Полная версия интервью с Натальей, потерявшей год назад в ходе артобстрела 23-летнюю дочь Кристину и 10-месячную внучку Киру, погибших в сквере Героев.
Жительница Горловки, потерявшая в ходе артобстрела 23-летнюю дочь Кристину и 10-месячную внучку Киру, фотография которых облетела весь мир, требует найти и наказать виновных.
С Натальей и ее младшей дочерью Дарьей я встретилась на железнодорожном вокзале Киева. Во взгляде красивой, некогда счастливой женщины, сегодня – глубокая боль, грусть и пустота. На тетрадном листке она написала письмо Марине Порошенко и, сидя в зале ожидания, погрузилась в болезненные воспоминания двухнедельной давности.
- Наталья, примите мои соболезнования! Если в силах, расскажите, что же произошло в тот трагический день, когда погибли Ваши дети? СМИ обрывками пишут версии произошедшего и, как выясняется, не всегда достоверно.
- В тот трагический день 27 июля [2014 года], я находилась дома, это было воскресенье. Наши чемоданы несколько дней стояли собранными на пороге, но уже который день мы никак не могли выехать из Горловки. Куда не позвоним, в пансионаты или другие места, везде с маленьким ребенком не принимали. А последние два дня и поезда не ходили. Я уже готова была бежать из дома на дорогу, ловить какую-то машину и договариваться, чтобы нас увезли из города хоть куда-нибудь.
Но вдруг мне позвонил человек, который вывозил из Горловки людей и сказал, что заберет нас утром следующего дня. Наша квартира на 8 этаже дома в центре города, большая и просторная. Я подошла к открытому окну, из которого, как на ладошке виден сквер и сразу позвонила дочери, Кристине, чтоб поделиться новостью. Она в это время гуляла на улице с моей внучкой Кирочкой. «Кристюша! – кричу я ей в телефон, - все, завтра в 9 утра мы выезжаем! Сначала в Святогорск, а оттуда в Харьков, Днепропетровск или в Одесскую область». Она же мне в трубку от радости: «Ура! – кричит, - Кирюша, мы завтра уезжаем! Ура, бабушка, мы уезжаем!». Я ее спросила: «Кристина, а вы где? - В сквере, - ответила она. - Оставайтесь на месте – говорю, и как только произнесла эти слова сквер начали бомбить «Градом».
Это был первый обстрел города с этих установок. Взрыв за взрывом, огонь, дым и все. У меня мир перед глазами поплыл. Я выбежала из квартиры на улицу с криками «Кира! Кристина! Кира! Кристина!». Пока добежала, в сквере уже было тихо. Детей своих не нашла. Падая через воронки от снарядов, я разбирала траву руками, искала игрушки, но, не обнаружив их, подумала, что все в порядке. У меня была единственная мысль, что они в бомбоубежище.
Я туда, спрашиваю «Детки были?» Люди, увидев, что я в панике запихнули меня вовнутрь, говоря, мол, да детки были. В бомбоубежище не было света и я, бегая там в темноте, трогала голову каждого человека, трясла людей за руки, щупала их. Искала своих детей и кричала: «Кира! Кристина!» никто не откликался. Всех перетрогала, в каждом уголке кричала и звала своих детей. Потом, кто-то вышел из убежища и вернулся с женщиной-врачом. Она меня чем-то обкалывала со словами: «Вы всех здесь будоражите». А потом мне сказали, что с моими детками все нормально, а ребенок только ручку поранил.
Через пару часов, когда залпы поутихли, мы вышли из бомбоубежища и я побежала в детскую поликлинику, ведь у нас там все рядом: наш дом, школа, сквер детская и взрослая поликлиники, господи, морг на этой территории. В детской поликлинике мне сказали, чтобы я посмотрела во взрослой. Я туда. И тут начался шквал звонков от знакомых: «Идите в морг, идите в морг, идите в морг». Они увидели фотографии моих погибших девочек в интернете. Фотограф из Корреспондента, который был на месте событий и снял моих убитых девочек, тут же выложил снимки в сеть. Это был ад. В морге я своих девочек и нашла. Опознала…
А потом снова бомбежка и это бомбоубежище, из которого всю ночь никого не выпускали. Утром я снова пошла в морг. Но мне не дали забрать их домой. «Зачем, чтоб ваших детей два раза разбомбили?» - сказали мне медики. Хотя бы домой дали их отвезти. Нет - с морга девочек отвезли сразу на кладбище.
29 июля моих девочек очень быстро хоронили. Меня все время торопили: «Быстрее, быстрее» - боялись, что снова бомбить будут. А дальше – все! Дальше, - жизнь остановилась и больше нет ничего. Все – пустота. Дальше просто воешь, как волк и ничего кругом. Вообще ничего.
Политики решили, что я не могу быть ни мамой, ни бабушкой, что мы не можем больше ни радоваться, ни смеяться. Нас всего этого лишили. Я выла, выла. Всю ночь после похорон я спала на их могиле. Ведь какая уже разница, все равно везде бомбят!
- Фотограф, который снял эти фото и выложил в сети, после произошедшего связывался с Вами?
- Мы с ним связывались. Просили, чтоб он удалил эти фотографии, но безрезультатно. Это Олег Желябин-Нежинский, блогер, который публикуется на Корреспонденте. Он сделал снимки той трагедии и моментально выложил их в Фейсбуке. Буквально за пару часов эти фотографии разлетелись в сети по всему миру. Как-то он давал интервью «Би-би-си – Украина», в котором высказал свое огорчение, что фотографии в СМИ и в сети интернет публикуются без подписи его имени, как автора. Желябин снял наших погибших девочек, выложил их на обозрению всему миру, но его волнует лишь, то что фото не подписаны его именем! Его не волнует, что эти ужасные фотографии, причиняют нам боль и теперь их практически невозможно удалить. Они буквально во всех соцсетях, на «Одноклассниках», в Фейсбуке, Вконтакте…
Хотели подать на него в суд, но знаем, что это никак не отразиться на нем, его могут защитить юристы и мы ничего не добьемся. Фотографии он продолжает публиковать на своей странице в Фейсбуке в увеличенном размере. Я не хотела, чтоб их такими видели. Они были достаточно красивые и умненькие девочки.
- Когда Вы приехали в Киев? И каковы Ваши дальнейшие действия?
- В Киев приехала 1 августа, чтобы найти виновных в убийстве моих девочек. Первым делом отправилась к администрации Президента, под которой стояли матери солдат. Хотела поговорить с ними. Принесла фотографии своих девочек, я хотела пообщаться с матерями, хотела сказать, что у нас на Донбассе такие же матери, как и они, чьи сыновья едут воевать. Но меня не пустила охрана, хоть я и говорила, что просто хочу пообщаться с матерями. В ответ мне сказали, что охраняют Президента от терактов. Но почему от меня охраняют Президента, а Президент не сохранил моих детей? То, что Президент отдает приказы убивать моих детей – это считается в нашей стране нормально? Почему мы не можем просто жить, растить детей, просто дышать? Людей расстреливают, людей убивают, люди свое горе заливают слезами. У некоторых после гибели их родных опустились руки, они не знают, как действовать и как с этим жить. Многие смирились. Я не могу смириться. Потому что мои дети жили в правовом государстве. Без объявления войны идут какие-то боевые действия, и нас расстреливают.
Почему нарушают все наши права? Объявите войну, эвакуируйте жителей и воюйте. Но этого не происходит. Люди брошены.
Многие считают, раз мы с Донбасса, раз мы там остались, значит, мы имеем какую-то точку зрения. А никто не знает, что люди просто хотят мира. Многим даже некуда выехать. Много пожилых, много с детками. А их просто бомбят с «Градов» с воздуха, по-разному. Я хочу знать, кто тогда вел обстрел по Горловке. Предполагаю, что стреляли войска АТО, но если это не так, пусть предоставят доказательства. Как войска АТО, так и войска ДНР. Пусть предоставят доказательства своей виновности или невиновности. Я хочу, чтоб армия АТО предоставила доказательства того, что их установки «Град» не работали в воскресенье, 27 июля в 14:00 и не вели обстрел нашего города!
Я уже написала заявления в МВД по факту убийства Кристины и Киры, а также по факту распространения фотографий с места трагедии. Написала заявление в СБУ относительно гибели Кристины и Киры «по факту террористического акта».
Я хочу, чтоб они задумались, кого они бомбят в этих городах. Почему не проводят какие-то другие операции? И что это за государство, которое не защитило мои права и права моих детей на жизнь? Зачем такая держава, если ей люди не нужны? Государство без людей? Они нас сами убивают! Идет просто расстрел.
Я очень хочу, чтобы матери и родственники погибших подключились, чтобы они тоже писали заявления и боролись. Я готовлю обращение и в военную прокуратуру. В Киеве мне помогает юрист Саша Дворецкая, спасибо ей огромное. Ведь везде бюрократизм, нужно знать формы заявлений, чтоб все было правильно сделано.
- Это юрист посоветовала вам обратиться в СБУ с формулировкой заявления «по факту террористического акта»?
- Да. Но она всегда с кем-то советуется. Ведь такие заявления первый раз оформляет. Даже в СБУ, принимая наши заявления, не знали, как их оформлять и как регистрировать. Так же и в милиции – даже вышестоящее начальство советовались, как оформлять, ведь войны у нас раньше не было и государство раньше не расстреливало людей. Но раз государство позволило себе такую вольность, как массовое убийство, пусть они дадут объяснения.
- Вы говорите, что девочек после обстрела не видели. Вы знаете, кто перенес тела Ваших детей?
- Это был местный житель Сергей. Он проходил мимо и, увидев моих погибших девочек на земле, собрал их и отвез в морг. Это он сказал в морге, чтоб девочек не разъединяли. Я обратилась к людям через интернет, чтобы найти его и нашла. Он пришел в день похорон. Тогда я не уточнила его фамилию, знаю только, что его зовут Сергей и у него трое детей – мальчики 14 и 4 лет и девочка 13 лет.
Мы с ним созванивались, но с 5 августа он уже не выходил на связь. Я очень хочу снова его найти и никогда больше не терять. Я очень волнуюсь за него, ведь там снова бомбят. Для меня этот человек стал очень родной, а я его опять потеряла (плачет). Пока я была там, он сам звонил мне каждый день. Ведь когда погибли девочки я была не в состоянии вообще о чем-то думать, к тому же день и ночь в бомбоубежищах. Даже на опознание в морг я шла не из дома, а из бомбоубежища. На похороны, почти никто не пришел, ведь в основном все выехали, а те, кто остался просто боялись бомбежек. Девочек своих я сама хоронила.
- Наталья, расскажите, какими были Кристина и Кира?
- Мы всегда жили очень счастливо, а в нашем доме были всегда смех и друзья. Девочки учились, занимались. Мы никогда не ссорились. Пусть и городок маленький, но жили своей счастливой жизнью. Кристина была умницей. Закончила наш Горловский институт иностранных языков. Хотела в жизни много добиться. Девочку свою Кирочку очень любила, она так хотела и так ждала ее рождения. Еще когда с животиком ходила все время говорила: «Когда же Кирочка появится». Она знала, как малышку будут звать, какой она будет.
Когда Кирочка родилась, Кристина ее с рук не отпускала. Кира без конца пела песни – утром просыпалась и со спальни кричала: «Ба! Ба!» - и начинала песенки петь. У нас соседи все смеялись, ведь с первого дня мы ей постоянно пели песенки. Соседи спрашивали, мол, кто у вас там поет? Я пела, Кристина пела. Французские песни ставила и Кирочка уже что-то напевая лепетала. С шести месяцев мы все время зубиков ее ждали. Утром встаем и в ротик смотрим, в надежде зубик увидеть.
Они так и не прорезались. Врач нам все время говорила, что деток без зубиков не бывает, мол, перестаньте смотреть и они вырастут. Но они так и не выросли. До сих пор ощущение, что они просто вышли погулять и сейчас вернуться, а я буду вечером бурчать, что, мол, вы так поздно вернулись, ведь купаться пора. Они каждый раз, когда задерживались, приходили и кричали: «Ура! Бабушка, мы научились ползать!» или «Ура! Бабушка, мы научились ходить!», «Ура! Первый веночек сплели!».
Кирочка только научилась ходить. В этом сквере они гуляли 2-3 раза в день, оттуда почти не выходили, там, в этой траве научились, и ползать, и ходить. Они жили в этом сквере и погибли там.
Кристинка все время торопилась жить. Ей так хотелось жить, все вперед и вперед. Даже Кирочка наша родилась у нее раньше времени – на восьмом месяце беременности. Это, наверное, какой-то рок: когда мне выдавали в Киеве справки о смерти, служащие записывали возраст Кирочки не 10 месяцев и 18 дней, а 9 месяцев 18 дней – тот месяц, в котором она должна была по срокам родиться, будто преследует. Боже, ну почему так? (плачет – прим.авт.) Родилась бы она в срок - на месяц позже, может, по-другому судьба у нее сложилась бы. Они обе родились в день города. Кристина — 6 сентября, а Кирочка 9-го. Когда родилась Кристина, весь город салютовал, и когда Кирочка родилась - тоже салюты начались. Они обе родились в день города, и этот город их убил.
- Как Вы справляетесь с этой трагедией?
- Падаю в траву и вою как волчица, а когда люди появляются, встаю и держусь. Загород выезжаю и опять вою и вою. Раньше все нужно было: через магазин идешь, и заколочка нужна была, и игрушка.
А сейчас – пустота. Идешь и ничего не надо, вообще ничего (плачет – прим. авт.). Тебе не надо ни есть, ни пить, ни эта красота тебе не нужна. А эти дети… кругом дети. Дашу удалось вывезти за два дня до случившегося и отправить в Киев в студенческое общежитие, где она учится. Она когда узнала, что Кристина и Кирочка погибли, навзрыд кричала, что ненавидит людей. По телефону плакала, почему она в Киеве. Рвалась назад в Горловку, хотела бросить учебу. В ту ночь, когда я ночевала на могиле, Даша не смогла ко мне дозвониться. А на следующий день в слезах говорит: «Мама, я приеду». И тут у меня сердце чуть совсем не остановилось. «Даша, - говорю - я буду брать трубку, только не приезжай сюда». И когда пропадала телефонная связь, я бежала со всех ног к трассе, где была связь. Я боялась, что она вот-вот соберется и приедет в Горловку. Я боялась и ее потерять. Ведь у нас с Дашей, кроме Кристиночки и Кирочки больше никого нет, ни бабушек, ни дедушек. Нет родных. Только мы друг у друга были, я, Даша, Кристина и Кирочка. Теперь мы остались в этом мире с Дашей вдвоём.
Как-то я читала один из комментариев Марины Порошенко, в котором она говорит, что ее любимое занятие забота о муже и о детях. Спросите у пани Марины, а о ком мне теперь заботиться, когда моих детей убили? Она благодарит украинских матерей, за то, что вырастили сыновей-патриотов. Почему сыновья народных депутатов и других, которые занимают высокие должности не находятся там, на войне? Почему они посылают мальчишек, которые ничего не понимают?
Мне очень важно, чтоб она увидела мое письмо. Куда-то же она приходит на работу, где-то чем-то занимается. Я просто хочу, чтоб она прочла мое письмо с вопросами, которые хочу ей задать.