Как мне стало жалко птицу с храбрым сердцем хищника

Птица неподвижно лежала у стены супермаркета. Начало марта, начало восьмого вечера. Местами снег, местами грязь. Сапоги и ботинки равнодушно шагают мимо. И тут я поняла, почему плакал Шурик, произнося сакраментальное: «Птичку жалко!».

Орнитолог из меня, как из селедки пианистка, но сразу стало ясно: посреди людского равнодушия и весны валяется орел молодой. На худой конец, юный коршун. Мощный крючковатый клюв, камуфляжный окрас – суглинок с жирным черноземом, гордая посадка головы. Глаза у птицы закрыты, но под моей рукой мерно билось храброе сердечко хищника. Может, из гнезда выпал?

Стена супермаркета круто терялась в черном небе, подобно скале… Может, на крыло орленок становился, а тут ночь упала, и он, вместе с ней – птицы рано спать ложатся… А что в неположенное время года на свет появился, так сбой в программе родителей… И вообще, мы не можем ждать милости от природы после того, что с ней сделали. Я сунула птицу в карман куртки и потопала домой. Хорошо, карман большой: птица оказалась упитанной.

У двери дома терпеливо ждал блудный кот Мартин. Блудил котяра на улице с пяти утра, после плотного завтрака. В семь вечера рвался домой на очень плотный ужин и ночной отдых. Всегда. Хоть Куранты по нему проверяй. Котяра кинулся ко мне, но радостное «мяу!» сменилось на недоуменное «няв?». Дома кот не рванул, как обычно, к заветной мисочке. Он сидел столбиком, дожидаясь, пока я сниму куртку, откровенно интересуясь карманом с птицей. «Не замай! - строго сказал я, – ухи оторву!».

После чего реквизировала у котяры его любимую коробку – высокую и просторную. Постелила в коробку полотенце, положила кусок булки, поставила чашку с водой. Подумала и добавила котлету – хищники едят мясо. Орел молодой продолжал спать, его храброе сердечко продолжало мерно биться. Кот смотрел на меня с обидой. Когда я поставила коробку с птицей на лоджию и закрыла перед ним дверь, молча улегся перед дверью. В знак протеста. Даже огрызнулся на попытку погладить. Голодный и обиженный, Мартин сторожил дверь всю ночь и впервые в жизни пропустил «пятичасовой завтрак». Так что удалось поспать до семи утра.

В коробке раздавался топот и клекот. Я осторожно подняла крышку и увидела крылатого хищника, бодро терзающего котлету. Блудный котяра вслед за мной сунулся в коробку и был встречен таким вихрем крыльев, щелканьем клюва и злобным блеском глаз, что немедленно бежал в кухню к заветной мисочке. Со страхом захлопнув коробку, я стала думать вечный вопрос: «Что делать»? И придумала! Отнесу я орла молодого в зоомагазин, что рядом с супермаркетом. Щедро подарю, спасибо скажут! Коробка тем временем затихла. От котлеты остались мелкие ошметки, а хищник, грозно нахохлившись, спал. Привычно сунула птицу в карман куртки, выпустила котяру, нетерпеливо гарцующего у двери, на улицу и отправилась делать щедрый дар.

«Перепелок не берем!» - сказала продавщица зоомагазина, равнодушно глянув на орла молодого в моей протянутой ладони. «П-перепелок?!.. П-почему?», - слегка заикаясь, спросила я. «А вдруг она больная, остальных заразит», – продавщица мотнула головой в сторону клетки. Несколько "камуфляжных" птиц с хищными клювами мирно топтались за стальными прутьями, не обращая внимания на жестокий окрестный мир.

Растерянная и униженная покинула я суровую обитель живых существ, заключенных в клетки и аквариумы. Робкое мартовское солнышко таяло остатки снега, небо синело, машины шуршали по мостовой, жирные голуби клевали булку. Неожиданно вспомнила, как пронзительно стонала в первом классе музыкальной школы моя скрипка-четвертушка белорусскую народную песню: «Ты ж моя, ты ж моя перепелочка…» Птичку было жалко еще тогда.

«Что же мне делать с тобой?- спросила я у перепелки, мирно сидящей на моей ладони. Птица молча покосилась на меня и вдруг легко взмыла в высоту, широко раскинув крылья.

Она летела легко и непринужденно в синем небе, над потоком машин в сторону парка. На свободу. А я, с сознанием исполненного долга, отправилась в противоположную от свободы сторону. На работу.

Любовь Тебешевская