Кость Бондаренко про Украину между Дейтоном и Эвианом

"Сложившаяся сегодня в Украине ситуация, все чаще напоминает безвыходную. А безвыходная ситуация - за Станиславом Ежи Лецом - это ситуация, ни один выход из которой нам не нравится. И при этом этот выход искать придется", пишет украинский политолог Константин Бондаренко.

Война - это не выход. Это состояние, которое рано или поздно заканчивается. Даже Тридцатилетняя война или Столетняя война имели свое логическое завершение, создавая качественно новую систему отношений между участниками боевых действий.

Каждая война заканчивается компромиссом - либо по принципу взаимных уступок, или по принципу «vae victis». Нынешняя война на востоке Украины - не исключение. Она не стала молниеносной антитеррористической операцией. Она выматывает Украину и становится все более непопулярной в народе (о чем говорят прежде всего данные социологических исследований и массовое уклонение от мобилизации).

Говорить о необходимости «войны до победного конца» могут сегодня только или фанатики, адепты «перманентной национальной революции», или же те, кто вовремя сориентировались и делают на войне большой бизнес. «Победного конца» не будет - победа может оказаться пирровой, кто бы ни оказался победителем.

Давайте говорить откровенно: за год Украина не продемонстрировала никакой существенной победы на фронтах, а в то, что мы имеем самую лучшую и самую боеспособную в Европе армию, верят только наши чиновники.

Принудительные мобилизационные мероприятия с охотой на призывников, не создают боеспособную армию. Боеспособность армии измеряется не количеством пушечного мяса, брошенного в окопы, а материально-техническим и профессиональным уровнем.

Дипломатические баталии Украины также, по сути, проиграны: Минские договоренности нельзя считать победой Украины - хотя их компромиссный характер может предотвратить дальнейшую эскалацию конфликта и помочь нормализовать ситуацию на Востоке. К тому же мы стремительно теряем поддержку со стороны Запада, превращаясь в камень, попавший в ботинок и постоянно напоминающий о себе.

Европа не видит положительных преобразований в Украине и не понимает, почему она должна терпеть убытки от потери торговых связей с Россией (а для Европы это - 485.000.000.000 долларов оборота по состоянию на 2013 год!) из-за вороватой и беспомощной украинской власти, которая не способна продемонстрировать хоть какое-то положительное движение внутри своей страны и прикрывает собственные ошибки войной.

США понимают, что у них сегодня есть немало других проблем в мире, прежде всего на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. К тому же все помнят, как украинская тематика, активно обрабатываемая в 90-е годы, обернулась большими проблемами и неприятностями для вице-президента Эла Гора после того, как на смену демократам пришли республиканцы, - а окружение Обамы уже готовит свои «золотые парашюты», не совсем веря в возможность победы выдвиженца Демократической партии на выборах в следующем году.

Понятно, что в таких условиях война на Востоке Украины, по аналогии с Гражданской войной в Испании 1936-39 годов, Анголе в 1975 - 2002 или в Никарагуа 1980-90, должна была бы подталкивать к поиску моделей, которые бы позволили выйти из ситуации и заложить основы будущего мира.

Конечно, наиболее приемлемой схемой для урегулирования конфликта на Востоке Украины, как неоднократно отмечали эксперты и дипломаты, кажется формула, заложенная в Охридское соглашение 13 августа 2001, которая помогла урегулировать ситуацию в Македонии. Тогда стороны конфликта согласились на мирное урегулирование по следующим позициям:

- Недопустимость использования насилия в политических целях;
- Сохранинеие суверенитета, территориальной целостности и унитарного характера государства;
- Невозможность территориального решения этнических противоречий;
- Отражение полиэтничности Македонии в общественной жизни;
- Демократическая направленность государства;
- Международные стандарты прав человека;
- Развитие местного самоуправления;
- Обязательное присвоение статуса официального для любого языка (вместе с македонским), на котором говорит более 20% населения страны или, на тех же условиях, в рамках отдельных территориальных общин.

В значительной степени это наталкивает на мысль о возможности введения Охридского сценария в Украине (не зря Македонию в шутку называют «балканской Украиной» - это маленькое государство имеет конфликтный характер и постоянно ссорится почти со всеми соседями).

Однако есть одно «но»: Охридская формула могла бы быть приемлемой год назад - в самом начале войны в Донбассе, до тех пор, пока счет жертв с обеих сторон не пошел на тысячи, а взаимные обиды не достигли пика.

Сегодня имеем Минскую формулу, которая значительно хуже и тяжелее для Украины, чем Охридское соглашение для македонцев. Тогда, в 2001 году, президенту Петру Трайковскому серьезно помогала Украина, предоставив военно-техническую помощь и обеспечив превосходство над силами проалбанских повстанцев. В Украине такого преимущества нет и его получение не решит дело, а лишь усугубит конфликт.

Если Минский процесс зайдет в тупик (что мы сегодня, по сути, наблюдаем), в Украине останется, по сути, только два варианта развития ситуации. Учтите тот момент, что продолжение конфликта, с одновременным очевидным кризисом субъектности Украины, приведет и к тому, что вопрос урегулирования ситуации на Востоке Украины перестанет быть внутренним и суверенным делом самой Украины - нашу проблему станут решать за нас, ставя нас перед фактом. И это - худшее в данной ситуации.

Среди целого ряда исторических аналогий и схем наиболее логичными, при условии дальнейшего обострения ситуации, представляются два варианта - Дейтонское соглашение 1995 года и соглашение в Эвиане 1962 года. Именно по этим схемам может решаться украинский вопрос тогда, когда крупные мировые игроки дойдут до очередного компромисса и примирения, а Украина и «ЛНР-ДНР» окажутся лишь разменной картой в большой геополитической игре.

Дейтонское соглашение 21 ноября 1995 решило статус и устройство Боснии и Герцеговины после длительной войны. Лидеров Сербии, Хорватии и Боснии собрали на военной базе США Дейтон (штат Огайо) и заставили признать то положение вещей, которое было наработано американскими, немецкими и французскими дипломатами.

Де-факто, создавалась система, по которой Босния и Герцеговина лишь формально сохраняли суверенитет и территориальную целостность. Государство было разделено на две части - Федерацию Боснии и Герцеговины (с преимущественным мусульманским и хорватским населением, и столицей в Сараево) и Республику Сербскую (с преимущественно сербским населением и административным центром в городе Баня-Лука).

Республика Сербская в свою очередь делилась на две части узким анклавом «округ Брчко». В каждой из республик есть свой президент по довольно ограниченными функциями, избирается общий парламент, формируется общее правительство. Во главе Боснии и Герцеговины стоит «коллективный президент» - президиум, в состав которой входит по одному представителю от сербов, хорватов и мусульман. Но реальная власть принадлежит внешнему руководству - Верховному представителю по вопросам Боснии и Герцеговины.

В результате Дейтонского соглашения, со временем подтвержденного на конференции в Париже, Босния и Герцеговина преобразованы в конфедерацию (де-факто) под внешним управлением и с частичной потерей суверенитета.

В этом году исполнится 20 лет с момента, когда подобное положение вещей стало реальностью для БиГ, при этом выполнена главная задача: войну остановили, страну подготовили к членству в НАТО (Босния продвинулась в интеграционных процессах дальше Украины), ВВП на душу населения выше, чем в Украине.

Готова ли Украина к подобному сценарию? Думаю, вряд ли. Но если этот сценарий не сработает, остается еще один, более роковой сценарий - сценарий Эвиана.

В течении 1954-62 годов в Алжире происходили массовые выступления сепаратистов, желающих отделиться от Франции и создать собственное независимое государство. Режим Четвертой Республики с ее постоянными политическими скандалами способствовали тому, что провинции выражали ирредентисстское и освободительное настроения.

Стоит отметить, что для большинства французов, то есть для их сознания, Алжир не был колонией - вроде Гвианы или Сенегала. Это была территория, которая с 1830 года входила в состав Франции и которая дала французской истории и культуре большое количество прославленных имен - таких как Жан-Клод Бриали, Жак Деррида, Альбер Камю, а из более близких до наших дней - писатель Кристиан Комбаз и философ Жак Аттали. И восстание против французов в Алжире воспринималось слишком болезненно самими же французами.

Французская пресса писала, что против Франции воюют не алжирские повстанцы, а «террористы из ОАС» и банды так называемого «Фронта национального освобождения». При этом обязательно указывалось, что против французов самом деле воюют СССР и Китай, которые поддерживают сепаратистов. Было несколько показательных процессов, на которых показали китайских наемников, захваченных в плен в Алжире.

В средствах массовой информации не употреблялось слово «война» - только «восстановление общественного порядка» (вам это ничего не напоминает?). Войной, события в Алжире, в ходе которых погибло до миллиона граждан, 70% из которых - мирные жители, во Франции официально признали только в 1999 году!

Французские политики в то время призывали не допустить нарушения территориальной целостности страны и не соглашались ни на одну автономию для Алжира - так же, как и алжирских повстанцев с 1958 года перестала удовлетворять идея автономии.

В марта 1962 года президент Франции Шарль де Голль и лидер алжирских постанцев Ахмед Бен Белла смогли пожать друг другу руки и согласиться на то, чтобы провести референдум по вопросу будущего статуса Алжира. Де Голль рисковал, идя на референдум. Но и 8 апреля 1962 на материковой части государства, и 1 июля на территории Алжира был продемонстрирован один и тот же результат: 91% голосов за независимость бывшей суверенной части Франции.

Величие де Голля проявилось в том, что он, желая закончить войну, не задавался вопросом о легитимности тех, кто сидел по ту сторону стола переговоров. Он вел переговоры с теми, от кого зависело окончательное решение проблемы. Де Голль не поддался на давление генералов, которые даже пытались устроить путч. Он не стал цепляться за фетиши типа «нерушимости границ» - он поставил точку в войне.

В случае Украины, если ситуация зайдет в тупик, ей обязательно вспомнят Эвианский прецедент и, возможно, будут подталкивать к нему. Но и Дейтон, и Эвиан станут возможными только после того, как станет ясно, что Минские договоренности полностью похоронены. И над этим стоит задуматься горячим головам.

Победить в этой войне нет шансов - или они близки к нулю. Продолжать эту войну - загонять себя в глубокий цугцванг. Свой шанс, чтобы состоялся «Украинский Охрид», мы уже профукали прошлым летом. Сейчас теряем шанс на воплощение Минских договоренностей - нравятся они нам или нет.
Через несколько месяцев нас поставят перед выбором: либо Дейтон, либо Эвиан. И ставить будут в том числе те, кого мы сегодня считаем нашими союзниками.

... Если на карте провести прямую линию, которая соединит между собой две точки - американский Дейтон и французский Эвиан - ровно посередине окажется то место, где на дне океана лежит затонувший «Титаник».

Символично?

Отсюда