Дача в Ясиноватой, или когда это закончится

Она подняла на меня глаза – усталая немолодая женщина, весь день проводящая в кресле перед монитором среди бумажных гор бухгалтерской отчётности.
Спросила: - куда вы теперь?
- В Москву.
- Скажите, - начала она со знакомой уже мне интонацией, и я внутренне напряглась, ожидая тысячи раз заданного мне, счастливой обладательнице российского паспорта, которая в любой момент может благополучно пересечь «ленточку», продолжив житьё там, в мирной России, - скажите, как вы думаете, Россия нас не бросит?
- Нет, конечно! – собрав всё самообладание и твёрдость, уверила женщину я. Ну и себя, по возможности.
В который раз я это произносила, каждый раз набирая уверенности, как воды из колодца, чтобы выплеснуть эту фразу на собеседника, жаждущего именно её – «нет, конечно!», сказанную уверенно и значительно. Значительно просто потому, что она была произнесена человеком с российским паспортом, пусть даже не облечённым ни властью, ни полномочиями, но здесь, каждый с таким паспортом воспринимался посланцем «большой земли», носителем сакрального знания.

Я каждый раз, говоря это «конечно!», чувствовала себя шаманящей, ворожащей, пытающейся поймав за хвостик этой фразы вероятность долгожданного события, притянуть его сюда, в эту реальность, чтобы просветлели смертельно усталые глаза этой женщины, поднятые на меня от монитора с отчётами, глаза, ставшие в эту минуту воплощением всех, вопрошавших меня: «не бросит?».

Услышав мой обнадёживающий ответ, она с некоторой завистью сказала:
- Знаете, я вот тоже хотела бы в Москву. Только никак – у меня мама… Ей за семьдесят уже, и она ходит плохо совсем. Её в пятнадцатом ранили сильно. В ногу.

Она помолчала, вспоминая.
- У нас дача была. Под Ясиноватой. Мы когда дачу купили, до войны ещё – так радовались! Фрукты свои и на воздухе… Мама с папой там любили возиться, ну вы понимаете… Лучше б мы её продали, эту дачу…! - вдруг с горечью вырвалось у неё.

- Понимаю, - кивнула я, чтобы поддержать разговор.
– Я ж ей говорила – не надо туда ездить, бог с ней, дачей, посиди дома! Но разве удержишь? – продолжила женщина всё с той же горечью.
- Мина? Осколок? - понимающе спросила я. Что ещё могло быть летом пятнадцатого под
Ясиноватой? Сколько этих «дачных» историй по Донбассу... Растяжки, миномётные обстрелы, осколочных ранений было – не перечесть.

- Нет, пуля. Понимаете, пуля! Доктор сказал, какая-то особая: входное отверстие сантиметра два, выходное – восемь! Скорее всего, сказали, снайпер бил. – женщина внешне выглядела спокойно, но было видно, как мучает её что-то, неодолимо мучает.

- Понимаете, - продолжила она с той же отстранённой интонацией – мама у меня такая… женственная, хоть и в годах. С мужчиной её никак не спутать, она и штанов-то никогда не носит, и в тот день в платье с длинной такой юбкой была, и в платочке белом. Ну никак её за солдата и даже вообще за мужчину принять нельзя, понимаете? – и она посмотрела на меня, словно пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение тому, что старушка в платье и белом платочке, ковыряющаяся на дачном участке, оказывается мишенью снайпера.

Честно говоря, ни понимания, ни логического объяснения у меня произошедшему не было. Я не понимала, как можно целиться в старушку в платочке, поливающую огурцы на дачном участке, как можно нажать на спуск, и затем рассматривать в оптический прицел (говорят, хорошо видно, очень хорошо), как эта старушка истекает кровью.

- Её сосед спас, – помолчав, продолжила женщина. На соседнем участке возился, услышал и прибежал, перетянул ногу и отвёз в больницу. Доктор сказал – чудом успели. Ну и она у меня молодец, с характером. После операции ей очень долго лежать пришлось – доктор объяснял, что пуля в кость попала и не простой перелом получился, а кость от удара пули вдоль ещё треснула, до самого верха. Но она встала. Потом мне сказала, что очень мне помочь хотела – она у меня крупная, носить её мне не по силам было, вот и хотела мне помочь. Сначала нам такую штуку на ножках подарили – она на одной ноге прыгала, её переставляла, и так передвигалась, а потом уже с палочкой начала ходить. Но всё равно надолго оставаться одна не может… Так что, какая тут Москва…

…А на даче мы больше не были. Соседи сказали, что она после одного из обстрелов сгорела, так что и смысла уже туда ехать нет… Вот у меня и не стало отчего дома: это я после папиной смерти так дачу называла, папа там много всего сделал, любил её очень…

- С...ки. – неинтеллигентно высказалась я, а женщина согласно кивнула.
- Знаете, - сказала она, - мама так ни копейки за все эти годы не получила пенсионных с Украины: после всего этого она туда точно не поедет, а я и подавно, в общем, невыездные полностью мы с ней.

За окном опускались ранние декабрьские сумерки. В свете ламп на стене кабинета яркими красками сияли плакаты, выпущенные ко второй годовщине Республики, случившейся два года тому. Плакаты ничуть не выцвели и радовали взгляд яркими красками и бодрыми лозунгами. Женщина помолчала, а потом снова спросила то, что я уже слышала тысячи раз, и на что у меня уже давно не было никакого ответа:

- Как вы думаете, это когда-то закончится?

Марина Бережнева

вКонтакте | в FaceBook | в Одноклассниках | в LiveJournal | на YouTube | Pinterest | Instagram | в Twitter | 4SQ | Tumblr | Telegram

All Rights Reserved. Copyright © 2009 Notorious T & Co
События случайны. Мнения реальны. Люди придуманы. Совпадения намеренны.
Перепечатка, цитирование - только с гиперссылкой на https://fromdonetsk.net/ Лицензия Creative Commons
Прислать новость
Reklama & Сотрудничество
Сообщить о неисправности
Помочь
Говорит Донецк