Памяти Талгата "Индейца Джо" Нигматулина

34 года сегодня, как убили Талгата Нигматулина. А через месяц, 5 марта, ему бы исполнилось 70.

Талгат Нигматулин

Я его впервые увидела на экране еще маленькой – в роли Индейца Джо в «Приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна». И с тех самых пор и по сей день эта роль, этот герой именно в этом воплощении для меня – самый страшный, самый жуткий из всех кинематографических злодеев, каких я только видела. Года три назад мне ужасно захотелось пересмотреть «Тома Сойера», и я это сделала. Много чего в этом фильме оказалось… как старая пыльная неуклюжая детская игрушка, казавшаяся в детстве блистательным совершенством, а взрослыми глазами увиденная во всей своей беззащитной жалкости. Индеец Джо остался неизменным. Таким же, как был. Таким, при одном только появлении которого, при одном только взгляде на которого в животе холодеет и сердце стремительно и страшно падает вниз.

Тогда же, три года назад, я характерным образом зациклилась. Такое со мной периодически случается: какая-то тема или личность занимает меня настолько, что ни о чем другом не могу думать и принимаюсь изучать настолько глубоко, насколько это возможно в предоставленных мне условиях – с помощью интернета. Вот в тот период я в буквальном смысле заболела Талгатом. «Заболела» - не фигура речи: изучение его судьбы действительно оказывало на меня какой-то странный тягостный эффект. Мне физически было нехорошо, а с какого-то момента вообще возникло неприятное ощущение мистического толка, как будто, углубляясь в эту историю, я притягиваю в свою жизнь что-то опасное.

Я посмотрела все передачи и документальные фильмы, какие только нашла. Прочла все, до чего смогла дотянуться, в том числе мемуарные и дневниковые записи людей, одновременно с Нигматулиным попавших в секту. Интервью, статьи, обсуждения. Нашла даже пару художественных текстов, где в качестве неглавного, но яркого и важного героя был выведен Талгат. Мало что я встречала настолько страшное. История сект – особенно в подпольном советском изводе – тема, давно мне чрезвычайно интересная. Конкретная, искусственно и по-своему гениально созданная секта меня своим устройством и механизмом распространения потрясла до основания. Как виртуозным мошенничеством, легшим в основу (не искрометно-бендеровским, а тяжеловесно-мрачным), так и специфической самоубийственной готовностью тогдашней интеллигенции это в себя впустить и этому подчиниться. Отдельно увлекательно – жуткой увлекательностью нарастающего липкого кошмара, от которого не имеешь сил оторваться, хотя все внутри кричит «хватит, не нужно, не лезь в это, отбрось!» - было читать о филиалах, особенно – Вильнюсском, где и нашел свой конец Талгат. Я с ужасом, в частности, осознала тогда, что пара очень известных на постсоветском пространстве психологов-популистов, чьи книги и сейчас прекрасно продаются, - представители той секты, внесшие посильный вклад и в ее становление, и в ее бытование, и в кормление монстра новыми жертвами. Да как же это, я их книги читала и знала людей, которые их очень уважали, а они, оказывается, - …они. Все, кто писал о Талгате, кто видел его в последние годы и в секте, и за ее пределами, говорили о нем с уважением и теплом. Как о человеке, совершенно не затронутом «звездной болезнью», щедром, тонком, добром и именно ищущем. И я все думала с горечью о том, как главной его поучающей трагической ролью стала просто его реальная жизнь. О том, как он олицетворил чудовищное одиночество поиска, безверия, взыскующего веры, тоски по мудрой силе, за руку ведущей к чему-то большому и важному. О том, как то, что казалось ему спасительными фонариками, направляющими сквозь тьму, на самом деле было болотными огнями, заманившими к погибели. О том, как до самого конца он запрещал себе усомниться и верил в «испытания» и «искушения» - и какая была в этом, на самом деле, смелость, какое смирение, отданные – да, замаскированному Злу, но посвященные-то Добру, искренне и от всей души.

Главное – не пытаться себе представить. Но трудно не представлять. Почти поминутно ведь хроника восстановлена. Вот такие же сумерки были, наверное. Холодный Вильнюс. Пар изо рта, дубленки и меховые шапки. Богемная квартира. И безропотное послушание, осознанно и героически наложенное на себя доверчивым запутавшимся человеком, до конца не допускавшим мысли, что этот ужас может не закончиться… точнее, что он может закончиться так, как закончился. Все ссылки я осознанно удалила. Никогда больше не стану искать их заново. Ужас и жалость никуда не делись. При одной только мысли о Талгате Нигматулине я в первую же секунду чувствую именно это: ужас и жалость. А потом – тоску, горечь, недоумение. А потом – что могло бы быть и как могло бы быть.

Мне кажется искренне трогательным миф, довольно долго бытовавший в народе после гибели Талгата. Те слухи, согласно которым, он заступился на ночной улице за девушку, дрался один против всех, но силы были слишком неравными. На этот апокриф еще любили ссылаться при обсуждении карате и вообще восточных единоборств. Мол, это только в кино такой боец может победить всех. А в жизни – вон оно как, наш советский Брюс Ли – и тот не сдюжил. Этот миф мне понятен, в нем – не только отсвет всеобщего подросткового восхищения и сожаления, но и какая-то правильная и точная интенция: такой человек, такой герой (герой в жизни, Герой, герой фильма – все сразу) мог погибнуть только так и не иначе. А реальная история его гибели совершенно обескураживала обычных поклонников, далеких от темы всяческих духовных поисков и психологии сектантства. Хорошо помню один давний разговор: моим собеседником был оперативник, во всех отношениях сильный мужчина. В отличие от многих, он узнал, что случилось с Нигматулиным, тогда же, когда это случилось. И у него это совершенно не укладывалось в голове на протяжении многих лет. Он то и дело возвращался мыслями к этой истории и не мог найти ответа на вопрос, как такое возможно. Это же Талгат. Это же Брюс Ли. Это же… И он – вот так – дал – с собой?! Он же был не слабый, он же был сильный! И я с того разговора все думаю, как же иногда не видящая полутонов простота правильней, верней и спасительней любой «цветущей сложности», неоднозначности и попытки ощупью найти не прямой путь от А до Б, а непременно лабиринт, да чтоб точно без выхода.

И сразу – не ради виньетки в тексте, честное слово, а оно само так! – в голове возникает образ лабиринта из «Тома Сойера». Подземные ходы, запутанные коридоры, пещеры, где Индеец Джо крался к своему помеченному крестом тайнику, освещая себе дорогу свечой, и его точеное лицо в отсвете дрожащего огонька казалось еще более страшным в своей безупречности. А потом вспоминается, как с ледяным этим лицом он сидит на суде – и вдруг стремительно вскакивает и, оскалившись, выпрыгивает в окно. А потом – как глухонемой испанец снимает шляпу, синие очки и длинноволосый парик, отклеивает усы, и сердце мое кубарем катится вниз, потому что это – Индеец Джо. Да и вообще крик ужаса: «Это… Индеец Джо!» - хоть крик Тома, хоть крик Гека, хоть единодушный крик вскакивающих и отшатывающихся сильных мужчин Сент-Питерсберга, хоть мой собственный крик, когда я утыкалась в спасительный бок папы, пряча лицо от Индейца Джо на экране телевизора. И смерть его, страшная смерть Индейца Джо, задохнувшегося, до последнего царапавшего заваленный выход из пещеры к солнцу и воздуху, и в последний раз зловещим скорченным монстром явившегося отпрянувшим людям.

А дальше – как пират Салех бесшумно разувается, выходит из простеньких кед, отданных ему доверчивыми советскими моряками, и идет убивать их. И с жестокой улыбкой раз за разом, удар за ударом, отправляет механика Сережу в стену. И польщенно склоняет голову, когда главарь пиратов, называя его «Малышом», хвалит за успешно проведенную операцию.

В жизни Талгат отказался подчиниться главарю пиратов. Ему приказали применить свою недюжинную силу к ренегатам, отколовшимся от секты. Он отказался – может быть, впервые в своей духовной жизни отказался подчиниться людям, слова и приказы которых никогда не подвергал сомнению. И эти люди его убили. И он позволил им себя убить. И в этом отказе, а потом в той кротости, с которой он принял лютую смерть, есть что-то такое, такая сила, такая безнадежность и такая честность и честь, что при одной только мысли о них сердце переполняет отчаяние.

36 лет, получается, было ему. Он младше меня на семь лет. А когда он погиб, мне было десять. И он рос без отца – тот, шахтер, погиб. И он с детства работал, потому что жили бедно. И подростком переписал от руки два тома «Войны и мира», чтобы научиться хорошо и правильно говорить на русском. И сам создал себе тело, потому что переболел рахитом, был слабым и тщедушным, и какая-то злая девчонка отказалась с ним танцевать в пионерском лагере. И решился поехать в Москву, и не поступил во ВГИК, но не сдался, пошел в цирковое, а потом все равно взял ВГИК штурмом. И мечтал стать кинорежиссером. И писал стихи, рассказы и сценарии. И несколько раз сильно влюблялся и женился. И у него очень красивые дети. И он умел, конечно, делать вот это – гасить свечу резким ударом кулака, резко же его останавливая, а при этом между ним и свечой было стекло. Между ним и свечой было стекло.

* * *

В общем, все, конечно, закончилось предсказуемо. В три часа ночи я нашла на ютьюбе «Пиратов ХХ века» и взялась их пересматривать. Вот странное же дело: никогда не любила этот фильм – и не полюбила по сей день, вижу все его очевидные недостатки, косяки и ляпы, смеюсь в непредусмотренных для этого авторами местах, никаких ностальгических чувств он во мне не будит ни в малейшей степени, но. Никак не получится соврать и сказать, что я не ощущаю своеобразного обаяния, таки ему присущего. Не знаю, как это работает, может, из-за лета, солнца, моря и пейзажей, может, из-за загорелых и вполне маскулинных мужчин, может, из-за действительно цепляющей музыки (включая, конечно, Baccara, которую в пижонском маленьком транзисторе слушает длинноволосый Епископосян ночью на корабле), может, из-за того, с каким явным умилительным подростковым наслаждением взрослые советские мужчины играют злодеев-боевиков, исключительно в кино же ими и виденных, и самозабвенно дерутся, со специальными зверскими гримасами делают «та-та-та» из автоматов и пулеметов и пьют из горлышек заморских бутылок, а может, в принципе из-за сокрушительной наивности...

Потом, конечно, вот эти моменты безусловного грамотного саспенса, прямо-таки честно сделанного и потому работающего и по сей день. В частности, блистательная связка: зловещий мертвый «летучий голландец» - отправка шлюпки – тревожное ожидание – выражение лица Салеха и его бесшумное исчезновение – убитый моряк в спасательном жилете качается на волнах - бег механика по пустому коридору – радист убит пожарным топориком – взгляд Салеха из приоткрытой двери и его расправа с Сергеем, струйки крови из носа, – и, главное, главное! – внезапно оживший мотор безлюдного «летучего голландца», его грозное приближение, вот он равняется с нашим кораблем, поздняк метаться, ничего уже не сделаешь, абордаж, крюк в груди кока, одного за другим наших, начиная с помполита, скашивает очередью, Берта нашего Рейнолдса – мачо в берете Тадеуша Касьянова избивают ногами – стремительный парад типажей: бритоголовый полуголый качок в им-порт-ных тесных джинсах/бородатые мальчики в за-гра-нич-ных кепках, шортах, джинсовых и кожаных жилетках на голое тело и высоких армейских ботинках, про которые еще никто не знает, что это «берцы», – импозантный главарь пиратов в белом костюме и с кейсом шествует по захваченному судну – «четко сработано, Малыш»…

Я этот образцово сделанный кусок от начала до конца могу пересматривать… сколько угодно раз. Что вчера и проделала неоднократно. Заодно назначив себе наконец любимого героя.

Он мне всегда больше всех нравился. А вчера как-то сформулировалось, почему. Мой любимый герой – судовой врач. Мужик в полосатой рубашке, высокий, с обширной лысиной, но пижонски удлиненными сзади волосами. Тот, который очень убедительно дерется, а потом, в лодке, поднимает боевой дух товарищей, всего-то начав невозмутимо бриться под палящим солнцем.

Он единственный из всех – не картонный и плакатный, а совершенно живой, с соседней улицы. Единственный, о ком можно что-то предположить и представить в картинках. При этом полностью принадлежащий своему времени. Вот Виталий Владимирович Старухин, легендарный футболист, сосед мой по дому детства, был совершенно такой, кстати.

Доктора легко можно представить на знойной летней улице большого города. В той же полосатой рубашке, мокрой под мышками. В желто-коричневых сандалетах из кожзама. Жена его послала в магазин. Он по пути завернул выпить холодненького пивка, постоял за столиком, сдувая пену и отфыркиваясь, покурил, промакнул вспотевшую лысину. А теперь неспешно идет, стараясь держаться теневой стороны, в левой руке у него – две растянутых сетки-авоськи. В одной – трехлитровая банка с квасом из бочки. В другой – батон, сметана, пучок редиски и зеленого лука, и туда же воткнут свернутый в трубку «Советский спорт». А правая рука свободна, чтоб курить на ходу. Сегодня у них окрошка будет. Все окна в квартире открыты, сын-подросток гоняет с пацанами во дворе в футбол, там кричат «Серый, пас, мне!!!». Жена уже перестирала все, и на балконе сушится постельное белье и форма мужа. Вечером будет гладить перед телевизором, там «В зоне особого внимания» покажут, и доктор небрежно скажет, что у них боцман еще не такое может, ногой доску разбивает надвое с одного удара. Завтра ему в рейс. Там на них нападут. И флегма-доктор, по принципу «а война придет – воевать будем», будет бить, даже не успев разогнуться от полученных ударов. И бить будет по-простому, по-нашему, по-дворовому, без этих вот боцманских позерских красот. И захватит с собой с тонущего корабля эту смешную простенькую заводную бритву, а как не побриться-то с утра. Очень я рада, что его не убили и не ранили. Домой вернется – жене и сыну толком и не расскажет ничего, а чего там рассказывать, ну было и было.

Погуглила. Это – Павел Ремезов. Павел Николаевич, вот же вы классный, вы там – лучше всех.

вКонтакте | в FaceBook | в Одноклассниках | в LiveJournal | на YouTube | Pinterest | Instagram | в Twitter | 4SQ | Tumblr | Telegram

All Rights Reserved. Copyright © 2009 Notorious T & Co
События случайны. Мнения реальны. Люди придуманы. Совпадения намеренны.
Перепечатка, цитирование - только с гиперссылкой на https://fromdonetsk.net/ Лицензия Creative Commons
Прислать новость
Reklama & Сотрудничество
Сообщить о неисправности
Помочь
Говорит Донецк