Как дуроскоп изменил мнение о снегопаде в Москве

В очень славном сериале 17-го года "А у нас во дворе" одна серия (седьмая) посвящена снегопаду в Москве.

Там, если не смотрели, канва сериала такая: врач из Самарканда, узбечка Мавлюда, работает в Москве дворником. У нее были для этого серьезные причины, у нее нет другого выхода. Свою работу она делает честно - и реалии ее жизни показаны тоже настолько честно, насколько это возможно в глянцевом телевизионном современном мирке. Мавлюду играет Равшана Куркова - и играет просто замечательно.
Второй главный герой - отставной полицейский, которого очень хорошо играет Пускепалис. Это не очень приятный, но в целом и в главном очень неплохой человек.

Мавлюда - версия мисс Марпл, она крайне наблюдательна, обладает аналитическим складом ума, прирожденный детектив. И они с главным героем в каждой серии раскрывают какое-то преступление, плюс есть еще игра вдолгую, когда в финале раскрывается преступление, сломавшее судьбу каждого из них.

Так вот. В той седьмой серии совершенно потрясающе - правдиво, без нагнетания, но очень впечатляюще - показано, что такое снегопад, подобный нынешнему, для низового работника жэка - для дворника, для бесправных маленьких человеков-винтиков, которые балансируют на крыше, счищая снег и сбивая сосульки. Собственно, тема этой серии, главное преступление именно с этим и связано. Там друг и коллега Мавлюды, обаятельный очень парень, молодой муж, жена которого ждет ребенка, гибнет, упав с крыши во время сброса снега. Там отдельно жутко - как он, бедный, боится, как они все боятся этого риска и опасности на верхотуре, как жалка их страховка, и как невозможно отказаться, не пойти, отойти от края, избежать, как просто надо и все тут, будь оно все проклято, хотя все внутри кричит "не хочу, не хочу, не надо" - но отступать некуда, позади Москва, заснеженная и равнодушная.

И вот, эта серия - помимо преступления - пронизана настоящим саспенсом. Это немного похоже на фильм про войну. Когда начинается с того, что - снег. Когда всех срывают почти по тревоге, и маленькие люди, натянув какую-то более-менее теплую одежку, отправляются на битву со снегом, как на фронт. Когда жилконтора - как полевой штаб, куда поступают сводки, и где кто-то бесконечно орет по телефону, чего-то добиваясь и от чего-то отбиваясь. Когда снегопад - враг. Мы сидим в своих теплых домах или куда-то выходим, чтобы как можно скорее попасть в тепло или в тепло вернуться, но мы - "мирные жители".

Можем и поумиляться снегу, порадоваться, пофотографировать и вообще идиллически половить снежинки ртом, покатать снеговика или побросаться снежками. А эти дворники - солдаты, и, что отдельно ужасно, их сражения со снегом всегда обречены на поражение, каждая победа - временная, каждую занятую высоту удержать невозможно, это сизифова каторга. И их, как солдатиков, не считая, не считаясь ни с чем, не думая об именах, обстоятельствах, думая как о безликой массе, о "ресурсах", "резервных частях" - бросают на эту битву (и бросают в этой битве).

Там есть момент такой, когда у меня прямо сердце защемило. Вот, они весь день бились со снегом, и вот уже глубокий вечер. Женская комната в общаге. Сплошные кровати, условно разделенные занавесками. Распахивается дверь, вваливается с мороза толпа страшно уставших женщин, начинают раздеваться, готовить какую-то нехитрую еду, как-то лечиться от потенциальной простуды, шум, гам... казарма, в общем. А Мавлюда-Куркова, в платке, ватнике и толстых штанах, еле переставляя подкашивающиеся ноги, плетется к своей кровати. Не раздеваясь, на нее садится. Какое-то время просто сидит в прострации, со стеклянными глазами. А потом из этого положения просто валится набок, как мешок, даже платка с головы не стянув и даже ног не подтягивая на кровать.

Я каждый снегопад с тех пор так воспринимаю. Вот как стихия разгуляется, как вижу за окном нескончаемый снег, метель, завируху, так сразу в памяти возникает эта картинка - как Куркова сидит, а потом боком валится, как куль.

За нищенские копейки. За ругань матом. За на "ты". За чудовищную зависимость, бесправность, унижение и "не человек". За на твое место в очереди десять стоит, отряд не заметит потери бойца. За статус невидимки-функции.

Еще у нас опять бомж ночует. У нас подъезд хороший - все всё понимают. Один раз на моей памяти, причем совсем недавно, несколько недель назад, когда холодно не было, бомжа таки выгнали (если б было холодно, не смогли бы). Но там с его стороны какая-то беспрецедентная наглость была, честное слово. Он всю площадку загадил, хотя клялся, что будет чисто, поэтому его несколько раз терпели, а в конце концов таки пригрозили полицией (он хмуро говорил "та я только оттуда") - и он наконец все-таки ушел. На эту площадку (он нашу курительную занял, потому что там батарея теплая) мы дней десять после этого не ходили, чтоб как-то выветрилось и подсохло. А так - никогда не гоним. И вот сейчас. Утром вышла курить - слышу храп. Вижу, что внизу, на площадке, где нежилые этажи, спит человек. Ну, просто спит, что. Видимо, каким-то образом ночью пробрался в подъезд (не представляю, как они это делают, домофон же), нашел убежище от этого жуткого снегопада и холода. И так полдня уже - просто отсыпается. И я стояла, курила, смотрела в окно под доносящийся с площадки этажом ниже размеренный храп и сопение очень уставшего бездомного человека, давно к своей усталой бездомности привычного, и со страшной тоской думала о власти, которой его положение наделяет каждого из нас, каждого из обычных жильцов, соседей по подъезду. Вот кому-то придет в голову, что не надо, чтобы бомж спал тут, храпел, вонял, что-то ел, как-то возился и вообще был, и этот кто-то может так сделать. Может прогнать. Может вызвать полицию. Может сделать так, чтобы униженный во всех отношениях человек ушел из тепла в снег и холод. Просто потому что. Ну не нравится он мне. Ну пахнет он. Ну вот не хочу, потому что в подъезде нельзя жить, а что я, виноват, что у него своей квартиры нет. Ну вот считаю его опасным, просто так считаю, я так вижу. И все. И попытка человека тупо выжить, выжить физически, не сдохнуть, не околеть, каким-нибудь добропорядочным гражданином и ответственным налогоплательщиком воспринимается как наглость - совсем обнаглели, совсем распоясались.

Я не один раз видела их реакции за эти годы. Они не спорят в основном. Иногда могут попросить, без мольбы, очень спокойно и безнадежно. Вот тот, например, которого в итоге прогнали за свинство, несколько раз брал нас на чувство вины, совершенно невыносимое. Когда он в первый раз нагадил, сосед мой пожилой, любимейший Тимерзяныч, на него наехал. А тот почти без интонаций низким хриплым голосом отвечал: "Батя, не гони. Батя, еще один раз позволь. Я уйду завтра, отвечаю. Я тихо буду. Там холодно, бать, не гони". Я стояла на площадке выше, не там, где обычно, и в итоге Тимерзяныч поднялся ко мне, совершенно растерявшийся (сначала он перья-то распушил, но он добряк же, хороший очень дядька), и тихо сказал: слушай, ну не могу я, ну пусть сегодня еще, а? Как будто разрешения у меня просил. А у меня тоже ком в горле от этого "батя, не прогоняй", - и я, конечно, тоже говорю, что пусть.
А так мне доводилось видеть (не у нас), как они не спорят, не сопротивляются, не протестуют, не умоляют, а просто встают, совершенно безропотно и безнадежно, берут какой-то свой маленький нехитрый скарб "все свое ношу с собой" и убредают, потому что - что ж, значит, надо уйти, ну вот так все, ничего уж тут не поделаешь. Это видеть невыносимо - это покорное приятие гонений, эту усталую безмысленную покорность никогда не справедливой судьбе.

А еще мне Тимерзяныч рассказывал, как однажды зарекся милицию вызывать из-за бомжей. Это давно было, и его настропалили разные соседки, в общем, он поддался, проникся праведным гневом, да и бомж какой-то попался несговорчивый. Короче, вызвал. А полиция не любит, когда вызывают на такие случаи. Злится. Может вообще не прийти. Но если приходит, то прямо сильно злится. Ну а че, сидели себе в тепле, чай пили, так нет же, блин. Короче, они этого бомжа вывели - и прямо возле подъезда побили. Тимерзяныч это увидел в окно, а он же человек военный, служивый, советский еще, слуга царю-отец солдатам, справедливый. И он аж в шоке побежал вниз со всех ног - отбивать, просить. Но когда прибежал, они этого бомжа просто прогнали уже. И с тех пор он знает, что а) бьют, б) тут же отпускают, прогоняют и уже никуда не ведут. И ему до сих пор тот случай тошно вспоминать, и до сих пор стыдно.

А я недавно тут рассказывала подслушанный разговор бомжей в подъезде, где один совершенно по-детски жалобно рассказывал, как ему на больную руку наступил нарочно какой-то гад в обезьяннике. В общем, не надо полицию, ни за что не буду полицию, решила я для себя, и Тимерзяныч тоже так решил. Короче, ничего нет хуже этой власти того, кому повезло, над тем, кому не повезло, и ничего нет хуже этой власти, когда снег, вьюга и мороз.

Это все я просто так. Не для снежно-белого пальто. Честно. Просто мне грустно. Еще вчера сразу несколько постов прочла о курьерах - о том, каково курьерам-то в такие дни и вечера. Пока где-то в каминах потрескивают дрова, и окошки светятся уютом. Зима - время тотальной несправедливости, если вдуматься. Вы замечали, к слову, что практически все и практически всегда, за редчайшими исключениями, даже при вполне добродушии, говорят дворникам и бомжам "ты"? Взрослым людям, которых жизнь испытывала и била как никому не снилось, - "ты". Снежно-белые сахибы.

вКонтакте | в FaceBook | в Одноклассниках | в LiveJournal | на YouTube | Pinterest | Instagram | в Twitter | 4SQ | Tumblr | Telegram

All Rights Reserved. Copyright © 2009 Notorious T & Co
События случайны. Мнения реальны. Люди придуманы. Совпадения намеренны.
Перепечатка, цитирование - только с гиперссылкой на https://fromdonetsk.net/ Лицензия Creative Commons
Прислать новость
Reklama & Сотрудничество
Сообщить о неисправности
Помочь
Говорит Донецк