Как наши мамы и бабушки раскладывали пасьянсы

На мне прервалась традиция нескольких поколений семьи – да и не только нашей, она, кажется, вообще прервалась сейчас. Женщины нашей семьи – прабабушка, бабушка, мама – регулярно раскладывали пасьянсы. Простые, быстрые – и сложные, затейливые и долгие. Если закрыть глаза, можно увидеть их всех за медитативным этим занятием, чрезвычайно увлекательным и заманчивым со стороны.

Вот прабабушка, которая никогда не сидела, а только стояла, согнувшись буквой «г» (с идеально прямой спиной!) над кухонным столом и иногда опершись коленом о табуретку. Кухонный стол был – ее всё, она и читала за ним (над ним, учитывая позу) книги и газеты, и занималась английским, и что-то записывала, и перебирала крупу, и штопала и подрубала… И вот она, вижу так ясно, поясница обвязана теплым серым шерстяным платком, сосредоточенное лицо, испещренное морщинами, ястребиный взгляд и нахмуренные брови, потрепанная колода с клетчатыми «рубашками» (много позже я узнаю, что она называется «атласной» и отрисована академиком Шарлеманем), медленно-медленно карта ложится туда, карта ложится сюда, весь кухонный стол занят карточными веерами «по три», не ритуал даже, а священнодействие для маленькой меня, точно знавшей, что в эти томительные канительные минуты бабушку Валечку ни в коем случае нельзя отвлекать. Впрочем, мне и не хотелось отвлекать: это зрелище завораживало почище всякого гипноза.

Ее дочь, моя бабушка Олечка, в своей чрезвычайной, неописуемой ежедневной занятости ухитрялась иногда – вероятно, на пределе усталости, - выкроить пятнадцать минуточек на пасьянс. На своем письменном столе, а чаще на софе, сидя рядом, боком, а корпусом повернувшись влево, к картам на фиолетово-золотистом узорчатом покрывале с золотой бахромой. Ее колода была – маленькая. Коробочка с двумя стопочками на 54 карты, среди которых и непонятные мне тогда назначением «двойки» и «тройки». Опять-таки, много позже я узнаю, что эти карты, называемые «лубочными», создал художник Виктор Свешников. Была у нее и специальная, тоже маленького размера «Пасьянсная» колода – с маркизами и графами в треуголках. Времени не хватало, поэтому бабушка Олечка чаще всего раскидывала «косыночку», иногда – линейный, когда карты выкладывают в одну линию (натыкаешься на край стола или софы и продолжаешь вторым рядом, третьим, перекладывая карты назад-вперед бесконечной лентой), а то и совсем простой расклад, названия которого я не помню – там четыре карты в ряд, три статичных стопочки и одна пустующая, нужно все время перебирать… короче, бессмысленно пытаться объяснить. Бабушка размышляла над карточным паззлом, иногда тихонько хмыкала, иногда раздраженно вздыхала, если не сходилось, а иногда могла и азартно сообщить в пустоту: «А мы тогда – вот так!» - словно не пасьянс раскладывала, а резалась в «дурака».

И мама. Мама. За кухонным столом, всем телом подавшись вперед, задумчиво подперев кулачком подбородок. Нога на ногу, на пальчиках размеренно покачивающейся стопы повисла крошечная тапочка. На плечи наброшена домашняя белая шерстяная кофта. Вся столешница устлана карточной мозаикой – мама любила пасьянсы масштабные, только крошечный островок свободен – там стоит джезва и маленькая черная керамическая чашечка на блюдце. Рука с картой зависла в воздухе, взгляд – как у стратега-полководца – оценивает обстановку, скользит по цветной карточной карте, поблескивают два кольца на безымянном пальце и светлый лак на ногтях. Мама раскладывала пасьянсы почти ежедневно, в постоянном использовании у нее было четыре-пять, сложных, многоэтапных, она переходила от одного к другому. Еще у нее было от прабабушки усвоенное суеверие: один пасьянс, если не сходится, можно раскладывать не больше трех раз. Не сошелся трижды – снова медитативно тасуешь колоду и переходишь к следующему. И часто мама на пасьянс загадывала, да.

Женщины в нашей семье использовали пасьянсы как гадание. Загадывая на что-то. Сойдется пасьянс или не сойдется – порой замирало сердце в ожидании, так важно было, чтобы какое-то желание сбылось, а намерение осуществилось. И, надо сказать, если уж сходился, сбывалось всегда, ни одного сбоя не припомню. А еще раскладывали пасьянс «на кого-то». Вот думаешь ты о ком-то, неспокойно за него на душе, волнуешься – как о каких-то конкретных событиях, так и «вообще». И раскладываешь пасьянс. Сошелся – успокаиваешься. Трижды не сошелся – хмуришься и оставляешь затею до завтра.

Бабушка Валечка, кстати, будучи человеком воцерковленным, тем не менее, изредка осознанно грешила – гадала приятельницам. Подруги внучки (моей мамы) иногда закрывались с ней на кухне, и она устраивала им сеансы гадательной психотерапии, используя замысловатый расклад, какого я больше никогда, ни в одной книге, ни у одного специалиста не встретила (подозреваю, это и был в основе какой-то модифицированный пасьянс). Не имею представления, где и у кого она этому научилась, но могу понять, почему она это использовала – очень уж ей и встреченным ею людям выпало тяжкое время, и «фокусы», наверное, немножко помогали утешиться и обнадежиться, когда бывало совсем темно. Сбывалось всегда – и к этой прабабушкиной способности все относились с трепетом. Никому в семье это не передалось – думаю, опять-таки, сознательно. Потому что, согласно бабушки Валечкиным же из старорежимных правил сохранившимся убеждениям, единственно допустимым способом для дамы пощекотать нервы возможностью или неизбежностью был как раз-таки пасьянс.

В конце концов откуда-то в доме образовалось много разных колод – были и «берлинские», и «казаринские» с боярами, казаками и валетом Финистом Ясным Соколом, и «славянские» с князьями и витязями, и «шведские», и «французские», и «русский стиль», и «золотой век» (мои любимые, со светскими дамами и щеголями в пудреных париках)… Но больше всего мы с мамой так и любили те прабабушкины, совсем уже старенькие, с оборванными уголками, с трещинами на «рубашках»… И было еще правило: колоду, выбранную для пасьянса, ни в коем случае нельзя использовать для игры, а игральную – для пасьянсов. Впрочем, бабушка Валечка нарушала правила и здесь – и учила маленькую меня играть в «пьяницу» и «ведьму» теми же «атласными» картами с длиннобородыми «царями», султаном, дамами в прозрачных накидках и валетами-пажами в беретах и с алебардами.
Я их все знала. Я знала наизусть все семейные пасьянсы еще лет пятнадцать назад. Я их обожала, хотя прибегала к этой магии расслабления, к этой ритуальной практике сосредоточенного спокойствия не так регулярно, как мои старшие женщины. Это немножко похоже, наверное, на плавание: все подождет, а пока есть только сосредоточенность на дыхании, на гребках, на процессе, на тандеме тела и ума. Я помню, какое это было удовольствие – тишина, мысли замедляются и выстраиваются в правильном порядке, мир сужается до крошечного пятачка, легкий-легкий звук прикосновения карты к поверхности (если слегка ее сгибать при этом в пальцах, то получится аппетитный щелчок), неспешность, несуетность, перерыв и отвлечение, после которых приходит в голову решение проблемы или нужная идея, ощущение размеренной правильности и покоя, собранности, какая, наверное, знакома профессиональным каллиграфам… И еще была в этом некая особая женственность, особое проявление весомой мудрости и особая же грация движений. Ах, как хороши, как значительны и волшебно-таинственны были они все в эти тихие моменты – бабушка Валечка, бабушка Олечка, мама… Ненадолго мир отступал от них и время замедляло ход, а потом они решительно собирали карты, лоскутное одеяло превращалось в крошечный твердый кирпичик, до поры он укладывался в «родную» коробочку, и жизнь опять возвращала темп и ритм, они вскакивали и принимались за дело с новыми силами и твердым пониманием задачи. Словно и не было этой остро необходимой передышки, уютного перерыва на встречу… с чем-то. Может – с собой.

«И я бы мог» (с) – в смысле, я могла, я умела, я приобщалась к этой семейной традиции, крепкой нитью прошедшей через четыре поколения и как-то необъяснимо, но ощутимо нас связывавшей. Всё забыла. Ни одного, даже самого простенького не разложу. А нужно вспомнить. Необходимо даже. Пасьянсы в компьютере или телефоне – это совсем-совсем не то. Карты нужны живые. Поверхность – не виртуальная, а именно осязаемая. Движение – плавное и законченное. Мир – настоящий, и желания, которые загадываешь, настоящие тоже. И традиция – что может быть проще и что может быть важнее.