Владимир Свитящук. Где ковались мечи харалужские, часть 2

Село наше древнее, говорил директор школы села Корысть Семен Корнеевич Лысюк. Своими корнями оно уходит в глубину седых веков. Стояло на берегу ручья Губач. По другую сторону нынешней автострады Киев-Ровно. Теперь там пахотное поле. По сохранившимся преданиям, носило название Чересупщина. Во время нашествия татаро-монгольской Батыевой рати было разорено и уничтожено. Жители, которые не успели спастись в окрестных лесах и малопроходимых болотах, были убиты или угнаны в неволю.

Пахотной, годной для обработки земли было мало. Основ­ным занятием жителей поселения тех ушедших времен считалось разведение домашнего скота, птицы и кузнечный про­мысел. Добыча из болотной руды сыродутного железа и из­готовление из него как оружия, так и предметов повседневного хозяйственного обихода. Об этом свидетельствуют кучи кузнечного и металлургического шлака, что лежат в большом количестве под тонким слоем пахотной земли.

По другую сторону ручья, на так называемых буграх, жили люди. Несколько лет тому назад, когда на этом месте бульдозером рыли канаву для закладки на зимнее хранение свеклы, неожиданно было разрыто крестьянское дворище. На срезе хорошо просматривалось, где располагались жилое помещение, а где - подсобные. Особенно контуры многослой­ного пола кострища. Он был на глиняной основе, выложен из кусков серого камня и кузнечных шлаков. Это свидетельствует о том, что хозяева его неоднократно подновляли и ремонтировали.

Печей тогда в том виде, какими мы привыкли их видеть сегодня, еще не существовало. Даже в домах княжеской знати, те говоря уже о жилищах простого люда. Они появятся лишь в XVI веке. Жили тогда в так. называемых «курных хатах», что отапливались «по-черному». То есть, посреди
дома устраивалось кострище. На нем всегда оставались тлеющие угли. Очаг огня поддерживался постоянно, чтобы при надобности не бежать за ним к соседу, Здесь хозяйка готовила пищу. Вечерами собирались семьями. Садились вокруг пылающего костра, грелись, освещаемые отблесками пламени да тусклой лучиной. Велись неторопливые житейские разговоры» рассказывались сказки, предания старины, которые передавались из уст в уста. Потолок отсутствовал. Дым выходил через оставленное в крыше отверстие. Когда костер прогорал, оно закрывалось или соломенным снопом, или деревянной заслонкой, если дыра была обрамлена коротким дощатым дымоходом.
От повседневной копоти и дыма крыша соломы превращалась в сплошной легкий монолит. Она, как прекраснейший изолятор, и сохраняла в доме тепло, и предохраняла от наружного холода и влаги.

ПОЛЧАСА тряски в автобусе по вымощенному булыжником проселку - и я в Харалуге. В том самом загадоч­ном Харалуге, куда так стремился попасть за добрую тысячу километров из Донецка, жертвуя своим отдыхом и средствами, И никаких тебе достопримечательностей. Известно лишь, что в пору своей юности, учась в Ровенской гимназии, здесь побывал великий русский писатель-демократ Короленко. Приезжал в гости к тетушке. Дом, где она жила, не сохранился. Нет ни музея, ни памятной доски, что напомина­ло бы о его пребывании здесь. Лишь местный колхоз носит имя писателя. Типичное, средних размеров, село полесской глубинки - 170 дворов, 740 жителей. Малоблагоустроенное, с разбросанными по косогорам убогими крестьянскими хатами, ничем не отличается оно от себе подобных в округе. Бедные песчаные и суглинистые почвы. То там, то здесь виднеются на полях рыжие, словно лисьи хвосты, полосы - следы выхода на поверхность железных руд. Многие из полей - на месте бывших болот. А их ручьи превратились в канавы мелиоративно-осушительной системы. Смешанный лес отступил, за поля, удалился от села к горизонту.
Остановился у двора Чумака. Хозяин набирал из колодца воду. Предложил и мне утолить жажду. Вода оказалась с привкусом железа.

- Когда я - рассказывает Василий, - был мальчишкой и пас коров, то среди шлаков на полях урочищ Подлески, Сухие Роги, Пузырево, часто находил керамические трубки с обожженными концами. Она напоминали собой курительные трубки. Их звали люльками, нисколько не сомневаясь, что это. Такой находке всегда были рады. Хотя в действи­тельности это было не что иное, как сопла, по которым от кузнечных мехов подавался в домницу воздух для поддер­жания горения и поднятия в ней температуры.

Когда велись мелиоративные работы, вспоминал дальше Василий Иванович, у них на квартире жили экскаватор­щики. Однажды при копке магистрального канала в урочище Всеславка ковшом зацепили попавшую на пути глыбу шлака. Сдвинуть ее с места не смогли, а экскаватор поломали. После целый день ремонтировали, сваривали ковш и стрелу. Там оказалось сплошное шлаковое поле. Участок длиною в 100-120 метров, при ширине рва в пять и глубине до двух метров, рыли целый месяц. До земли, до конца глубины залегания шлака, ковш экскаватора так и не добрался.

Говорят, там была домница. Добывали и ковали железо. Но напали татары и все уничтожили, людей изрубили. Мно­го их погибло и в штольнях. С тех пор люда стали называть эту долину Погиблицей.

Остатки древнего металлургического шлака, где больше, где меньше, есть не только в окрестностях Харалуга. Их можно обнаружить на всех полях ив долинах близлежащих к нему окрестных сел: Зализници и Даничева, Топчи, Речевого, Великой Клецки, Межеричи. К слову сказать, по сведению Антоновича, в районе села Межеричи в 1849 г. были найдены две чугунные пушки.

Возьму с собой много шлаковых образцов из разных мест. Пористых, как с остатками древесного угля, так и капельками оплавленного металла. Из-за того, что плавильный агрегат был далек от совершенства, в шлаках оставалось того металла немало. Отсюда и вес. Решил повезти на исследо­вание в научные центры Киева, Донецка, Краматорска. Опре­делить химический состав образцов а, по возможности, да остаткам древесного угля, и их возраст.

Как покажет радиоуглеродный анализ, исследуемый образец будет датироваться X-ХIII веками новой эры. Эти данные были получены в лаборатории Института геохимии минералов АН Украины Николаем Николаевичем Ковалюком, проводившим исследования.

Один увесистый шлаковый булыжник привлек мое внимание особенно. Его показали и помогли найти харалужские ребятишки. Несколько таких кусков, по их признанию, они уже до этого с трудом дотащили до школьного двора на металлолом. Он лежал на окраине островка кустов, что росли среди поля на старом, давно заброшенном сельском кладбище. По-видимому, его туда снесли взрослые, чтобы не мешал работе сельхозмашин.

По специальности я сварщик. Более того, сам принимал участие в строительстве доменных печей. Так что металлургический шлак для меня не диковинка. Неоднократно видел, держал в руках и хорошо знаю, что он собой представляет. А этот, хоть и был внешне на него похож, но вызывал сомнение. Зримо отличался от всех ранее видимых в округе. Иссиня-черный, как воронье крыло, тяжелый монолит, без каких-либо инородных включений. При помощи заранее прихваченного В. И. Фащуком молотка откалываю несколько кусочков - показать специалистам.

ПО ВОЗВРАЩЕНИИ из отпуска свяжусь с научными сотрудниками Донецкого научно-исследовательского института черной металлургии. Они не откажут мне в бескорыстной помощи. Вскоре я получу документ, который мне хочется привести здесь полностью.

«Петрографическое исследование двух образцов «шлаковидной руды» проведено с целью определения принадлежности их к металлургической деятельности человека прошедших исторических эпох. Проведенное исследование (макроскопия), микроскопия шлифа, лазерный микроспектральный анализ фаз на элементный состав позволил установить следующее:

1. Образцы являются ультраосновой горной породы, близкой по составу к дунитам или оливинам, поэтому не могут быть отнесены ни к железным рудам, ни к шлакам металлургического производства.

2. Главным породообразующим минералом является ольвин, в котором широко представлены молекулы фаялита (Fe2SiO4), форстерита (Мg2SiO4) и тефроита (Мg2SiO4). В небольшом количестве в оливинах присутствует Са (кальций). Второ­степенные минералы: сульфиды, оксиды железа, шпинелиды, серпентин.

3. Образцы имеют следы явно термического воздействия, которые могут быть следствием одного из двух факторов: антропогенного или космического.

4. В пользу антропогенного фактора можно сделать предположения, что указанные породы могли выполнять роль футеровки плавильных агрегатов. В подтверждение этого фактора необходимо иметь дополнительные данные об археологических находках металлургической деятельности людей в данном районе, наличия здесь на поверхности земли выходов ультраоливиновых пород, откуда могли быть взяты эти камни.

5. В пользу космического фактора свидетельствует минералогический состав, структура и внешний вид образцов. Указанные образцы могут являться частями крупных осколков большого каменного метеорита, упавшего сравнительно недавно в районе находки, так как оливины практически не изменены. Вторичный минерал серпентин обнаружен лишь в некоторых кристаллах оливина на поверхности образца.

Наличие в отшлакованной зоне оплавленных трещиноватых зерен кварца, значительная часть которых имеет весьма слабую анизотропию, можно объяснить ударом метеорита о песчано-глинистую поверхность земли, в результате чего отдельные зерна кварца оказались внедренными в пластическую поверхность на глубину до семи миллиметров. Резкий термический удар и возникшее при этом высокое давление привели к растрескиванию и оптической аномалии зерен кварца.

В оплавленной зоне наблюдается увеличение стекла с фользитивной структурой и повышенное содержание алюми­ния и кальция. Вероятно, часть глинистых минералов могла быть увеличена расплавом на поверхности образцов в мо­мент его контакта с ними при ударе о поверхность земли.

6. Так или иначе, обе версии должны быть тщательно про­верены в соответствующих организациях (археологических, геологических, в Комитете по метеоритам АН СССР).

Зав. лабораторией технической петрографии Донецкого НИИ черной металлургий В. Н. Муравьев, 25 октября 1985 г.»

Специалистом в данной области себя не считаю, а посему и комментировать вышеприведенный документ мне не под силу. Хотелось бы только заметить, что падение столь круп­ного метеорита не могло бы остаться незамеченным. И не только жителями Харалуга, но и близлежащих сел. Всей близкой и дальней округи. Пусть и в преданиях, но такое важное событие наверняка сохранилось бы в чьих-то устах. А его нет. Во всяком случае, ни один человек, а я встречался с десятками любознательных, не обмолвился и словом, что когда-то в их крае произошло такое редкое явление природы.

К тому же столь крупные и тяжелые куски при падении глубоко бы вошли в землю, а не остались бы лежать на по­верхности. Найти же еще подобные образцы шлаков для дальнейших исследований, сколько я ни пытался, в свои последующие поездки в Харалуг, мне не посчастливилось. Дети пособирали их и отнесли в школу на металлолом. А может, это был вовсе не шлак, а кусок обыкновенной обожженной руды.

Думаю, что в данном случае уместно привести выдержку из статьи «Африканское железо» С. Кулика, корреспондента ТАСС по Восточной Африке, опубликованной в третьем номере журнала «Наука и жизнь» №3 за 1972 г. Он интересен с двух точек. Это вид используемой руды и рассказ очевидца, как человек на уровне каменного века добывал железо.

Копья и мотыги, которые я, пишет журналист, видел в Ковамбе, были тускло-черные, металл не обработан, весь в кавернах с изломами. Старики рассказывали, что льют металл из руды, которую добывают со дна речушки, текущей где-то к югу от деревни, в центре топей гигантского дэмбо - самого отдаленного и самого труднодоступного уголка болотистого края Замбии.

В яму полутораметровой глубины, обмазанную илом - это удерживает тепло и мешает загрязнению металла, - свалили древесный уголь. С помощью примитивных мехов кожаного мешка, к которому приделаны две палки, раздули огонь и бросили в него несколько клочков леопардовой шкуры.

Подмастерья вытащили из-под навеса тростниковые корзины, доверху наполненные черной, тускло поблескивающей породой. Скорее всего, это была болотная руда, богатая закисью железа. При первобытной сыродутной технологии такая руда была самым подходящим сырьем. Содержание ме­талла приближается к 60%, а восстанавливаться железо начинает при весьма низких температурах, затем превращается в мягкую, легко поддающуюся обработке крицу.

Подмастерья побросали черные глыбы в яму и начали работать мехами. Около полудня старый чесан (кузнец) поднял из лужи палку, подцепив в яме пышущий жаром розово-огненный кусок, пару раз постучал по нему камнем и приказал оттащить мехи в сторону. При помощи палок вытащил крицу наружу. Когда она потемнела, большими угловатыми камнями разбили ее на несколько частей. Это были комья из восстановленного железа, застывшего шлака и прилипше­го к ним угля. На кольях оттащили ее под навес. Там, на большом отполированном временем камне, служившем нако­вальней, завершили таинство превращения куска болотной руды в металлическое орудие. Вместо молотка им служил каменный брусок, перевитый буйволовыми сухожилиями - держаками.

Взявшись за них обеими руками, кузнец ковал металл. При каждом ударе каменного молота шлак выдавливался, а кри­сталлы железа спрессовывались.

Подмастерья попеременно опускали на него свои молоты. Потом его вновь нагревали и опять ковали. Поздно вечером чесан подарил мне наконечник, выкованный для стрелы, завершает свой рассказ корреспондент.

Такой способ был известен в Древней Руси. А добытое им железо именовалось сварочным.

Отбирая образцы для исследования, я был далек от мысли, что все они - продукты отхода металлургического производства X—XIII веков. В руках могли оказаться куски как раннего возраста, так и более поздних лет. По внешнему виду, без богатого практического опыта, время их происхождения не оп­ределишь. Да и за прошедшие века человеческие руки могли переместить их, на почтительное от первоначального места выброса расстояние. К тому же и бралось только то, что лежало на поверхности земли или выкапывалось с верхних ее слоев, с незначительной глубины.

Основываясь на результатах химического анализа, можно сделать вывод:

1. Принимая во внимание то обстоятельство, что остаточное содержание в шлаках окиси железа (Fе2O3) колеблется от 9,4% до 49,8%, можно предположить, что плавильный агрегат был весьма примитивен и далек от совершенства. Вос­становление железа проходило при очень невысокой темпе­ратуре. Там же, где металлургический процесс происходил при более высокой, содержание железа в шлаках значительно уменьшалось.

2. С другой стороны, шлаки со столь большим содержа­нием железа могли быть и обогащенными рудным концентратом - агломератом. Сырьем для дальнейшей переработки в домницах, с целью получения большого количества желе­за и более высокого качества.

Домница, древнейший железоплавильный агрегат, упоминался мною неоднократно. Но что он собой представляет, какой формы, размеров, из какого материала сложен. Ни в одном краеведческом музее мне не удалось увидеть ее. Ради объективности следует сказать, что лишь в Ровенском областном музее за остатки домницы выдают небольшую кучу спекшегося шлака руды и крицы.

ЧТОБЫ ничего не выдумывать, послушаем рассказ того, кто ее не только видел, но и, как говорят, щупал руками, - мелиоратора с многолетним стажем, экскаваторщика-бульдозериста, жителя села Даничев Петра Ивановича Дубышевского. Его слова подтвердит другой бывший мелиоратор и житель этого села Василий Николаевич Ничипорук. Встретились мы с ним в Новгород-Северском, где он в настоящее время является настоятелем местного православного храма. Для меня, занимавшегося изучением похода новгород-северского князя Игоря в половецкую степь, «Словом о полку Игореве», поисками места, где ковалась мечи харалужские, эта встреча была чем-то символическим.

- Наше село, - издалека начал повествование Петр Ива­нович, - получило свое название от того, что в древние-предревние времена жители окрестных поселений сносили сюда наложенную на них дань. Вокруг простирался дрему­чий лес и малопроходимые топкие болота. Как пешему, так и конному не так-то легко было до глубинки добраться. Отсюда дань увозилась в Корчевск (Корец), где жил боярин-наместник, или прямо в удельный княжий град Дрогобуж, которому принадлежали эти земли.

Был примерно сентябрь 1975 г. Мы вели нарезку дренажных канав на переувлажненном поле, между Зализницей и Даничевым, урочище Маня. Рядом, в долине, протекает небольшая речушка Ревуха. Это мы ее так зовем. Весной вода в ней сильно шумит. Официальное же ее название Зализниця, и служит она как бы межей между землями двух сел.

На равнинной местности многоковшовый экскаватор может прорыть траншею глубиной в два метра. Но там был уклон, и она была помельче. Неожиданно зубья заскрежетали, зацепились обо что-то твердое. Вместе с землей полетели в отвал, и какие-то темно-коричневые обломки. Прокопав этот участок, мы остановили технику. Было интересно посмотреть, что мы там разрыли. Оказалось, какую-то конусообразной формы печь высотой с метр. Возможно, чуть больше. Расстояние между стенками в верхней части - сантиметров 50, нижней - в два раза длиннее. Толщина стенок 15-20 см. Впрочем, все определялось на глазок. Точных замеров никто не проводил. Они были сложены из глины, которая под воздействием высокой температуры приобрела темно-коричневую окраску и твердость кирпича. Характерно, что это было не одиночное сооружение - целый комплекс оказался здесь. Вскоре обнажалась вторая... десятая печь. Те, естественно, вызывали у нас уже меньший интерес. Все они стояли в один ряд, примерно в пяти-шести, метрах друг от друга. Как закладывают бурты на колхозном дворе для зимнего хране­ния свеклы или картофеля.

Какой они были формы, круглые или продолговатые - мы этого не знаем. Ни вправо, ни влево от раскопа земли их не очищали. Мы понимали, что для науки наша находка имела определенный интерес, но с нас требовали метры проложенного дренажа, за что нам и платили зарплату.

Что находилось в печах? Это обилие древесного угля. Попадались и очень большие куски, и металлургический шлак. Некоторые были засыпаны им доверху, полностью, по самую горловину.

После укладки дренажных труб канава с остатками этих печей была вновь засыпана землей. Там они покоятся и сейчас. При необходимости могу примерно показать и место нахождения данного комплекса. На этом участке поля находили и остатки толстых дубовых бревен, посиневших от влаги и времени. Два железных слитка, которые мы назы­вали цеберками. Один толщиной сантиметров 30-35 и раза в два больше в диаметре. Другой чуть поменьше. Четверо здоровых, молодых мужчин еле смогли откатить их в сторону, чтобы не мешали работать технике. Металл был с большим количеством шлаковых включений. Мы их тоже вновь побросали в канавы и зарыли.

Недалеко от этого поля расположено лесное урочище Круглик, там были сплошные ямы. Когда их планировали, засыпали, то местами попадалась твердая, коричневая порода, лежавшая пластами. Нож бульдозера скользил по ней, как по металлу. Говорят, там руду когда-то добывали.

Данишевский покажет место, где под слоем земли покоят­ся остатки домниц. Приблизительно. С местным жителем Мишей Василишиным мы попытаемся найти хоть одну из них, откопать, но наскоком из нашей затеи ничего не получится, глубине сантиметров в сорок мы наткнемся на сплошной шлаковый слой. Сломаем лопату, и наши раскопки на этом завершатся. Да и временем не располагали.

Бесспорным было одно - там был целый железоделательный комплекс. И трудилось на нем несколько десятков чело­век под руководством опытного мастера-кузнеца. Рядом с домницами стояли печи и по обжигу - обогащению руды я выжиганию древесного угля. Если же судить по найденным недалеко слиткам железа, возможно, чугуна, то эти плавиль­ные агрегаты были на порядок выше, чем те, которые исполь­зовал человек в ту пору, когда только постигал тайны добычи металла.

В болотной руде железо уже начинает восстанавливаться при температуре свыше +400°С и чем она выше, тем этот процесс протекает интенсивнее. В пределах +900°С восстановившееся железо превращается в вязкую тестообразную массу - крицу. В таком виде, вперемешку со шлаковыми включениями, его вынимают для дальнейшей кузнечной об­работки.

Процесс добычи кричного железа усложняется. На смену обмазанным глиной ямам приходит домница - конусообразное сооружение с глиняными стенами. При помощи мехов, интенсивного дутья здесь уже достигается более высокая температура. Часть железа, достигнув критической точки, плавилась; превращаясь в жидкое состояние и насыщаясь углеродом, оно стекало вниз. Разрушив домницу, вместе с крицей находили и этот побочный продукт. Это был чугун, свиное железо, как его еще называли. Впрочем, на каждом железоделательном промысле по-разному. Он был хрупок, ковке не поддавался. И поначалу, не зная, что с ним делать и куда применять, выбрасывали в отвал. А жалко было: сколько труда затрачено! Расточительно. Мастера-кузнецы стали думать, как можно избежать выхода этого побочного продукта. Регулировали объем и силу подачи в домницу дутья. Процесс немного стабилизировался, но полностью это не решило проблемы. Какая-то часть железа все же шла в отвал. Его вновь бросали в домницу на переработку, переплавку, а эффекта никакого. И дашь, когда переплавили в тигельном горне, на открытом воздухе, без соприкосновения с углем и пламенем, результат получался отменный. Свиное железо приобрело мягкие, ковкие качества крицы, что и искалось. Это было большим, на многие века, открытием в производстве железа. А все оказалось до обидного просто. В процессе нагрева углерод из жидкого металла соединялся с кислородом воздуха и улетучивался, выгорал в виде угарного газа – СО2.

Способ получения мягкого железа путем тигельного пере­плава был известен с древнейших времен. О нем писал еще Аристотель (IV век до н. э.). Именно таким методом в странах Древнего Востока (Индия, Персия, Сирия) добывали сталь, которая шла на изготовление холодного оружия. После, на многие века, этот секрет будет утерян.

По утверждению многих ученых, железный век в Европе начался еще за тысячу лет до новой эры. Когда, в каком веке, до или после новой эры, был добыт первый ком кричного железа на Зализницько-Харалужском промысле, доподлинно никому неизвестно. Этого теперь уже никто и не узнает. Как останется тайной и то, был ли тигельный переплав чугуна открыт на месте, что могло быть вполне вероятным, или позаимствовали у кузнецов соседних племен. Так или иначе, а был сделан важный шаг в процессе увеличения добычи «товарного железа. Теперь уже не только не опасались его жидкого состояния, а именно таким стремились заполучить. Насколько было возможно, повышали в домнице температуру порядка 1500°-1600° С. Для его удержания горловину стали закрывать толстым глиняным кругом с отверстием для выхода газов.

Подпечи стали делать покатыми, с углублением в центре и отводной канавкой к одной из стенок. Когда процесс плавки подходил к концу, и на дне скапливалось довольно много жидкого железа, в боковой стенке, куда подходила канавка, пробивалось отверстие. Через летку жидкий науглероженный металл устремлялся в уже подготовленную, для него емкость - в выкопанную недалеко от домницы яму, футерованную просушенной и прокаленной глиной. Она напоминала собой хорошо знакомую сельскому жителю-полищуку цеберку. Не исключено, что они могли быть и малогабаритными, переносными, в виде глиняных бочек в железном кожухе.

Перед выпуском плавки дно емкости засыпалось слоем песка и пепла. Толщина зависела от количества ожидаемого выхода металла. Чаще всего для этой цели использовали зо­лу от сжигания сосны, ели, березы, хлебных злаков: ржи, пшеницы, гречихи. Это делалось из следующих соображений. Как зола, так и песок - хорошие раскислители, «флюсы, как теперь принято называть. Содержащиеся в пепле соли кальция активно вступают в реакцию с инородными включениями, окалиной, такими вредными и нежелательными примесями, как сера и фосфор, выводя их в шлаки. Очищается поверхность металла, одновременно он предохраняется от ин­тенсивного окисления на воздухе. Правда, с другой стороны, эти же шлаки препятствовали выгоранию углерода. То есть, его соединению с атмосферным кислородом.

Как бы там ни было, а пользы от такой операции было намного больше, чем вреда. Такие свойства песка и пепла древ­ним кузнецам были хорошо известны.

ВОЗНИКАЕТ вопрос: почему люди не воспользовались добытым слитком железа? Почему остались загруженными, готовыми к плавке, руды домницы, огонь в которых так и не был зажжен или потушен? Объяснить это можно только внезапным набегом рати враждебных племен. Возможно, даже татаро-монголов в 1240 г. Все труженики промысла были истреблены. А кого сия горькая участь миновала, угнан в полон. Восстанавливать и возрождать его было уже некому. А время и ветер довершат начатое завоевателя­ми дело, упрячут, засыплют его сооружения, чтобы в семидесятых годах XX века мелиораторы случайно наткнулись на них.

К слову сказать, подобный слиток железа я видел возле двора одного из жителей Харалуга. Он был найден во время осушительных работ в одном из окрестных болот, откуда хозяин и привезет его. Попытался было молотком отбить кусочек для исследований, но без зубила из моей затеи ничего не получилось. Был ли это слиток низколегированного железа или серого, ковкого чугуна - утвердительно без химического анализа ответить не могу. Металл был сравнительно мягким, чисто-серебристого цвета и имел крупнозернистую структуру.

Что меня поразило, так это чистота его поверхности. Сколько лет, а точнее, веков, пролежать в воде, в болоте, а она, потемневшая, была почти не тронута коррозией.

Не могу утверждать, но думаю, что он и сейчас там ле­жит под забором у двора хозяина.

Подобные железоделательные комплексы не единичны в округе. Существовали они и в других местах, где сохранились остатка шлаков. По словам тех же мелиораторов, у села Коловерть вместе с металлургическими: шлаками, было найдено кузнечное горно, перевозная домница - скорее все­го она была емкостью для выпуска жидкого железа, круглые его слитки. В земле - остатки деревянных свай какого-то строения. По всей вероятности, домница находилась под одной крышей с кузницей, что по тем временам был обычным явлением.

Болотную руду добывали здесь же. По данным геологической разведки, бурый железняк в этом пусть и не очень обширном районе с селами Зализниця, Харалуг в центре залегает на незначительной глубине, от 0,2 до 7 метров, в виде линз и линзообразных пластов. Следы ям-штолен, мест добы­чи руды здесь видны повсюду, где земля не подвергалась рекультивации. Их не десятки, а тысячи, сохранившихся до наших дней. Это в урочище Гай и Ричечно, в лесном угодье у села Даничев, других местах. А сколько было их засыпано, спланировано во время мелиорации? Кто считал? Конечно, не все залежи руды были в прошлом извлечены. Так, пахота одного из полей у села Топча и сегодня затруднена. Плуг трактора скользит по нетвердому насту, что подступает к поверхности земли. А в Долине между селами Коловерть и Великая Клецка при проходке магистрального канала одноковшовый экскаватор так и не смог одолеть попавший на его пути пласт руды. Пришлось обходить стороной.

Зализниця. Именно это поселение следует считать центром, откуда начал свое развитие, па основе местной руды, железо­делательный промысел всего этого района. Об этом говорят ручьев и речушек: Зализный, Зализнянка, Зализниця. Вот только Еленовка и Песчанка выпадают из этого звена.

ПОЗАДИ осталась крестьянские дома с огородами, и я уже за околицей Зализници. Иду по вязкому от дождя суглинку поля, где в километре виднеется несколько кустов верболоза. И вот я уже стою у старой штольни, заполненной темной водой и затянутой сверху маслянисто-бурой пленкой. По утверждению местных жителей, она якобы без дна. Раз­меры внушительны. Меряю шагами. Метров 100 в длину в 20 метров в ширину. Рядом еще одна такая, даже побольше, Г-образной формы. В отдаленной округе следы еще не­скольких таких же засыпанных ям.

По преданию, на одном из этих двух рудников случился обвал. Погребено было, засыпано землей много людей. По другой версий, хозяин задолжал рудокопам большую сумму денег, и, чтобы не рассчитываться с ними, перерезал канат подъема наверх клети с людьми. После останки их извлекут оттуда и похоронят в братской могиле, метрах в пятидесяти от штольни И насыплют над ними курган метров в десять высотой, отчего он я получат название - Мясная гора. При рекультивации поля, в 1982-83 гг., ее разроют. Правда, не до самого основания. От нее останется на пахоте лишь: три малоприметных бугорочка, никаких человеческих останков, что подтверждало бы предание о случившейся трагедии, там обнаружено не будет.

По рассказам одних жителей Зализници, гора та была когда-то огорожена тяжелой металлической цепью с чугунными столбам, а вокруг росли березы и ели. Другие этого факта не подтверждают. Доподлинно известно, что она была кону­сообразной формы и к ней вела дорога. На военных топографических картах она значится как Лысая гора. Зимой 1957-58 гг. военные строители взорвали ее верхушку и построили там домик, к которому со всех четырех сторон вели ступенчатые дорожки. Поговаривали, что где-то здесь должны были проходить военные маневры, и высокие чины собирались наблюдать за ходом их из данного домика.

Мясная гора – это, скорее всего, отвал пустой породы, что вынимали из штолен при добыче руды. Но если так, то по­чему такие терриконы отсутствуют вблизи других штолен, не меньших по размеру? Там грунт рассыпали равномерно вокруг, а не ссыпали в одном месте. Этот факт можно объяс­нять только тем, что легенда с Мясной горой, как братской могиле, имеет под собой реальную почву. Вот только когда это случилось, в XVI или XVII веках? Утверждать не берусь. Одно бесспорно, что намного позже периода Киевской Руси.

Привел этот факт, чтобы читатель имел реальное представление о размерах штолен, и об условиях, в каких прихо­дилось работать рудокопам, и какой подвергались опасности.

ЧТО ЖЕ представляет собой руда района Зализници-Харалуга. Какого она качества?

Происхождения - органического. Продукт деятельности железистых микроорганизмов их отложения. Они имеются двух видов. Одни напоминают коричневую маслянистую гли­ну. Это молодая руда. Она содержит в себе от 10 до 16 процентов двуокиси железа. Без предварительного обогащения малопригодная для промышленного использования.

Второй вид - твердые пласты бурого железняка, материковой руды, служившей основным сырьем дня получения в домницах крицы, сыродутного железа, содержит в себе до 50 процентов (Fе2О3) его окиси.

Характерной особенностью руды этой зоны является по­вышенный процент содержания в ней окиси алюминия - от 2,6 до 12,35 процента.

продолжение следует.