Звериный оскал патриотизма

Женя Тимонова в своей программе "Всё как у зверей" тронула весьма неоднозначную тему - вопрос патриотизма. На самом деле чуть притянуто за уши, потому что речь все-таки про альтруизм и самопожертвование, что имеет определенное распространение в животном мире, но не есть патриотизм. Послушать и почитать познавательно, но выводы делайте самостоятельно.

* * *

Сегодня мы снова на древней прародине человечества. И в этот раз это кафедра Антропологии Московского университета. Потому что именно здесь обитает мой сегодняшний соведущий Гейдель, Человек Гейдельбергский, непосредственный предок Homo Sapiens.

Гейдель, у нас вообще – голова, и поэтому расскажет нам сегодня массу интересного про нас самих.
Например, почему мы такие альтруисты, какие инстинкты нас заставляют быть патриотами и как нами управлять с помощью всякой гадости.

Способность жертвовать собой – это не только человеческая черта. Животные тоже так умеют. Вот. Например, пчёлы без разговора отдают свою жизнь, защищая улей, потому что, ну как всем известно, каждый укус пчелы смертелен, но только для неё самой.

У муравьёв рода camponotus, вообще есть свои солдаты камикадзе: они в бою, защищая муравейник, умеют так напрячь брюшко, что буквально взрываются, заливая противника клеем, и таким образом вынуждая склеить ласты вместе с собой.

Одним словом: альтруизм, а взорвать себя – это акт экстремального альтруизма, он для животных, ну, в общем, достаточно обычное дело.

Причина его – то одно единственное общее, что объединяет колонии ос, термитов, пчёл, муравьёв, друзей наших голых землекопов, как раз. Асе их члены между собой родственники: братья и сёстры, дети одной матери. И это родственный альтруизм. И существует одно условие, при котором он проявляется особенно ярко.

Вот, проводили эксперимент: живёт группа шимпанзе. Ну, живут себе и живут. Там ссорятся, мирятся, мелко конфликтуют за иерархию. Ну то есть обычный такой вот уровень внутригрупповой агрессии. И тут рядом с ними селят другую группу шимпанзе. А вот межгрупповая агрессивность у них! Там и до войн доходит…

И что же делает первая группа? Они немедленно перестают ссориться и тут же все сплачиваются, начинают держаться вместе и демонстрировать весь альтруизм, на который они только способны.
То есть, они помогают друг другу, они делятся едой, он гораздо больше занимаются взаимным груммингом, ухаживают за всеми детишками, которых только видят, и при этом ни на минуту не забывают очень напрягаться по поводу соседей.

Повторяли этот эксперимент с крысами. У крыс то же самое: появление чужаков резко повышает альтруизм среди своих.

И вот таким образом учёные доказали то, что и так всем прекрасно известно: лучший цемент для коллектива – это внешняя угроза. И это правило работает для всех социальных животных. И, конечно же, оно работало для наших предков.

Потому что уж кто-кто, а предки наши-то, натерпелись. Потому что антагонизм и агрессивность между группами древних людей была настолько высока, что вся их жизнь – ну впрочем, очень недолгая – она проходила в постоянных конфликтах с соседями.

Там ужас, что творилось! По некоторым данным, каждый вот третий такой вот Гейдель заканчивал свою жизнь в драке с соседями. И палеолит залит кровью по самый верхний. А это, извините, два с лишним миллиона лет. 99 процентов всей человеческой истории. И таким образом, мы прошли через очень жестокий отбор, на способность жертвовать собой. Потому что, конечно же, во всей этой кровавой бане выживали только те племена, у которых были гены самоотверженности и способности отдать свою жизнь за благо своего племени.

Но зато в оставшийся один процент человеческой истории, когда мы сделали просто настоящий эволюционный прорыв и превратились из древних людей в людей современных, мы в своём стремительном развитии буквально обогнали сами себя. И теперешние законы, и моральные нормы, они гораздо человечнее, чем наше инстинктивное поведение, которое, ну, просто не успевает изменяться так быстро и поэтому во многом сохранило звериный оскал палеолита.

И многие ценные адаптации, которые помогали нам выжить, сейчас просто бесполезные атавизмы, а то и хуже того.

Вот так и произошло и со связкой войны и альтруизма. Которая больше не помогает нам выживать в родоплеменных войнах за неимением таковых, но зато превратилась в очень удобный инструмент манипулирования людьми. Особенно, если этих людей сразу много.

А работает это так:
Вот, например, у вас есть некая территория и население. И у соседей есть территория и население. И вот, на их территории у вас есть некий интерес. Вы. Конечно же, можете прийти к своему народу и сказать: «Слушайте, ребята, мне там кое-что надо. Пойдёмте за это повоюем!» Но вас скорее всего просто пошлют.

Но, если вы будете манипулировать людьми, обращаясь к их инстинктам, у них просто не будет выбора. Поэтому говорить надо так:

«Братья и сёстры! – Они, конечно, никакие не братья и сёстры, но вы всё равно должны им это сказать, потому что изначально альтруизм рассчитан на родственников, - Родина-мать в опасности и зовёт вас, своих детей, её защитить!»

И пусть вас не смущает некая абсурдность этой конструкции. Потому что мы все, конечно, головой понимаем, что мать – это вот мама, и с ней всё в порядке, если она куда зовёт – то только обедать. А родина – это просто какая-то территория. Она не может быть матерью, ей и рожать-то нечем. Но это все понимают, когда по-одному. Но упоминание родственников в тревожном контексте для людей, которые собраны в массу, имеет просто волшебный эффект. У всех тут же активируется родственный альтруизм, и все становятся, немножечко, готовы пожертвовать собой.

Потому что все их инстинкты говорят: «братья», «сёстры», «мать», «дети»! «Это же море моей крови! Это гора моих генов! Это всё нужно защитить любой ценой!»

Да, кстати, всегда, называйте это защитой, даже если собираетесь напасть. Потому что как мы помним по термитам, пчёлам и шимпанзе изначально альтруизм создан для защиты родственников, хотя использоваться, конечно, может для чего угодно.

Итак, полдела сделано, народ встревожился, побросал свои дела и пришёл в боевую готовность. Теперь нам нужно подготовить противника. Потому что тут есть одна проблема. Психически здоровые люди ужасно не любят убивать других людей. Даже если им за это ничего не будет. У нас на этот счёт стоит масса опять же инстинктивных запретов, и нарушение их чревато ужасными муками совести вплоть до полной деморализации бойца.

И чтобы этого избежать, вы должны превратить противника в нечеловека. Потому что нелюдей убивать можно. Но как это сделать? И вот тут существует один очень хитрый приём.

Вот, берём человеческий мозг, он такой маленький, не потому, что он принадлежал какому-нибудь питекантропу, а просто потому, что съёжился от формалина. А в остальном, это совершенно настоящий мозг. И в нём возникли настоящие человеческие эмоции. В том числе и эмоции отвращения, которая нас и интересует. Это такая смесь страха и реакции избегания. И в своё время отвращение сослужило нам очень хорошую службу, когда во времена тотальной антисанитарии помогало нам избежать инфекции. А возникает оно примерно вот здесь - в средней и боковой лобно-глазничной коре. И учёные Принстонского Университета, изучавшие отвращение с помощью МРТ, обнаружили совершенно удивительные его свойства. Возбуждение участков мозга, ответственных за отвращение, подавляет активность участков мозга, которые отвечают у нас за жалость, сочувствие, эмпатию и другие человеческие чувства. И таким образом, объект отвращения мы воспринимаем не как что-то живое, даже если оно живое, а просто как некую абстрактную, неодушевленную мерзость, которую нужно немедленно удалить и желательно уничтожить. Будь это крыса, таракан, дохлая кошка, змея или бомж.

И у этой эмоции есть ещё одна интересная черта: чем сильнее отвращение человек испытывает, тем больше его потребность в принадлежности к своей группе, что в социальном плане проявляется как патриотизм. И, соответственно, выше его неприязнь к чужим группам, что в социальном плане проявляется как ксенофобия. То есть, чем людям противнее, тем большие они патриоты и, соответственно, большие ксенофобы.

Ну так сделайте людям противно! И перенесите это отвращение на образ противника. Чем вы его дегуманизируете, то есть обесчеловечите. Называйте их крысами и тараканами, зомби и псоглавцами, гадами и падалью, говорите, что они трахают коз и едят младенцев! Когда вы обращаетесь к инстинктам, работает даже самая дикая ложь, потому что инстинкты гораздо старше, чем интеллект. И затыкают его, вот, на раз.

И пугайте! Пугайте постоянно. Потому что страх – это топливо всего патриотически-ксенофобского комплекса. Без него они хиреют прямо на глазах. И поэтому каждый день. Тревожные новости, леденящие подробности, чудовищные версии, ну собственно, вы знаете.

И вот таким образом, вам удастся обойти все культурные запреты и ввергнуть свой народ в пещерное состояние войны с чужаками. На одном полюсе у вас патриотизм, на другом ксенофобия. Друг без друга они не существуют. Но за то вместе создают такое напряжение, что с его помощью вы легко свернёте горы, разрушите города, сотрёте страны, положите миллионы людей, и уж конечно, наживётесь, на чём вы собирались.

И вот по этой простой схеме строятся абсолютно все войны. Очень надёжная. Собрали ещё в палеолите, а до сих пор работает.

И с другой стороны, если какие-то люди, которые вам ни коем образом не родственники, вдруг начинают набиваться вам в братья, а вас самого начинают называть сыном не ваших родителей, а каких-то совершенно абстрактных понятий. Сравнивать соседей с чем-то, что вызывает у вас отвращение. Имейте в виду: от вас ждут альтруистичных поступков! Но, поскольку всё это ложные данные, то от таких поступков не будет пользы, ни вам, ни вашим настоящим близким. Но, если этим людям удастся всё-таки разбудить вашего внутреннего пещерного человека, вас это уже не остановит.

С вами было Всё, как у зверей! Берегите себя!

Комментарии

Zames
Не в сети
автор
Регистрация: 12/07/2009

Лев Толстой. Патриотизм или Мир? (1896)

Журнал "Толстовский Листок/Запрещенный Толстой", выпуск третий, издательство "АВИКО ПРЕСС", Москва, 1993.

Милостивый государь,

Вы пишите мне о том, чтобы я высказался по случаю Северо-Американских Штатов с Англией "в интересах христианской последовательности и истинного мира", и выражаете надежду, "что народы скоро проснутся к единственному средству обеспечить международный мир".

Я питаю ту же надежду. Питаю эту надежду потому, что ослепление, в котором в наше время находятся народы, восхваляющие патриотизм, воспитывающие свои молодые поколения в суеверии патриотизма и, между тем, не желающие неизбежных последствий патриотизма — войны, дошло, как мне кажется, до той последней степени, при которой достаточно самого простого, просящегося на язык каждого непредубежденного человека, рассуждения, для того, чтобы люди увидали то вопиющее противоречие, в котором они находятся.

Часто, когда спрашиваешь у детей, что они выбирают из двух несовместимых вещей, но которых им обеих очень хочется, они отвечают: и того и другого. Что хочешь: ехать кататься или дома играть? И ехать кататься и дома играть.

Точно так же отвечают нам христианские народы на поставленный им жизнью вопрос: что они выбирают из двух: патриотизм или мир? Они отвечают: и патриотизм и мир, хотя соединить патриотизм и мир так же невозможно, как в одно и то же время ехать кататься и оставаться дома.

На днях между Северо-Американскими Штатами и Англией произошло столкновение из-за границ Венецуэлы. Сольсбери на что-то не согласился, Кливеленд написал послание в сенат, с обеих сторон раздались патриотические, воинственные возгласы, на бирже произошла паника, люди потеряли миллионы фунтов и долларов, Эдиссон объявил, что он выдумает такие снаряды, которыми можно будет в час убивать больше людей, чем убил Аттила во все свои войны, и оба народа стали энергически готовиться к войне. Но оттого ли, что одновременно с этими приготовлениями к войне как в Англии, так и в Америке разные литераторы, принцы и государственные люди стали увещевать правительства обоих народов о том, чтобы они воздержались от войны, что предмет раздора недостаточно важен для того, чтобы начинать войну, в особенности между двумя родственными, говорящими на одном языке, англо-саксонскими народами, которые должны не воевать между собою, а спокойно властвовать над другими. Или оттого, что об этом молились и читали проповеди в своих церквах всякого рода епископы и архидьяконы, каноники, или оттого, что та и другая сторона не считали себя еще готовыми, но случилось так, что войны на этот раз не будет. И люди успокоились.

Но ведь надо иметь слишком мало реrspicacitе (проницательности) для того, чтобы не видеть того, что причины, которые привели теперь к столкновению между Англией и Америкой, остались те же, и что если теперешнее столкновение и разрешится без войны, то неизбежно завтра, послезавтра явятся другие столкновения между Англией и Америкой, и Англией и Германией, и Англией и Россией, и Англией и Турцией во всех возможных перемещениях, как они и возникают ежедневно, и какое-нибудь из них неизбежно приведет к войне.

Ведь если живут рядом два вооруженные человека, которым с детства внушено, что могущество, богатство и слава суть высшие добродетели и что потому приобретать могущество, богатство и славу оружием в ущерб другим соседним владетелям есть самое похвальное дело, и если при этом над этими людьми не стоит никакого ни нравственного, ни религиозного, ни государственного ограничения, то разве не очевидно, что такие люди будут всегда воевать, что нормальное отношение их между собой будет война и что если такие люди, сцепившись, разошлись на время, то это они сделали только по французской пословице: роor mieux sauter, т.е. разбежались для того, чтобы лучше прыгнуть, с большим остервенением броситься друг на друга.

Страшен эгоизм частных людей, но эгоисты частной жизни не вооружены, не считают хорошим ни готовить, ни употреблять оружие против своих соперников; эгоизм частных людей находится под контролем и государственной власти и общественного мнения. Частного человека, который с оружием в руках отнимет у соседа корову или десятину посева, сейчас же возьмут полицейские и посадят в тюрьму. Кроме того, такого человека осудит общественное мнение, его назовут вором и грабителем. Совсем иное с государствами: все они вооружены, власти над ними нет никакой, кроме комических попыток поймать птицу, посыпав ей соли на хвост, попыток учреждения международных конгрессов, которые, очевидно, никогда не будут приняты могущественными (для того-то и вооруженными, чтобы не слушаться никого) государствами, и главное то, что общественное мнение, которое карает всякое насилие частного человека, восхваляет, возводит в добродетель патриотизма всякое присвоение чужого для увеличения могущества своего отечества.

За какое хотите время откройте газеты и всегда, всякую минуту вы увидите черную точку, причину возможной войны: то это будет Корея, то Памиры, то Африканские земли, то Абиссиния, то Армения, то Турция, то Венецуэла, то Трансвааль. Разбойничья работа ни на минуту не прекращается, и то здесь, то там не переставая идет маленькая война, как перестрелка в цепи, и настоящая, большая война всякую минуту может и должна начаться.

Если американец желает предпочтительного пред всеми другими народами величия и благоденствия Америки, и точно того же желает англичанин, и того же желает русский, и турок, и голландец, и абиссинец, и гражданин Венецуэлы и Трансвааля, и армянин, и поляк, и чех, и все они убеждены, что эти желания не только не надо скрывать и подавлять, но что этими желаниями можно гордиться и должно развивать их в себе и других, и если величие и благоденствие одной страны или народа не может быть приобретено иначе, как в ущерб другой или иногда и многих других стран и народов, то как же не быть войне. И потому для того, чтобы не было войны, нужно не читать проповеди и молиться богу о том, чтобы был мир, не уговаривать Еnglish speaking nations (нации, говорящие по-английски) быть в дружбе между собою, чтобы властвовать над другими народами, не составлять двойственный и тройственный союзы друг против друга, не женить принцев на принцессах других народов, а нужно уничтожить то, что производит войну. Производит же войну желание исключительного блага своему народу, то, что называется патриотизмом. А потому для того, чтобы уничтожить войну, надо уничтожить патриотизм. А чтобы уничтожить патриотизм, надо прежде всего убедиться, что он зло, и вот это-то и трудно сделать.

Скажите людям, что война дурно, они посмеются: кто же этого не знает? Скажите, что патриотизм дурно, и на это большинство людей согласится, но с маленькой оговоркой. — Да, дурной патриотизм дурно, но есть другой патриотизм, тот, какого мы держимся. — Но в чем этот хороший патриотизм, никто не объясняет. Если хороший патриотизм состоит в том, чтобы не быть завоевательным, как говорят многие, то ведь всякий патриотизм, если он не завоевательный, то непременно удержательный, то есть что люди хотят удержать то, что прежде было завоевано, так как нет такой страны, которая основалась бы не завоеванием, а удержать завоеванное нельзя иными средствами, как только теми же, которыми что-либо завоевывается, то есть насилием, убийством. Если же патриотизм даже и не удержательный, то он восстановительный — патриотизм покоренных, угнетенных народов — армян, поляков, чехов, ирландцев и т.п. И этот патриотизм едва ли не самый худший, потому что самый озлобленный и требующий наибольшего насилия.

Патриотизм не может быть хороший. Отчего люди не говорят, что эгоизм может быть хороший, хотя это скорее можно бы было утверждать, потому что эгоизм есть естественное чувство, с которым человек рождается, патриотизм же чувство неестественное, искусственно привитое ему.

Скажут: "Патриотизм связал людей в государства и поддерживает единство государств". Но ведь люди уже соединились в государства, дело это совершилось; зачем же теперь поддерживать исключительную преданность людей к своему государству, когда эта преданность производит страшные бедствия для всех государств и народов. Ведь тот самый патриотизм, который произвел объединение людей в государства, теперь разрушает эти самые государства. Ведь если бы патриотизм был только один: патриотизм одних англичан, то можно бы было его считать объединяющим или благодетельным, но когда, как теперь, есть патриотизм: американский, английский, немецкий, французский, русский, все противоположные один другому, то патриотизм уже не соединяет, а разъединяет. Говорить, что если патриотизм был благодетелен, соединяя людей в государства, как это было во времена его расцвета в Греции и Риме, то от этого патриотизм и теперь, после 1800 лет христианской жизни, так же благодетелен, все равно, что говорить, что так как пахота была полезна и благодетельна для поля перед посевом, то она так же будет благодетельна теперь, когда посев уже взошел.

Ведь хорошо бы было удерживать патриотизм в память той пользы, которую он когда-то принес людям, как хранят и удерживают люди старинные памятники храмов, гробниц и т.п. Но храмы стоят, не принося людям никакого вреда, патриотизм же не переставая производить неисчислимые бедствия.

Отчего страдают и режутся теперь и звереют армяне и турки? Отчего Англия и Россия, озабоченная каждая своей долей наследства после Турции, выжидают, а не прекращают армянские побоища? Отчего режутся абиссинцы и итальянцы? Отчего чуть не возникла страшная война из-за Венецуэлы, а теперь из-за Трансвааля? А Китайско-японская война, а Турецкая, а Германская, Французская? А озлобление покоренных народов: армян, поляков, ирландцев! А приготовления к войне всех народов? — Все это плоды патриотизма. Моря крови пролиты из-за этого чувства и будут еще пролиты из-за него, если люди не освободятся от этого отжившего остатка старины.

Мне несколько раз уже приходилось писать о патриотизме, о полной несовместимости его с учением не только Христа, в его идеальном смысле, но и с самыми низшими требованиями нравственности христианского общества, и всякий раз на мои доводы мне отвечали или молчанием, или высокомерным указанием на то, что высказываемые мною мысли суть утопические выражения мистицизма, анархизма и космополитизма. Часто мысли мои повторялись в сжатой форме, и вместо возражений против них прибавлялось только то, что это не что иное, как космополитизм, как будто это слово "космополитизм" бесповоротно опровергало все мои доводы.

Люди серьезные, старые, умные, добрые и, главное, стоящие как город на верху горы, люди, которые своим примером невольно руководят массами, делают вид, что законность и благодетельность патриотизма до такой степени очевидна и несомненна, что не стоит отвечать на легкомысленные и безумные нападки на это священное чувство, и большинство людей, с детства обманутое и зараженное патриотизмом, принимает это высокомерное молчание за самый убедительный довод и продолжает коснеть в своем невежестве.

И потому те люди, которые по своему положению могут избавить массы от их бедствий и не делают этого, — совершают большой грех.

Самое ужасное зло в мире есть лицемерие. Недаром Христос один только раз прогневался, и это было против лицемерия фарисеев.

Но что было лицемерие фарисеев в сравнении с лицемерием нашего времени. В сравнении с нашими лицемеры-фарисеи были самые правдивые люди, и их искусство лицемерить в сравнении с искусством наших — детская игрушка. И оно не может быть иначе. Вся наша жизнь с исповеданием христианства, учения смирения и любви, соединенная с жизнью вооруженного разбойничьего стана, не может быть ни чем иным, как сплошным, ужасным лицемерием. Оно очень удобно — исповедывать такое учение, в котором: на одном конце христианская святость и потому непогрешимость, а другом — языческий меч и виселица, так что, когда можно импонировать и обманывать святостью, пускается в ход святость, когда же обман не удается, пускается в ход меч и виселица. Такое ученье очень удобно, но приходит время, когда эта паутина лжи расползается и нельзя уже продолжать держаться того и другого и необходимо примкнуть к тому или другому. Это самое теперь наступает по отношению к учению о патриотизме.

Хотят или не хотят этого люди, вопрос ясно стоит перед человечеством: каким образом может тот патриотизм, от которого происходят неисчислимые как физические, так и нравственные страдания людей, — быть нужным и быть добродетелью? И ответить на этот вопрос необходимо. Необходимо или показать, что патриотизм есть такое великое благо, что он выкупает все те страшные бедствия, какие он производит в человечестве, или признать, что патриотизм есть зло, которое не только не надо прививать и внушать людям, но от которого надо всеми силами стараться избавиться.

С' est a prendre ou a laisser, [хотите избавляйтесь, хотите не избавляйтесь] как говорят французы. Если патриотизм добро, то христианство, дающее мир, — пустая мечта, и чем скорее искоренить это учение, тем лучше. Если же христианство действительно дает мир и мы действительно хотим мира, то патриотизм есть пережиток варварского времени, который не только не надо возбуждать и воспитывать, как мы это делаем теперь, но который надо искоренять всеми средствами: проповедью, убеждением, презрением, насмешкой. Если христианство истина и мы хотим жить в мире, то не только нельзя сочувствовать могуществу своего отечества, но надо радоваться ослаблению его и содействовать этому. Надо радоваться, когда от России отделяется Польша, Остзейский край, Финляндия, Армения; и англичанину радоваться тому же по отношению Ирландии, Австрии, Индии и других колоний и содействовать этому, потому что чем больше государство, тем злее и жесточе его патриотизм, тем на большем количестве страданий зиждется его могущество. И потому, если мы хотим действительно быть тем, что мы исповедуем, мы не только не должны, как теперь, желать увеличения своего государства, но желать уменьшения, ослабления его и всеми силами содействовать этому. И так и воспитывать молодые поколения. Должны воспитывать молодые поколения так, чтобы, как теперь стыдно молодому человеку проявлять свой грубый эгоизм, например, тем, чтобы съесть все, не оставив другим, столкнуть слабейшего с дороги, чтобы самому пройти, отнять силою то, что нужно другому — так же бы было стыдно желать увеличения могущества своего отечества; и так же как считается глупым и смешным теперь восхваление самого себя, так же бы считалось [глупым] восхваление своего народа, как оно теперь производится в разных лживых отечественных историях, картинах, памятниках, учебниках, статьях, стихах, проповедях и глупых народных гимнах. Но надо понимать, что до тех пор, пока мы будем восхвалять патриотизм и воспитывать его в молодых поколениях, у нас будут вооружения, губящие и физическую и духовную жизнь народов, будут и войны, ужасные, страшные войны, как те, к которым мы готовимся и в круг которых мы вводим теперь, развращая их своим патриотизмом, новых страшных бойцов Дальнего Востока.

Император Вильгельм, одно из самых комических лиц нашего времени, оратор, поэт, музыкант, драматург и живописец и, главное, патриот, нарисовал недавно картину, изображающую все народы Европы с мечами, стоящие на берегу моря и по указанию архангела Михаила смотрящие на сидящие вдалеке фигуры Будды в Конфуция. По намерению Вильгельма это должно означать то, что народы Европы должны соединиться, чтобы противостоять надвигающейся оттуда опасности. И он совершенно прав с своей отставшей на 1800 лет языческой, грубой, патриотической точкой зрения.

Европейские народи, забыв Христа во имя своего патриотизма, все больше и больше раздражали и научали патриотизму и войне эти мирные народы и теперь раздразнили их так, что действительно, если только Япония и Китай так же вполне забудут учение Будды и Конфуция, как мы забыли учение Христа, то скоро выучатся искусству убивать людей (этому скоро научаются, как и показала Япония) и, будучи бесстрашны, ловки, сильны и многочисленны, неизбежно очень скоро сделают из стран Европы, если только Европа не сумеет противопоставить чего-нибудь более сильного, чем оружие и выдумки Эдиссона, то, что страны Европы делают из Африки. "Ученик не бывает выше своего учителя, но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его" (Лука, VI, 40).

На вопрос одного царька: сколько и как прибавить войска, чтобы победить один южный не покорявшийся ему народец, — Конфуций отвечал: "уничтожь все твое войско, употреби то, что ты тратишь теперь на войско, на просвещение своего народа и на улучшение земледелия, и южный народец прогонит своего царька и без войны покорится твоей власти".

Так учил Конфуций, которого нам советуют бояться. Мы же, забыв учение Христа, отрекшись от него, хотим покорить народы силою и этим только приготовляем себе новых и более сильных врагов, чем наши соседи.

Один мой приятель, увидав картину Вильгельма, сказал: "Картина прекрасная. Только она означает совсем не то, что подписано. Она означает то, что архангел Михаил указывает всем правительствам Европы, изображенным в виде увешанных оружием разбойников, то, что погубит и уничтожит их, а именно: кротость Будды и разумность Конфуция". Он мог прибавить: "И смирение Лао-Тзе". И действительно, мы, благодаря своему лицемерию, до такой степени забыли Христа, вытравили из своей жизни все христианское, что учение Будды и Конфуция без сравнения стоят выше того зверского патриотизма, которым руководятся наши мнимо-христианские народы.

И потому спасение Европы и вообще христианского мира не в том, чтобы, как разбойники, обвешавшись мечами, как их изобразил Вильгельм, бросаться убивать своих братьев за морем, а напротив, в том, чтобы отказаться от пережитка варварских времен — патриотизма и, отказавшись от него, снять оружие и показать восточным народам не пример дикого патриотизма и зверства, а пример братской жизни, которой мы научены Христом.

Москва. 5 января 1896.

вКонтакте | в FaceBook | в Одноклассниках | в LiveJournal | на YouTube | Pinterest | Instagram | в Twitter | 4SQ | Tumblr | Telegram

All Rights Reserved. Copyright © 2009 Notorious T & Co
События случайны. Мнения реальны. Люди придуманы. Совпадения намеренны.
Перепечатка, цитирование - только с гиперссылкой на https://fromdonetsk.net/ Лицензия Creative Commons
Прислать новость
Reklama & Сотрудничество
Сообщить о неисправности
Помочь
Говорит Донецк