Про Нёму и государство

На тоталитарном поселке, где я провел некоторое число своих юных лет, нравы царили не самые мягкие. И не самые жесткие.

И даже самые жесткие по тому жестокому времени запреты, типа табу на игру в футбол на школьном поле в урочное время, легко обходились при известном умении договариваться, не лезть в залупу на рожон и находить компромисс, но стоило проявить свой глупый норов или потерять на секунду бдительность, как начиналось неприятное.

Приблизительно, как в нынешней демократической Украине – отвернулся на секунду и ага, расслабился – и получил в бубен. Снова и снова. И в тоже время рядом, то есть на соседней площадке, на расстоянии вытянутой руки фактически, находится совершенно бодрый человек, которые ездит на авто, что стоит приблизительно столько, сколько вся его семья зарабатывает за десять лет, и ремонт он уже делает второй за пять лет зачем-то. И утверждает, что все честным трудом и копеечка к копеечке. Многие верят.

Стоит же ему на секунду потерять концентрацию и расслабиться, то есть буквально в следующем повороте подрезать не того человека, как ему гарантированно прилетит. Как и на нашем поселке, где половозрелый мужчина без татуировок вызывал нездоровый ажиотаж.

И в бубен ему могло прилететь, что на нашем конце, что на том. И хорошо если не заехал на больничку, потому как оттуда сразу - сигнал о доставке тела с повреждениями определенного характера и тяжести мгновенной летел в соответствующее учреждение, откуда леопардовым скоком мчались соответствующие молодые люди в фуражках и погонах.

Некоторым моим товарищам то ли повезло, то ли не повезло, и с ними лично беседовал будущий генеральный прокурор нынешней страны. Меня сия чаша миновала к огромному облегчению родных и близких, которые в ранние годы думали о моих увлечениях естественными науками вообще и естествоиспытательской склонности в частности самое нехорошее.

Пока в школе им не намекнули на хороший аттестат и возможность быть отмеченным. Медаль я так и не получил. Как никто из нашей школы. Потому что квоту выбрали центральные заведения.

Потому замечательная лирическая композиция, в которой юного паренька, что шёл к успеху семимильными шагами, напутствует мать, предупреждая его - "не ходи на тот конец, не водись с ворами, рыжих не воруй колец – скуют кандалами" - имела конкретный, наполненный не только фантазиями, практический и понятный смысл.

Один из тех, которые раздавали на том конце был некий Нёма. Названный не просто так, а по причине глухоты с рождения. Соответственно, он был немым, что связано. Невероятной силы паренек это был и бился до последнего, не зная жалости во многом потому, что не слышит криков о пощаде.

Ну, по крайней мере так нам объясняли те, которые общались с ним ближе. Таких всегда хватает рядом с сильными мира любого масштаба и географии.

Со сверстниками он не водился. Его всегда окружали малолетки, которые были много слабее и боялись, но верно исполняли его так и не произнесенные вслух желания.

Иногда Нёма приходил на футбольное поле в компании жадных до наживы пацанов, которые были нашими сверстниками. Часто эти визиты имели вполне понятный смысл - тряхнуть мелочь от его имени теми же интерпретаторами, которые говорили для начала серьезного разговора: "Ща всем пизды выпишут".

Можно было и не говорить, и так было понятно, что ничего хорошего появление этой шайки не сулило. Пусть мигалок у них тогда еще и не было.

Главная задача нападавших заключалась в том, чтобы взять то, что нам было нужно. Чаще всего мяч. Иногда кого-то из совсем малых, если совсем уж лохобесы тупые.

Игра останавливалась и, если мяч удавалось забрать противоположной стороне, то есть агрессору, - разговор продолжался, заканчиваясь много проще: "С каждого по 15 копеек". Была в советские времена такая монета.

Если играли сами, то есть коллективом спаянным и понимающим последствия своих действий или бездействия, то мяч часто удавалось сохранить и вертели мы его тогда этого Нёму и его компанию на известном месте, стремительно убегая на свою улицу. Где не было жесткого, покрытого трещинами сначала земляного, а потом и цинично заасфальтированного поля, но были отличная смешанная посадка и даже настоящая дубрава.

В случае потери мяча и взятого заложника, но в прямой зависимости от ситуации, времени года или настроения, разговор развивался по-разному. Чаще всего звучало, что «Нёма сказал по рублю, но я договорюсь» и «Ты хочешь, чтобы он сам пришёл?».

Последнее звучало особенно угрожающе. Я с ним однажды дрался пацаном. И был не столько побежден силой, сколько испуган дикими криками, которые издавал больной совершенно человек. Я не сразу, но понял, что бояться этих нечеловеческих воплей не нужно. Пусть и случилось это только после того, как в первый раз потерял концентрацию и конкретно выхватил.

Это потом я вырос, а Нёма оставался всё таким же корявым и коренастым одновременно. И трудно пришлось уже ему, но понимал, что его ждет и долго избегал встречи, а когда она все-таки состоялась, то поступил так, как я не ожидал - попросил пощады. Как в дзю-до, когда стучат ладонью по татами.

Если мы играли с городскими, и если мяч был их – чаще всего так и было – уйти получалось не всегда и они даже платили, чтобы "Нёма сам не пришел" и "не сбил по рублю", что в то время было просто нереальной для пацана нашего возраста и происхождения суммой.

При этому существовал особый кодекс чести, который если и нарушался, то исключительно в результате действия обстоятельств непреодолимой силы. Чаще всего - родителей. Мяч все равно оставался целым, если не возвращался сразу, а значит оставалась надежда на его возвращение.

Имущество и одежду портить было нельзя. Оно ценилось много выше рук, ног и даже головы. Потому что тогда трудно было найти оправдание перед старшими. И потому когда я однажды в стратегических целях спустил колеса велика одному из быстрых спутников Нёмы, то был несильно, но все-таки осужден прежде всего своими братьями по проволочным самопалам.

Паренек, которому я спустил колеса, выхватил больше всех даже не от товарищей, которые послали его на разведку. От них он получил только сочувствие. Больше всех он выхватил от отца, у которого и взял велосипед, потому как своего у него на тот момент не было. Сейчас ездит на ч0рной немецкой машине. И все помнит.

Некоторые наши шли на сотрудничество с конкурирующей организацией, заманивая городских на несуществующие футбольные встречи или поножовщину. Нет, не с целью добиться уважения или почета. С целью заработать. Или отомстить, унизив какого-нибудь конкретного обидчика.

Чтобы история не повторилась, чтобы можно было спокойно и бесплатно играть с нами в Спартак – Динамо, пекаря и пуговицы, парни с Больших домов всячески заискивали и унижались даже не перед Нёмой, нет, а перед его эпигонами и мытарями.

Главная цель этих визитов была простая - напугать, подчинить и сбить какое-то количество бабла. Или пуговиц. Или палку для игры в пекаря. Или биток.

Мы понимали, что ничего с этой стихией поделать не можем. Понимали, что стратегический резерв в виде относительно ровной площадки, которая иногда даже была покрыта травой, и удачно росших парами тополей и кленов, у нас нет. И просто дистанцировались. Играя набегами.

Городские даже пробовали с шайкой Нёмы дружить на почве внезапно возникших приязненных отношений, вроде совместных интересов к бумаге, пропитанной селитрой, производству магний-марганцевой смеси и стрельбы карбидом из баллончиков из под «Дихлофоса». Нюхать его еще никто не додумывался тогда. Или я слишком хорошо думаю за всех и сразу?

Вся опасность и финансирование ложились на плечи городских, которым казалось, что после таких страшных заявлений это были мелочи. И им казалось, что уж таким-то образом они будут в безопасности. Но ни всегда оставались чужими. И если вдруг что-то менялось, то они первыми попадали под раздачу. Независимо от. Потому что были ближе.

И при этом именно они становились порою главными защитниками Нёмы и его компании в словесных баталиях с нами. Ибо не могли признать, что сотрудничают с немцами. Это сейчас я знаю, что это называется Стокгольмский синдром, а тогда мы просто жили, росли, учились и взрослели.

Именно так многие не только из ныне живущих, но и тех, кто жил раньше, и тех, кто будет жить в будущем на третьей от Солнца планете, и постигали основы государственного управления, а также принципы по которым функционируют как справедливая во всех отношениях власть, так и безжалостная машина правосудия.