Память

Вот и началась та омерзительная часть зимы, когда вся магия уже выветрилась, а небо все такое же серое. Мокро, холодно, сколько и на улицы ни души. Как тут елку выносить?

А десять лет - это чертовски много и неожиданно быстро. Ну, то есть, как? Текут они как положено, а обернешься и недоумеваешь. Куда все подевалось? Я то где был?

Да прямо здесь и был. 2009-й был годом всего и сразу. Нет, лично для меня, конечно. Вернувшись из мест, где стригутся коротко и приказов не обсуждают, я постоянно хотел жить. Ярко и каждую секунду.

Город стремительно молодей, причесывался. Всюду что-то строили, обновляли и реставрировали. Погоды стояли в меру прохладные и, по-весеннему, бодрящие. Если в отрыв уйти собираетесь, так лучше не придумаешь.

Эта колонка в газете "Сегодня" вышла 5 лет назад. Все было ясно.

Вечером 19 января 2014 года, освещая столкновения на улице Грушевского, я поймал себя на том, что вокруг меня то и дело звучит слово «война».

И ультраправые фанаты, швырявшие бутылки с бензином, и обыватели, издали глазеющие на это яркое фаер-шоу – все вокруг дружно называли происходящее войной. Причем произносили это слово не с ужасом, а с откровенным восторгом – как будто они многие годы ждали войну у себя на пороге.

Конечно, я знал, что театр этой войны ограничивается одним кварталом – и уже за углом, на соседних улицах, идет совершенно мирная жизнь, а дорогие рестораны и бутики на Европейской площади ни на минуту не прекращали свою работу. Но пугает именно то, что, привыкнув к такой «войне», которую можно было бы назвать «потешной» и карнавальной – если бы не ранения и увечья, которые получили в ходе столкновений десятки людей, – кто-то захочет пойти дальше «коктейлей Молотова». И тогда слова «война в Украине» можно будет писать без кавычек.

В 1927 - 1928 гг. группа харьковских культработников по инициативе Украинского экскурсионного общества обследовала два экскурсионных маршрута: «Харьков – Азов» и «По Донбассу». Оба они проходили по Донецкому каменноугольному бассейну. Первый маршрут протянулся на 1200 км и совершался на лодке по рекам Уды, Донец и Дон.

На речке Уды экскурсанты посещали дачные посёлки и места для купания, отдыха и рыболовства. На Донце – стоянки доисторического человека, казацкие сёла, месторождения полезных минералов, выходящие на поверхность земли, известковые и песчаные рудники и отложения цветной глины. Здесь же были дома отдыха донецких шахтёров, заводы металлургической, угольной и химической промышленности, шахты и т.д. Река Дон открывалась путешественникам как транспортный водный путь и хорошее место для рыбной ловли.

17 января 1936 г. в Донецком медицинском институте открылась Первая донецкая конференция, посвящённая обезболиванию родов. Об этом в короткой заметке сообщила газета "Соц. Донбасс". В конференции принял участие известный специалист в этой области науки профессор Александр Юдимович Лурье.

Александр Юдимович Лурье и Николаев Анатолий Петрович

А.Ю. Лурье родился 30 сентября 1897 г.в местечке Климовичи Могилёвской губернии в семье провизора. В 1921 году окончил медицинский факультет Московского университета. В 1930—1938 годах работал научным руководителем Уральского института охраны материнства и детства. В 1933—1938 годах был первым заведующим кафедры акушерства и гинекологии Свердловского медицинского института.

Хотя детство мое до 5 класса прошло в бараке (кто видел фильм "Мой друг Иван Лапшин", тому барак описывать не надо). Наш был, конечно, поприличнее, без криминального колорита, семейный, очень теплый и, что весьма странно, совершенно лишенный грызунов. Может быть спасал высоченный фундамент, а может советская санэпидемстанция не дремала. Первую в жизни крысу я увидала во время школьной экскурсии на шахту.

Ноябрь был, холод, ветер и грязина изрядная. Идея классного руководителя волочь детей на шахтный полигон, где в жуткое глиняное месиво была щедро добавлена угольная пыль и крошка, мне до сих пор представляется совершенно безумной. Будете смеяться, но мне до сих пор в кошмарах (спустя более 30 лет!) снится поле лаковой хлюпающей и чмокающей грязи среди паутины рельс для вагонеток. Брожу-кружу в этом чистилище, оскальзываюсь, спотыкаюсь о рельсы и каждую минуту с ужасом жду выскочившего локомотива. Короче, антураж адов, руки-ноги закоченевшие, настроение хреновое, все в грязи по самую спину, а тут наш классический двоечник Быков нашел огромную, дохлую крысу, выкормленную на шахтерских тормозках (были у нас в классе два персонажа Быков и Баранов, которых завуч вызывал на ковер к директору не иначе как "скоты, на выход!"). Сначала он пугал ею девчонок, а потом, заскучав, раскрутил за хвост и бросил за спину.

Прочитала я пост, как кушал человек устриц, вспомнила, что и как мы ели странное и добытое собственноручно, и понеслась лента памяти в студенческое прошлое раскручиваться.

Всем известно, что студенты-биологи теоретически способны сожрать любой белковый и условно съедобный живой объект. Практика показала, что и ядовитый иногда тоже, но то были издержки природной жадности у отдельных товарищей, за которую они и расплачивались жестоко. Слава богу в кустах, а не на больничной койке.

Официально заявляю, что это лучшие зимние каникулы с тех пор, как я был мальчишкой и смотрел из-под елки мультфильмы про черепашек-ниндзя.

Вышел сегодня покурить во дворе, а вернулся лишь спустя три часа. Почти весь район - пешеходная зона. Машины забыты на стоянках, народ гуляет с детворой.

Снеговики натурально на каждом углу стоят. Лично я шесть раз удержался от того, чтобы сломать. Хотелось разбежаться и протаранить макушкой, но уж очень красивые.

Кроме того, не исключено наличие железной арматуры в недрах снеговика. От наших детишек любой подлости можно ожидать. А снега так много, что танк потеряешь - до весны не найдешь.

Стою на перекрестке. Передо мной стоит мужчина с двумя пацанятами. Нам горит красный, а машин просто нет. Их вообще нет.

- Пап, а машинок нет.

- Нету. Но мы же до зеленого постоим?

- Постоим!

Помните? Сначала мнётесь, но потом, выдохнув, подходите, и решительно заявляете родителям, что в этот раз будете встречать у Коли, с ребятами.

И мама сразу - ну как это у Коли? Семейный же праздник! Тётя Таня приедут с дядей Борей, Алла Ильинична с детьми будет. Помнишь же её Сонечку и Мишу? Они так выросли! Сонечка — ну прямо невеста уже! Как же мы без тебя? А если уж так невтерпёж — пусть и Коля к нам приходит! Я вон сколько наготовила, на всех хватит.

Но тут отец, понимающе подмигивая, скажет — ну взрослый же он уже, мать, пусть сходит, встретит с друзьями. Но, только чтоб звонил! А то знаю я ваши новые года!

А у тебя уже заветный, давно припасенный козырь жирным ломтём выпадает из рукава — а у Кольки телефона нет! И всё! Бита родительская карта. Я вообще не понимаю, как сейчас дети живут. Постоянно же на связи. У меня сейчас , если ребёнок не отвечает на звонки и сообщения в месенджерах, всего две мысли возникают: либо батарея села, либо съели ненаглядное дитятко и косточек даже не найти теперь. Схрумкали безотходно демоны ада.

В 1990 году я не поступил в университет, не прошел по конкурсу на филфак Донецкого университета. Поэтому, чтобы пересидеть год, пошел в бурсу, то есть в ПТУ 117, где учился на корректора - наборщика вручную.

В группе было ровно 30 девушек и один я, такая специальность, что поделаешь.

В это время группа "Коррозия металла" была на пике популярности и в 1991 году весной давала концерт в ДК им. Ленина. Конечно, я там был со своим другом "Матвеем" и нас горячо избивали менты прямо под сценой, такие были времена, слэм считался нарушением общественного порядка.

С нами в институте учился мальчик, звали его Костя. Хороший мальчик, учился хорошо, спортом увлекался, а потом вдруг увлёкся "украинской историей". Все чаще он сидел, склонившись над какой то мутной брошюрой, в которой излагалась верная версия происходивших тут лет триста, четыреста, шестьсот назад событий. Заглотив очередную порцию правды, он недолго её перевариваю, а потом нёс её нам, как пчела в улей нектар.

Правда, нам все это было не интересно, мы интересовались совсем другим, то, что мы считали будущим: компьютерами, программированием, технологиями.
Мальчик Костя был не чета нынешнему поколению историознавцев. Он не докучал, и, осознав, что историческая правда опять никому не нужна, тихо уходил в её индивидуальное поглощение.

Потом был диплом и больше о нем я ничего не слышал.

Собственно речь о том, что история как наука в историю как религию, а потом и секту превращается легко и незаметно. Но превратились, становится силищей. Чаще всего смертельной.