О ламповой юности в девяностые без смартфонов и социальных сетей

Хочется даже не просто на улицу выйти, а перенестись в свою ламповую юность, в конец 90х.
Еще прохладный, но уже обещающий тепло май. Спальный панельный, еще не застроенный элитными ЖК, Мичуринский. Я со своим пространственным идиотизмом нахожу среди однотипных бело-коричневых многоэтажек дом товарища по косому граффити: Аня - дура!

Мои полупьяные от юной удали и Гжелки приятели. Сноубордер спорит со скинхедом ставить House of Pain или GBH, но внезапно оба сходятся на Clawfinger.
Я стою на балконе, напротив Она и огонек ее сигареты.
Она прекрасна от титановых стаканов зеленых гриндерсов до синей челки в тон ее глаз и кольца в изящном носике. Она курит и улыбается, то ли мне, то ли светлым сумеркам, постепенно укрывающим ярко-багряный закат, который бывает только в Москве.
Я запиваю смущение третьей Балтикой (тогда она еще не становилась вкуснее, проходя через организм человека).

Родители на даче. Я делаю ход конем, набираюсь смелости и приглашаю Ее к себе в гости, на Арбат.
...715-й доносит нас из Раменок до метро. 25 минут блаженной поездки в подземке, где Она закинула на меня длинные ноги в рваных джинсах с нашивкой Nirvana. Кобейн умер всего 5 лет назад.
Взявшись за руки, мы идем по весенним арбатским переулкам, украшенным робкой зеленью и ветхими особняками. Ладони вспотели, но нам не противно.
В детской беседке звонко бухают наши гопники.

Беседка называется Сказка, из-за криво сделанных сказочных персонажей вокруг, где выделяется медведь с лицом грустного шарпея, а еще там можно отхватить сказочной п.зды!
Мы с гопниками вместе играем в футбол, они знают, что я местный, а вот ни один чужой в возрасте от 14 до 22 без тумаков мимо не пройдет. Хотя это арбатские дворы, а не Люберцы.
Потом один их них уедет воевать в Чечню в составе ОМОНа, двое сядут за рэкет в составе сокольнической группировки, а самый крутой пойдет работать санитаром в психбольницу и влюбится там в мулатку, которую положили с белой горячкой от русской водки. Девяностые, чоуштам.
Не доходя до моего подъезда, мы встанем под липой и начнем целоваться. Точнее она поцелует меня. Постсоветские парни были в плане любви поробчее постсоветских девушек. Мы чаще дрались, чем целовались) Я никогда не забуду ее аромат терпких духов, юного дикого тела и сигарет Pall Mall.
Утром я провожу ее до метро под аккомпанемент моросящего дождя.
Я запишу ее домашний номер на флаере клуба "Свалка" с анонсом концерта "Кирпичей". Но никогда не дозвонюсь...

То ли она неправильно мне его продиктовала, то ли я неверно его записал.
Мы больше никогда не увидимся. В моей юности без соцсетей, мобильных и мессенджеров, мы легко встречались и легко расставались.
Девяностые в целом были говно, я провел их беззаботно, благодаря тому, что удар держали родители, но аналоговая юность без Интернета и смартфона - это было просто чудесно.
Как минимум, мы чаще смотрели на людей и на небо. Сейчас, когда мир сузился до размеров квартиры, мало кто сильно страдает. Ведь даже на воле, весь их мир сводится к экрану смартфона...

Роман Юрьевич