Мемуарно-физиологическое

Я был на третьем курсе любимого вуза. Только что рухнул Союз и закончилось лето. Вместе с ними и очередной неудачный роман, длившийся два года. На этот раз она ушла к другому. Через полгода он ушел от нее к балерине.

Она через два года отбила мужа у моей однокурсницы и я даже пел на ее свадьбе песню Роллингов. Ту самую. «Энжи». Сам себе подыгрывал на гитаре, так как музыканты отказались участвовать в беспределе. Хорошо, что много выпил и плохо помню. Плохо, что у кого-то сохранилась видеозапись и меня уже предупреждали, чтоб вел себя хорошо. К моменту ее свадьбы первый паренек уже благополучно сбежал от долгов в Израиль. Без балерины. Вроде со скрипачкой. Или виолончелисткой.

Пару лет назад та, что ушла, уехала в Канаду. Вроде бы с новым мужем, но с девочкой от первого. Назвала так, как и я хотел назвать свою, когда еще не знал, что будет все-таки долгожданный пацан. Удивительно, но мы не сговаривались.

Короче говоря, до первой попытки привлечь к себе внимание, выйдя на заснеженный подоконник двенадцатого этажа в пальто на голое тело, чтобы станцевать на обледенелой жести нечто вроде пасадобля, равно как и до томительного лежания в розовой ванной, в ожидании когда же кто-то наконец придет и вызовет скорую, было еще полгода, но со мной вовсю уже работали две девочки с Караванной. Платонически. Тесты, опросы, анкетирования. Никакого минета. Даже поцелуев. Просто интересно.

То есть были какие-то симптомы, что обращали на себя внимание специалистов, работающих с теми, кто принимает сигналы из космоса и контактирует с живыми мхами, крадущимися в ночи. Скорее всего я сболтнул по пьянке что-то лишнее, но в их присутствии были и два инцидента, которые не красят мой якобы благородный облик мятущегося интеллектуала и которые могли обратить их внимание. Раз. Я толкался грудь в грудь с Брайаном, но так и не подрался у обреза крыши общаги мединститута из-за той, что потом стала моей первой женой. Причину спора не знаем ни я, ни Брайан, который к тому времени считался секс-звездой Башни и поэтом-музыкантом.

Я был "какой-то высокий, тощий мальчик в пальто до пят и желтом шейном платке". Мы были готовы убить друг-друга. Очевидно же. Девочки стойко наблюдали, время от времени отпуская нужные реплики и успокоили. Два. В состоянии якобы аффекта – на самом деле это было другое - я избил ни с того ни с сего совковой лопатой своего друга из Мали. Они же, то бишь девочки, которых так все и называли «девочки» ибо представить их по отдельности было трудно, хоть лесбиянками они вроде и не были, наблюдали за процессом в компании Дроби, рыжего Юры и Жеки-басиста из Улиток.

Саша-саксофонист в это время, скажем так, давал в ближайшем подъезде уроки игры на духовых инструментах пьяной и очень красивой девушке из Львова, которая двумя днями ранее приехала ко мне в гости. Я узнал об этом много позже, но сейчас я бил своего лучшего друга по спине лопатой и что-то кричал ему по-французски. На первом курсе он как-то взялся обучить меня этому языку в обмен на русский. Один из случаев моей биографии о которых я жестоко жалею. Были и другие, но сейчас не о том.

Все вышеизложенное к тому, чтоб было ясно, в каком состоянии я пришел на вторую пару нового года. Это был большой практикум. Моя подруга, что ушла к тому, что ушел к балерине, уже не заходила ко мне на чай, который я готовил в большой реторте в перерывах между насильственными актами фумигации высших растений. Я страдал. Я мучился. Не без удовольствия.

На большом практикуме предполагалось, что мы будем осваивать муфельные печи, титрование и даже спиртовую вытяжку действующего вещества. Некоторые лучше всего справлялись с последним, пусть им и привычнее было использовать уксусный ангидрид с ацетоном. На сегодня из них никто не остался в живых. Только Рома, который варил лучший на курсе винт, но он не из нашей группы.

Приятно увидеть сокурсников после перерыва. Кто-то женился, кто-то наоборот. Самец Валера, с первого курса живший с двумя сразу, выбрал не грудастую и попастую натуральную блондинку, а дурнушку-брюнетку. Бабы извелись по этому поводу. Ленка же такая красивая! Галка – сука. Но мужики отлично знали, кто именно в этом треугольнике сука и кто именно - блядь. Два года она спала у стенки.

Кровать занимала почти всю комнату. Иногда она уходила к каким-то вертким и разговорчивым ебарям с учфина, но даже в этом случае ее место было пусто. В ожидании. Валера лежал строго по центру, а его будущая жена – всегда с краю. Удивительно, но так они спали и в палатке, на летней практике. Казалось, что край определяется не тем местом, где открывается полог, а там, где лежит Галка.

Разговоры, разговоры, разговоры и никакой работы. Я и мой такой же холостой приятель Геша, который через год выбьет ногой дверь в комнату, где я любил свою будущую жену, слонялись без дела. В отместку за выбитую дверь я познакомил его уже с его будущей женой, заодно встретив соседку гешиной жены по комнате и своего в последствии приятеля. Да простит он меня за это. Я тогда не знал, что мы так сойдемся на разнообразной почве.

Стратегия прохождения большого практикума была проста и разработана задолго до нас – каждая пара один раз делала свою лабу, тщательно и со всеми причитающимися реверансами в отношении температурного режима и процентности, и потом давала списать коллегам, а те, в свою очередь, давали сдуть свою единственную лабу другим. Круговая порука. Советский вуз. Тут такое не катит.

Уже на второй паре делать было нечего. Вадик, который стал единственным на курсе, который сел сразу же после окончания вуза, кадрил баб в соседней аудитории, где шел большой практикум у другой группы – его ржание было слышно через весь коридор. Вовка, который спустя пару лет открыл первую в городе гостиницу для собак, жевал полезную во всех отношениях вареную морковку и сельдерей, заедая их сметаной. Я думал, что он станет диетологом, но ошибся.

Илья, который пришел из другой группы, но имел в нашей - впрочем, как и в любой другой - даму сердца, ржал не слабее Вадика. Он тоже потом сел. Спустя почти десять лет. Первым выстрелом помпового ружья терпила отсек себе ступню, вторым, в горячке – чуть было не лишил Илью мужского достоинства – жена потом рассказывала, самое большое из того, что она видела, поэтому я даже не представляю себе этого монстра - но все-таки отстрелив ему портняжную мышцу. Димка, испугавшись брать тачку, принес друга на спине, прямо к девкам в общагу. Они и оказали первую помощь. Хуле им, физиологам.

Лучше бы они этого не делали. Менты, которых вызвала бдительная вахтерша, потом долго прессовали наших баб насчет бандитизма и оказания помощи раненным в разборках. В начале и середине девяностых в нашем городе много стреляли. Короче говоря, между Ильей и Вадимом единственным сходством была страсть даже не к громкому смеху, а к тихому лошадиному ржанию. Может причина посадок именно в этом?
В рассеянных чувствах я вышел из класса. Из-за едва открытой напротив двери доносился гул, который может случиться, только если в аудитории нет преподавателя, но она полна студентов. Что меня толкнуло спросить Гешу, что за класс сейчас сидит за дверью из гофрированного стекла, я не знаю.

«Саша Боря читает зоологию беспозвоночных первому курсу», - ответил Геша, который знал всех и все, так как работал в подсобном цеху в подвале.- «Он сейчас у декана. Пьют по поводу французского предложения». Это насчет молокосвертывающих ферментов, аналогичным по свойствам дорогостоящим сычужным, - эти самые ферменты были обнаружены в мицелии грибов нашим Михал Иванычем, совершившим таким нехитрым образом революцию в мировом сыроделании. Вся семья такая. Сын рисовал красным фломастером на каждой сигарете черепа и кости, а также прочие жуткости. Потом заклеивал пачку. И отдавал отцу. Так сильно хотел, чтоб папка курить бросил. Если Михал Иваныч кого угощал сигаретой, то обычно старался предупредить о художественных наклонностях сына. Иногда забывал. Самые впечатлительные даже курить собирались бросить после такого. Теперь и сын, и отец вроде работают на одной кафедре.

Дальше я действовал, как порою бывает с каждым на футбольном поле: угловым зрением видишь себя со стороны, не до конца понимая происходящее, но оценивая последствия и развертывая ситуацию словно карту. Ты не можешь видеть этого паренька, который рванулся у тебя из-за спины, хотя четко отслеживаешь мудилу, что хочет оторвать ногу едва ты зазеваешься и потому быстро отдаешь пас на свободное место. Низом пуская мяч с нужной - ни быстрее, ни медленнее, это очень важно! - скоростью. Туда, где еще никого нет, но где через секунду окажется белобрысенький скоростной паренек, счастливо избежавший оффсайдной ловушки. Он и вкатит мяч в ближний. Мимо ошалелого вратаря. Потом подбежит и, размахивая руками, брызжа слюной и потом, поблагодарит за охуенный пас. Как будто ты осозновал, что делал. Однако все равно приятно. Пусть и работали только мозжечок, да краешек сознания.

Не раздумывая, я толкнул дверь. Это потом, рассказывая по пьяне собутыльникам, Геша в красках изображал, как он долго и мучительно соображал, что же делать в этой ситуации и как он мудро поступил, чуть ли не толкнув меня в спину, а сам мужественно отправился стоять на шухере. Но все было не так. Геша стоял за стеклянной дверью. На лестнице. Он курил. Я же зашел в класс.

«Здравствуйте, я ваш преподаватель, Александр Аристархович».- сказал даже не задумываясь. Разве что краем сознания. Действовать по наитию, импровизируя на базе полученных знаний, всегда лучше, чем имитировать раз и навсегда определенную схему. Магия белого халата, в которые облачались все студенты третьего курса, проходящие большой практикум и властный, уверенный голос, в купе с сутулой спиной, сделали свое дело. Класс затих. Колхоза у них уже не было. Неорганизованной группе любое неизвестное - угроза и потому страшно. Особенно в таком возрасте и после абитуры.

- Ваш лектор заболел и вести проработку буду я. Насколько я знаю, у вас сегодня первая тема. Беспозвоночные. Простейшие. Амеба протей. Саркодина и мастигофоры. – начал сыпать я неизвестными первокурсникам терминами. Еще ни разу в истории первокурсник не выучил ко второй паре латынь. Они просто не знают на что именно обращать внимание и что именно учить.

По школьной привычке зубарят всякую чушь, но никак не отличительные признаки родов, семейств и типов, совсем позабыв о классификации. Которую я, например, помню до сих пор. Так крепко ее вбивали в голову. Даже латынь, которую должны были учить почему-то только на втором курсе, но пришлось шпарить уже на первом, с анатомии. И самое страшное - учиться рисовать. Последнее я так и не освоил, но зато умею притворяться, а именно - срисовывать. Усики там, членики или даже рисунок панциря.

Иногда малюю уродов в строгих одеждах с торчащими наружу зубами, мечтою стоматолога. Когда не было денег, дарил на дни рождения знакомым, которые понимают. Однажды даже срисовал карпа, которого специалисты приняли за карася. В школе я о таких высотах высшего образования и помыслить не мог.

- Уууу, - загудел класс.
- Гы-гы-гы. – раздалось за спиной. Я подошел к двери, сделал страшное лицо прямо в щель, отпугнув веселящегося Гешу, и прикрыл створку. Только я отвернулся, как дверь вернулась в исходное.
- Вы не учили? – строго, с нажимом спросил я, повышая интонацию к концу фразы.
- Неееееет. – по-школьному еще, нараспев и хором ответили студенты.
- Значит будем учить. Но сначала я вас опрошу.

Я не буду рассказывать, как именно издевался над первокурсниками и особенно первокурсницами. Поначалу думали, что это они надо мной издеваются, когда одна за одной, с очаровательной по их мнению улыбкой, тянули руку с одной и той же просьбой «можно выйти», только для того, чтоб не быть вызванными и не получить «два балла и пересдачу».

Добрый час я гонял зеленых по всей теме, которую они не выучили. Девушка в короткой юбке трижды мыла доску, задирая подол, что топорщился на отъеденной где-то в области заднице.

Блондинчик с прыщами в пятак и русским акцентом – в последствии он стал зачинателем ролевых игр в нашем городе, получив кличку Жерар, в то время как у нас его знали как Гладиатор, потому как он не только имел привычку махать деревянным мечом в полутемном коридоре, но и в силу якобы плохого зрения предпочитал узнавать что парней, что девушек, поглаживая их нежно по разным частям тела, словно американский канальный сомик стенку аквариума – двигал парту туда и сюда. Мне не нравилось.

Юноша, который от нечего как он говорит, делать выучил к четвертому курсу испанский, английский и китайский, в этот день, конечно же попался на стандартную уловку: на каждом курсе, в каждой группе находится человек, который говоря о начальной классификации простейших произносит по-русски не «Амёба Протей», а раздельно «Амо Ёба Протеус», перевирая латынь к вящей радости присутствующих.

С позволения сказать девушка, которая спустя месяц получит кличку «Кобыла» и которой я уже на каникулах после первой, зимней сессии выбил челюсть к ее же пользе и благодарности, успокаивая и пытаясь избежать разборок с обдолбанными чеченцами – плакала навзрыд. Точно также она плакала, когда привела в комнату этих двух хачиков, которые «вдруг озверели». Точно также она рыдала, когда протрезвела на следующее утро. У блядей раньше прочих реализуются актерские способности и желание ими пользоваться к прямой выгоде.
Повезло только кудрявой девушке Наташе, чья фотка с обнаженными ногами и попой, с дурацкой и ничего не значащей надписью «Там где есть память, не нужно слов», нанесенной в шутку, в присутствии ее же парня, была спустя несколько лет найдена в моем фотоальбоме женой, - я выпустил ее из аудитории «в туалет» и она наблюдала за происходящим через постепенно расширявшуюся от наплыва зрителей щель в неплотно прикрытой двери. За нею собралась почти вся моя группа и часть ботаников, которые в это время занимались какой-то очередной мудотрахией. Типа того же большого практикума. Мобильных телефонов еще не было и потому присутствовали только те, кто были на этаже.

«Саня, атас, Саша Боря!» - вдруг крикнул в дверную миссуру Геша.

Я скорчил недоуменную мину, не теряя достоинства отложил в сторону указку, которой намеревался врезать по голове мальчику, чье имя сокрыто временем, и не торопясь прошел к двери. Дескать, ща разберусь, что там за шум. Зачем-то распахнул руки в направлении двери, сказав "Бааа, знакомые все лица". После чего проскользнул в нее и был таков, сказав студентам на прощанье сакраментальное "Не шумите!".

В квадрате солнечного света в другом конце прохода, маячила косолапая фигура Саши Бори, или Александра Борисовича, как на самом деле звали этого жизнелюбивого ловеласа и кутилу. Умер от инфаркта. Сколько у него было любовниц не знает никто. Студентки, как принято говорить, писали кипятком от его хорошо поставленного баритона, умения обаять и чувства юмора.

Через минуту рвануло. Казалось, что от смеха вылетят стекла. Сначала взорвались первокурсники. Началось со смешков и хиханек, а потом вдруг дружное «Бу-га-га!». Вслед за ними через стену грохнули и две старших группы, которые знали о происходящем.

«Ребята, мы же не только пили с вами в Старом караване, но и травили коз этими чертовыми грибами» - сказал после пары красный то ли от спиртного, то ли от смущения Саша Боря. – «В следующий раз – предупреждайте». Он знал, что это не последняя история с нашим участием. Не случайно именно он на прошлой практике доверил над сокровенное - отвезти общественным транспортом сорок килограмм подотчетного, но скисшего и покрывшегося пятнами плесени сливочного масла из Брусино в Яцковку. По дороге масло превратилось в несколько десятков литров зловонной жижи, которую мы с невероятной изобретательностью доставили на базу и таки списали под угрозой дела о расхищении. Об этом как-нибудь в другой раз.

Я купался в лучах славы ровно неделю. Геша - почти месяц. Потом внимание общественности переключилось на девушку, которую выбросили из окна угашенные азера. По большому практикуму я получил четверку. Препод придрался к оформлению.