Первый звонок

Год прошлый был страшен. Он напоминал вывороченный наизнанку автомобиль из популярной рекламы мирного времени. Когда неведомая сила брала авто из металла и кожи и невероятным образом меняла местами обшивку и внутренности. И потом уже не разобрать, где что.

Так и прошлый год. В котором не было зимы, весны, лета и снова зимы, а была мешанина из боли, тревоги и смертей. И осени тоже не было. Не было в прошлом году 1 сентября. Вот так.

Стреляли тогда все лето, каждый день напролет. Хоть есть облака на небе, хоть нет – гремел над городом гром, которому никто не был рад. Не у нас, так у других – это если о районах. Город большой – хоть где-то да выпадали осадки. Люди прятались от них под крышами из хрупкого шифера и стенами в полтора кирпича. Думали, спасет.

А еще не было детей. Их вывозили всю весну и все лето, кто на чем мог: на каких-то благотворительных автобусах, на собственных машинах разной степени «крутизны», помогали попутчики, случайные люди, вообще неизвестно кто. Город превратился в место бедствия, из которого родители, последним усилием старались выбросить наружу самое дорогое, что у них было – детей. Гарантировало ли это им спасение? Нет. Год назад гарантий не давал никто.

Вереницы автобусов и машин вывозили из города его самый ценный груз. Груз смирно сидел на креслах и смотрел пустыми глазам в, на глазах пустеющий город.

Когда вывезли последнего, которого могли, улицы, проспекты, бульвары, площади и дома, кажется, с облегчением выдохнули. Теперь умирать было не страшно. А они пусть живут.

Острая боль подкатила только 1 сентября, когда пустота вдруг обозначила себя во всей своей пугающей реальности.

Так случается, когда контрастное вещество заливают в организм и на рентгене оно показывает, все полости и каверны. 1 сентября прошлого года что-то похожее и произошло. Когда город взвыл от того, что он одинок, что нет или очень мало в нем детских голосов, а те, что есть – звучат уже слишком по-взрослому.

Это стало ясно 1 сентября, в день знаний. Многие знания – многие печали. Год назад это ощутили все.
Потом было 1 октября. Жиденькие линейки. Ошеломленные учителя. Озябшие и взъерошенные, как воробьи на холодном ветру, детишки. Надежда, что хотя бы в этот день не будут стрелять. И крах этой надежды под «градом», выбившим окна как раз в одной из школ.

Потом был учебный год. С перерывами на «дистанционку». С расспросами издалека: стреляли – не стреляли? И с собственными размышлениями: опасно – не опасно? А вдруг прилетит. А ты не рядом. Да, какое там бомбоубежище…

И последний звонок, на котором от слова «мир», что сжимали детские руки, перехватывало дыхание даже у самых циничных, наевшихся в свое время агитпропа по самое «не могу», циничных и все видавших.

Все это было и случилось, но для чего? Может быть для того, чтобы мы острее ценили то, что имеем. Чтобы в этот первый день осени, снаряжая отпрыска букетов цветов, ростом с него самого, ухмыляющийся папа, мог подмигнуть маме и сказать сыну-первокласснику: «Ты не поверишь, но вся эта бодяга теперь на десять лет».

Но без нее никак.