C XVII по XIX век главным наступательным вооружением деревянных боевых кораблей были чугунные пушки, которые устанавливались сначала на верхней палубе, а потом и на специальных орудийных палубах.
Чтобы избежать повреждений ввиду сильной отдачи при выстреле, эти тяжеленные пушки не крепились к деревянному настилу намертво, но привязывались к борту парой канатов и устанавливались на колеса, что позволяло вернуть погасившее кинетическую энергию выстрела орудие на место.
Бывали такие случаи, когда в результате шторма ли, выстрела ли крепежные канаты рвались и тогда корабельное орудие, чьим основным предназначением было уничтожение неприятельских войск, становилось опасным не только для канониров, но и для всего корабля, потому как пушка эта могла вылететь и из лафета.
Пушка превращалась в нечто, способное нанести непоправимый вред и ущерб тому, что совсем недавно она защищала и чьей неотъемлимой/составной частью являлась, то есть становилась той самой сорванной/оторванной/оторвавшейся/слетевшей с колес/лафета пушкой.
Из фокального вокабуляра английских моряков и пиратов это выражение не сразу пришло в повседневную речь, но сегодня его используют все кому не лень.
В русском языке далеким и мало соответствующим действительности аналогом может быть идиома Слон в посудной лавке.