Всеволод Орлов к старту Олимпиады в Рио

Когда школьный "труд" из унисексовой поклейки коробочек и аппликаций разделился по гендерному признаку, в моей жизни возник человек-в-синем-халате Юрий Михайлович Медведев.

Физиономия его явно послужила прототипом для классических изображений деревянных солдат Урфина Джюса на иллюстрациях блестящего Леонида Владимирского. Манерами он был один-в-один - Лёлик из "Бриллиантовой руки", и даже неизменную рабочую беретку натягивал на голову совершенно, как Анатолий Папанов в этой роли. Ну, и, конечно, классический прапорщицкий юмор, цинично приватизированный, спустя годы, генералом Лебедем-ст.

Юрий Михайлович страдал от своей должности, он был мастером, кажется, слесарного участка на каком-то заводе и какая-то болячка - расширение вен на ногах, сколько я помню, - вынудила его уйти с производства, на которое он страстно мечтал вернуться.

Нрав страдающего Юрия Михайловича был необуздан, эмоции хлестали через край, бестолковость паствы выводила его из себя еще до того, как паства успевала чё-то накосячить, и поверх наших голов периодически пролетала, вертясь индейским томагавком в воздухе, тяжелая деревянная киянка.

Однако шквал эмоций не оборачивался ни разу грубостью, ни одного матерного слова за все время не вырвалось, а это какой нужен был самоконтроль. Грозный рык никогда не превращался в оскорбление/унижение. Но боялись мы его, тем не менее, всерьез. Прямо даже очень сильно боялись.

Подходя к каким-нибудь результатам моих столярных стараний-страданий, Юрий Михайлович начинал свою речь так: "Нууу чтоо, Всеволод-далеко-не-Бобров..." Мне сразу становилось совестно, поскольку я, кругом имеющий полное право думать, что по совокупности достижений своё имя вроде как не позорю, в данных обстоятельствах вдруг в какого-то тёзку не попадаю вовсе.

Было даже как-то немножко боязно узнавать, а кто это, собсно, до кого я столь безнадежно недотягиваю. Всеволода Овчинникова знаю. Всеволода Иванова знаю. И даже Всеволода Большое Гнездо. А тут некто неизвестный, но знаменитый настолько, что его даже учитель труда почитает его за образец.

В конце концов, спросил у старших. Велико было моё недоумение. Оказывается, это некий перец, знаменитый тем, что был единственным качественным футболистом, который одновременно был еще и качественным хоккеистом. Или наоборот.

Мне было непонятно, как можно всерьез сравнивать с ним какое бы то ни было человеческое существо, пусть даже и такое тупое и бесталанное, как я. Потому что профессиональный спортсмен находился в моей системе ценностей где-то после слесаря-сантехника: неквалифицированный рабочий, польза от которого минимальна, а гонору - выше головы.

Я приложил все возможные усилия, чтобы не слышать больше такого чудовищного сравнения, у меня даже стало что-то понемногу получаться, и Боброва применительно ко мне упоминался всё реже. Подивился бы, думаю, Юрий Михайлович, узнав, какому странному течению моих мыслей обязан своим педагогическим успехом.

Многое изменилось с тех пор. И руки мои совершили некоторый дрейф от задницы к плечам (благодаря гениальному мастеру на УПК, который отнесся ко мне с необъяснимой благожелательностью). И слесарей-сантехников, а равно уборщиц я оценил как в высшей степени полезных членов общества (особенно, когда сам поработал "уборщицей" какое-то время). И Юрий Михайлович вызывает у меня, вспоминаясь иной раз, искреннюю симпатию...

Одно неизменно: я по-прежнему искренне полагаю, что нет в обществе никого нелепее, бесполезнее, бессмысленнее и отвратительнее, чем человек, добровольно превративший себя в машину по выжиманию лишнего сантиметра в длину и высоту, лишнего килограмма вверх, лишнего метра в секунду.

Вот шутка такая мещанская была когда-то популярна. Что-то типа, если человек ходит пешком - это еще ничего: может, копит на нормальную машину. А вот если купил "Запорожец", то можно на нем ставить крест.

Так и здесь. Даже последний бомж, валяющийся под забором, может быть, еще вытащит из своих алкогольных грёз великое стихотворение и тем оправдает свою жизнь. А человек, из всех доступных в жизни путей выбравший профессиональный спорт, - это уже абзац и финиш, ничем не поможешь, надежды нет - он уже на "Запорожце" навсегда.

И мне представляется чем-то совершенно извращенным наблюдение за гонками этих "Запорожцев". Чесслово, это ведь то же порно. Кто все эти потные несчастные люди, имитирующие спорт и мышечную радость на глазах у слюноточивой общественности?

Да те же девки, накачанные силиконом, исколотые в промежности лидокаином и залитые лубрикантами, чтобы двухсотый раз за смену выдать на гора заученный набор ритмических движений и звуков, не имеющих никакого отношения к живому поведению живой женщины в процессе живой любви.

Что они показывают своим геройским "спортом высших достижений" людям? Да то же, что самоотверженная девка, под камеру сквозь рвотный рефлекс заглатывающая чей-то безразмерный член куда-то вдаль за аденоиды и запускающая его/их в себя всеми возможными и невозможными способами.
Да, безусловно, это геройство добавляет красок кому-то, кому не хватает ни способности устроить свою жизнь, ни хотя бы фантазии, чтобы представить себе оной жизни нормальное устройство.

Но в реальности всего этого нет: ни членов таких, ни глоток, ни необходимости прыгать спиной вперед через расположенную в двух или скольки там метрах от земли палку, ни практического смысла крутиться вокруг своей оси с прижатым к щеке тяжелым ядром, чтобы переместить его по воздуху на некоторое расстояние.
В реальности физическая жизнь - это радость, а не самоистязание. И наблюдение за самоистязанием профессиональных мазохистов нормальному человеку не нужно ни для чего.

Как не нужно ему, в кайф плывущему по морю размеренными саженками, видеть тяжко вдыхающие на четвертый гребок кролем в бассейновой хлорке напряженные рожи андроидов. Как не нужно ему, радостно таскающему по утрам гантели, видеть нечеловеческие потуги бочкообразных рвателей и толкателей противоестественных тяжестей. Как не нужно ему, с улыбкой вышедшему на лыжню в утреннем сосняке, видеть хэканье и дерганые движения каких-то инопланетно-бесполых существ с белыми заплатами концлагерных номеров на спине и груди.

Просто есть шоу-бизнес, есть его алчные законы и есть простые рефлексы публики, которые шоу-бизнес использует в своих коммерческих целях, создавая из ущербности социальную норму.

Ну, так вот хер ему, шоу-бизнесу и порожденному им массовому психозу. Рио - это "сто тыщ населения и все поголовно в белых штанах", более - ничего. Не пустили туда - только и исключительно Остапа Бендера. И он не заплакал, а преспокойно переквалифицировался в управдомы. Так бы и всем остальным бы.
Всеволод Орлов