Как я писала повесть или даже роман

- Стиль у тебя есть, и слог ничего, и перспективы на неплохой роман имеются, но… - гундосил Виталий Захарыч, тыча пальцем в монитор, где был открыт документ с началом моей повести. Я морщилась в унисон тому, как морщился монитор под давлением пальца Захарыча, и постигала дзен. С некоторых пор я пообещала Кристоферу не сраться с начальством, а обещания любимому человеку нужно выполнять.

Повесть носила рабочее название «Тайна семи болот» и кроме начала больше ничего не имела. Потому что оно было написано так великолепно, что дальше пролога дело не пошло – я боялась все испортить. И вот сейчас он тыкал в монитор указательным пальцем, оставляя на нем жирные отпечатки, монитор морщился, будто ему неприятно. Руки у Виталия Захарыча были холеные, но некрасивые – с толстыми короткими пальцами, отполированным ногтями и пучками седых волос на каждом пальце возле костяшек. Меня всегда интересовало, почему ему в салоне (явно, что полировал ногти не он сам) ни разу не предложили удалить эти кустики воском или депилятором и почему ему никогда не приходило в голову их сбрить обычной бритвой во время утренних процедур. Сейчас я смотрела на эти кустики и думала, что сама давно не была в кресле косметолога: пора бы уже избавиться от своих «усиков», отбелить лицо (пять веснушек вспрыгивали на нос аккурат к марту, так что можно еще успеть до начала интенсивных солнечных дней) и что-то сделать с этим шрамом на лбу от ветрянки, которую я умудрилась подхватить в двадцать восемь и чуть не помереть в итоге. Меня спасла квартирная хозяйка с лицом ведьмы, сердцем божьего одуванчика, на удивление приятным голосом и здоровенным зобом, который приковывал к себе взгляд собеседника и отвлекал от неприятной физиономии.

Хозяйка меня любила – я избавила ее от необходимости жить вместе со старой матерью, взяв на себя роль компаньонки. Бабушка Дуня померла полгода назад, но из квартиры меня не выгоняли, так как денег на ремонт все равно у хозяйки не было, расстаться с накопленными вещами было трудно, а плодить мышей (которые бы обязательно наплодились, не топай я ежедневно среди этих плюшкиных куч) не хотелось. Так что я относительно неплохо устроилась. Работа есть, жилье есть, плату с меня брали только за коммуналку, ела я всегда мало, а на интернете откровенно экономила (в квартире сверху жили милые простаки, использовавшие в качестве пароля к своему wi-fi кличку домашнего питомца, в котором души не чаяли, и все вокруг об этой любви знали и даже были ею несколько утомлены).

- Но что? – спросила я, видя, что Захарыч замялся. «Вот же гад, вытянул из меня мою писанину, которой я, конечно же, гордилась, но никому не показывала, так как я оценивала свои творческие попытки словами мистера Дарси «она хороша, не спорю, но…». Вытянул и теперь мнется. Сказал бы уже как есть, не заглядывая в методичку, по составлению грамотной рецензии: сначала похвалить, потому поругать, потом дать совет и купить подешевле».

- Но что дальше? - спросил Захарыч, откинулся на спинку своего «президентского» кресла и посмотрел на меня через старомодный полированный стол. – Что-то мне подсказывает, что дальше ничего нет.

Я почувствовала, что начинаю злиться. Я всегда злюсь, когда люди с умным лицом принимаются вещать очевидные вещи. А когда я злюсь, у меня начинают гореть уши и страшно хочется нахамить. Проблема лишь в том, что красиво хамить я не умею, держаться с надменным спокойствием тоже, и в результате получается такое безобразие, которое и вспоминать потом стыдно. Другое дело общение в Сети. Тут я умею по-настоящему быть остроумной, потому что есть время подумать. А в реальной жизни красиво нахамить я могу не всегда. И в результате порчу себе весь день, а то и ночь. После неудачного хамства долго веду диалоги сама с собой, проигрывая ситуацию с самого начала, и придумываю, как бы я ответила на ту или иную реплику, и как красиво в результате уделываю собеседника. Увы, все эти искрометные пассажи остаются лишь плодом моего воображения. Всяк задним умом крепок.

- Почему вы в этом так уверены? (Спокойно, Машуня, спокойно, а то потом будешь всю ночь не спать, ломая копья в мысленной перепалке и злясь, что уже ничего нельзя изменить).
- Когда ты это написала?
- На втором курсе университета.
- И сколько лет с тех пор прошло?
- Даму не принято спрашивать о возрасте. (Неплохо, неплохо).

Редактор устало вздохнул. В кармане завибрировал телефон, и я поняла, что и эту битву я заранее проиграла. Мне хотелось прочитать смс, а тут Захарыч со своими сентенциями.
- Десять?
- Девять, - буркнула я, ёрзая на стуле.
- Ах да, тебя же отчисляли.

Захарыч всегда побеждал. Во-первых, он на опыте. Во-вторых, у него хорошая память. А в третьих, он все-таки мой начальник. И совсем в-последних, он, в отличие от меня, никуда не торопился. Телефон в кармане опять занервничал. Я вслед за ним.

- Тебе стоит подумать, что это будет дальше, и взять себе правило писать не менее двух страниц текста каждый день.

Я вздохнула. Если бы я писала хотя бы по полстраницы текста каждый день, к сегодняшнему дню я бы уже Ленина переплюнула. Но чтобы писать, нужно иметь представление, о чем писать. А я понятия не имела.

- Начни с жанра, - продолжал Виталий Захарыч, - тебе нужно определиться, что это будет: фэнтези напрашивается само собой, но тут большая конкуренция, а этих выдуманных миров столько, что не факт, что тебе удастся выдумать очередной и притом довольно удачный. Да и фэнтези требует серии, продолжений, а у тебя за десять лет дальше пролога дело не пошло. С другой стороны, я не знаю, как ты это раскрутишь, если выбрать другой жанр. Может, детектив?
- Я писала когда-то детективы. (Почти не соврала. Был один. Нет, полтора).
- В самом деле? Можно полюбопытствовать?
- Нет. Это было баловство со смешением эпох и героев, и до такой степени биографичное, что читать это было интересно только прототипам.
- А сюжет?
- Сюжет? Ну, он был. Что-то в стиле Джейн Четыре Квадрата.
- Короче, дрянь, - подытожил Захарыч и достал электронную сигарету.

Мне стало обидно. Детектив был вовсе не дрянь. Вернее, детективный сюжет был как раз слабенький, но были в той вещице (как она, кстати, называлась, уже и не вспомнить) несколько интересных находок. Суперинтендант Мастед – чемпион по плевкам в пепельницу – чего-то да стоил! К тому же это был чуть ли не единственный мой опус, где главным героем была девушка и она меня даже не раздражала.

- Или мистический триллер? - Захарыч быстро похоронил идею с детективом и принялся разбирать дальше. - Но тогда эти твои болота совсем придется отложить, потому что в них все живенькое, веселенькое, а это уже конфликт формы и содержания. Читатель не поверит. А жаль, жаль, есть в этой вещице какая-то … легкость что ли.
Захарыч повертел в руках электронную сигарету, спрятал ее обратно в ящик стола и скептически посмотрел на меня. Сразу было видно, что он очень сильно сомневается в своей затее. Сочинять-то я умела, и ого-го как. Только все больше у себя в голове. Уснуть мне всегда представлялось большой проблемой, потому что как только я гасила свет, в голову тут же начинали лезть разные мысли. У меня были придуманы и продуманы штук пять миров и человек десять главных героев. И в зависимости от того как прошел день, ночью очередные приключения случались с тем из персонажей, кто больше подходил под настроение. Все это, конечно, были супергерои, они были суперодинокими, их все любили, но не понимали, а они каждый вечер спасали человечество от очередной беды. Все эти люди (а они были для меня чем-то весьма реальным) жили со мной долгие и долгие годы, взрослели вместе со мной и набирались опыта, но все равно знали они гораздо больше меня и были, чего уж там, гораздо лучше меня. И даже если они и отчебучивали что-нибудь неподобающее, то делали это так элегантно, что им всё прощали. И только мне казалось каждый раз, когда я вляпывалась в очередную историю, что все потом только и вспоминают об этом, как только увидят меня на горизонте. Эх… Если бы всё, что придумывается, можно было как-то тут же запечатлевать на бумаге!

Я когда-то пробовала начитывать истории на диктофон, но никогда-никогда их не переписывала, потому что не могла вынести свой собственный голос при прослушивании. Я не знала, что лучше сделать: записаться к лору, на курсы улучшения дикции или же хотя бы сходить на кухню за орехами, чтобы засунуть их в рот и стараться выговорить скороговорку про кукушку с кукушонком. Потом появились всякие девайсы для распознавания речи, и я тут же их опробовала. Но они жутко врали: вместо «хрыча» писали «хрущев», «набухались» исправляли на “натуралиста”, в общем, писали совершенно не то, что я говорила. Да и говорить-то особо не очень хотелось. Лучшее всегда сочиняется молча. Если, конечно, ты сочиняешь не статью для публикации в ВАКовском сборнике, в которой нужно городить такие огороды из научной речи, что если не прочитывать вслух написанное, то совершенно не разобраться (хотя временами у меня не получалось разобраться, даже читая вслух). В общем, не шло дело. С малыми формами я еще дружила: рассказик, эссе, сочинение на тему, научная статья, - но как только дело доходило до чего-то масштабного, так мне тут же становилось скучно. Во мне просыпался внутренний математик (был и такой, несмотря на тройку в аттестате), заявляющий, что никакие мои большие литературные формы никогда не окупятся, а значит, нечего и страдать.

- А может, любовный роман?
- Где я и где любовный роман? (ну, и что это только что было?)

Вот дура, надо было хвататься за эту мысль. Любовный роман - это всегда беспроигрышная вещь. Подумать только, сколько этих книжонок самого низкого пошиба ежедневно поглощается мамами всех возрастов во всевозможных местах и позах: в автобусах, в метро, в поездах. Написать плохой любовый роман просто невозможно - они все плохи. Но тут я подумала, что мне бы пришлось перед началом работы обратиться к источникам вдохновения и прочитать хотя бы пять-шесть романов в качестве «например». А я слабонервная, я бы не выдержала. В своей жизни я читала только один современный любовный роман. Не помню ни сюжета, ни концовки, помню только описание женского соска на две с половиной страницы. Героиня отдалась герою где-то в самом конце книги и вдруг оказалось, что на соске все авторское красноречие закончилось и секс получился какой-то невнятный.

У меня затекла шея. Я почувствовала, что если сейчас не покину кабинет Хрыча (хватит миндальничать, все мы его так зовём заглаза), то я наговорю лишнего и потом сама буду себя честить на чем свет стоит.

– Вы точно решили из меня выдушить какое-то полномасштабное творчество? – спросила я, вылезая из кресла, в котором сидела ниже уровня моря (то есть столешницы) и глядела на Виталия Захаровича снизу вверх.

Хрыч поморщился от неудовольствия, что я так неблагодарно отнеслась к его заботе о моем будущем романе. Я чуть было не сдалась и не плюхнулась обратно в кресло, но тут у меня в кармане очень кстати опять завибрировал телефон, что придало мне сил.

– Давайте сделаем так. Я напишу синопсис и набросаю план к первой главе. Идет? (Машуня, дорогая, что ты несешь, ты с ума сошла!). На следующей неделе будет черновик. (А это уже лучше. Сегодня среда. Потом выходные и праздник, перенесенный на понедельник, потом у меня была заявка на два отгула. Выйду к четвергу. Времени – больше недели).
– Синопсис и краткие характеристики главных героев.
– А жить когда?
– Правильно спрашивать не «когда?», а на «какие шиши?» (Черт).

Nata Platonova