, неуверенности, то и у малыша проявятся какие-то соматические проблемы. Или как минимум будет нездоровый сон.

– А как вы решаете такого рода проблемы? Как успокаиваете людей, к вам обратившихся?
– Есть определенные способы устранения разных психологических расстройств. В зависимости от возраста клиента, от причины, вызвавшей проблему… Например, с детьми мы практикуем проективные методики. Арт-терапия, песочная терапия.

Ребенок занимается творчеством, и это помогает откорректировать его эмоции, ему удается таким образом выразить то неосознанное, что его тревожит. Что касается взрослых, то, в принципе, способы идентичны. Человеку необходимо помочь выразить свою напряженность, дать ей выход. То же творчество очень помогает, есть еще телесная терапия – осознание своих эмоций через тело. Методик достаточно много.

Диагностический месяц

– Если я правильно понял, центр оказывает услуги разного уровня сложности. От совета до целого курса терапии. Причем комплексной терапии, семейной.
– Безусловно. Бывает, что мы ограничиваемся советом, куда людям лучше обратиться за помощью. Но чаще всего уже на первичной консультации ставится предварительный диагноз, который позволяет ориентироваться, в каком направлении нужно работать. Однако с первого взгляда вся проблема может не раскрыться. Ребенок, может, просто стеснителен или в плохом настроении и потому замкнут, а вовсе не из-за коммуникационных нарушений. В течение месяца мы всесторонне изучаем проблему, этот период у нас принято называть диагностическим месяцем. Ребенок работает со своим специалистом, родители – со своим.

– А за пределы месяца выходите?
– Конечно. После диагностического периода начинается целенаправленная коррекционная работа. Однако с началом боевых действий мы вынуждены перестраивать свои программы. Если раньше мы ориентировались на длительную коррекцию, то сейчас зачастую приходится больше опираться на самостоятельную работу родителей. Например, у нас есть клиенты, которые живут за пределами ДНР, им не очень удобно приезжать к нам часто, несколько раз в неделю, поэтому мы разрабатываем для них специальные программы, ориентируем родителей, как закреплять полученный эффект в домашних условиях.

– С кем легче работать: с детьми или взрослыми?
– Лично мне легче с детьми, но вообще интересно работать со всеми. С каждой возрастной категорией – по-своему.

Выиграют все!

– Важно ли стремление самого пациента пройти корректировку?
– Исключительно важно! Часто к нам обращаются мамы взрослых детей: помогите сыну, дочери. Мы вынуждены отказывать, потому что не видим главного – желания самих сыновей и дочерей решать свои проблемы. Если вы не хотите получить помощь, насильно мы вам ее оказать не сможем.

С маленьким ребенком проще. Его привели (или даже принесли), он здесь играет, его развлекают – чаще всего малыши не хотят от нас уходить после окончания занятия.

– А бывают случаи, когда дети с готовностью идут на коррекцию, а вот родители с собой работать не позволяют, не видят необходимости проходить терапию?
– Бывает и такое. Иногда родитель вдруг перестает поддаваться коррекции. У каждого человека есть свой предел, дальше которого он не готов меняться. Некоторые не хотят трансформировать свое внутреннее, эмоциональное состояние или семейные отношения, считают текущее положение дел удобным для себя. Опять же, насильно мы не работаем…

Знаете, к сожалению, психологическое воспитание у нас пока не на должном уровне. Многие наотрез отказываются обращаться за советом к психологу, говорят: зачем, я и так нормальный. Смешивают психологию с психиатрией… Но я надеюсь, что вскоре ситуация изменится. То, что в учебных заведениях вводят штатную единицу психолога, – это уже позитивный сдвиг.

– Вы удовлетворены результатами вашей деятельности?
– Да, я считаю, что мы можем говорить об успешности нашего предприятия. Однако, повторюсь, нынешняя гуманитарная ситуация не располагает к значительному росту клиентуры. Наш центр частный, и нередко люди не могут себе позволить наши услуги. Мы, конечно, со своей стороны идем навстречу, проводим благотворительные мероприятия. Например, устраиваем бесплатные первичные консультации – клиент обращается к нам со своей острой проблемой, а мы ориентируем его, куда лучше обратиться в первую очередь.

– Возможно, вашему центру чего-то недостает?
– Я считаю, такие центры, как наш, социально значимы. Хотелось бы, чтобы это осознавалось и на высшем уровне. Ведь дети – наше будущее, их душевное, эмоциональное здоровье – это основа процветания государства. Проблемы нужно решать как можно раньше, и делать это должны профессионалы. Однако, повторяю, зачастую семьи не имеют финансовой возможности для обращения к специалистам. И было бы здорово, если бы государство каким-то образом поддерживало особенных детей, давало им возможность обрести свое место в обществе, гармонизировать их внутреннее состояние. От этого выиграют все: и мы, специалисты, и дети, и само государство.

Отсюда

вКонтакте | в FaceBook | в Одноклассниках | в LiveJournal | на YouTube | Pinterest | Instagram | в Twitter | 4SQ | Tumblr | Telegram

All Rights Reserved. Copyright © 2009 Notorious T & Co
События случайны. Мнения реальны. Люди придуманы. Совпадения намеренны.
Перепечатка, цитирование - только с гиперссылкой на https://fromdonetsk.net/ Лицензия Creative Commons
Прислать новость
Reklama & Сотрудничество
Сообщить о неисправности
Помочь
Говорит Донецк