Открытие страны огня

В 1979 году в издательстве «Донбасс» вышел двухтомник, повествующий о нашем крае, – «Страна огня». В него вошли произведения выдающихся русских и советских писателей: Антона Чехова, Александра Серафимовича, Александра Куприна, Викентия Вересаева, Николая Рубакина, Сергея Сергеева-Ценского, Константина Паустовского, Ивана Бунина, Бориса Горбатова, Павла Байдебуры, Алексея Толстого. Особый интерес представляет публицистика, очерки, повествующие о зарождении Донбасса как промышленного района в конце XIX – начале XX веков. Надо сказать, что Донбасс впервые предстал перед миром именно благодаря этим замечательным произведениям.

Первый том «Страны огня» предваряет эпиграф, созвучный нашему времени: «Чем лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего. А. М. Горький». Что ж, будем под стать классическим мыслям – начинаем серию публикаций отрывков из публицистических произведений, глубоко реалистично рассказывающих о Донбассе, Стране Огня.

Итак, Викентий Викентьевич Вересаев. «Восемь очерков, объединенных под названием «Подземное царство», написаны с подкупающей правдой, они волнуют искренностью и глубокой любовью автора к своим героям – донецким шахтерам». Этими словами в «Стране огня» предваряются очерки Вересаева. Сегодня вашему вниманию – один из них. Обратим внимание, что продолжение будет следовать…

Запальщик

Я был у знакомого инженера на соседнем руднике и видел там за работой Захара Лобача.

Шла проходка новой шахты. Углубляют здесь шахты, взрывая динамитом; Захар Лобач был запальщиком, дело которого заключалось во взрывании динамитных патронов. Все было готово к спуску, и Захар сидел на приемном полку, покуривая папироску; я напрасно старался подметить на его лице хоть тень беспокойства или волнения. Немного прищурившись и оглядывая всех веселыми, ласковыми глазами, он разговаривал с верховым, как будто шел на самую обыкновенную работу.

Выкурив папиросу, Захар ощупал спички в кармане, взял под мышку заряженные динамитные патроны и стал в бадью. Верховой дал свисток; Захар исчез в черной глубине шахты.

Долгое время внизу все было тихо; слышались только редкие глухие удары кайла; я смотрел в ствол шахты, там было темно, как в могиле. Прошло с четверть часа.

– Го-то-во-о-о?.. – глухо донеслось из глубины.

Верховой дал сигнал машинисту; машинист положил руку на рычаг машины, готовый по первому знаку пустить ее в ход.

– Готово! – крикнул верховой.

– Па-ли-ить?

– Пали с Богом!

В темной глубине мелькнул огонек, за ним другой, третий; раздался сильный удар сигнального молотка, верховой дал свисток, и машина заработала с отчаянной быстротой; канат загудел, как струна, и из ствола быстро вылетела бадья с Захаром; он соскочил на землю. Через минуту раздались в глубине шахты один за другим три тяжелых, глухих взрыва, потрясшие землю.

В следующее воскресенье возвращался я в шарабане от знакомого помещика. Вечерело, но было по обыкновению жарко; по дороге, в неглубокой балке, я обогнал шедшего откуда-то Захара.

– Здравствуйте, ваше благородие! – ласково поклонился он мне.

– Домой идете? – спросил я.

– Домой.

– Садитесь, подвезу. (Дорога шла через рудник, где жил Захар).

– Ну спасибо, – сказал он и сел со мной.

Я разговорился с ним о его работе.

– Что ж работа? – сказал он. – Работа ничего, интересная. Для интересу народ и идет: 60–70 рублей в месяц заработаешь.

– А что, несчастия часто бывают при этих взрывах?

– Как вам сказать... Да, довольно бывает несчастий. Ведь динамит – он тоже шутить не любит. Бывают несчастия.

– Ну, а с вами бывали они?

Захар улыбнулся.

– Да вот каков я перед вами сижу – три раза за свой век был бит динамитом, в носилках несли; в шахту два раза падал, ребра одного в боку нет; сколько раз под обвалами двое, трое суток живал; догорят лампочки, есть нечего, отощаешь, холодно; чтоб согреться, начнешь вагончики катать. Всяко бывало. Такое уж дело: лезешь в шахту, а душа тем временем у Бога в закладе.

Он помолчал.

– Был я раньше стволовым, внизу у ствола шахты стоял. Сидим мы раз, папироски курим. А тут же неподалеку – динамит, порох. Запальщиком тогда у нас один итальянец был; встал он, идет запалять, папироску в зубах держит. Вдруг слышу я – запал; в ушах звон пошел, дух захватило, так и покатился в сторону, ничего не помню... Очнулся я – лампочки все потухли, кругом, слышу, ойкают; темно. Окликаю – не отвечают. Кое-как добрался я до сигнала, дал знак наверх; вытащили. Зажгли огонь: штейгер, десятник прибежали, спустились. Видим – три человека ранены, а от остальных и не осталось ничего: так, где рука, где нога лежит, кровь везде... Похоронили их всех в общей могиле; один шахтер надпись сочинил: «Шахтерская братия».

Захар усмехнулся.

– «Братия»... Кто откуда: один туляк, другой чухонец, третий вон из каких стран, а теперь все братьями стали: кровью побратались...

Мы несколько времени ехали молча.

– Много, много несчастий бывает, – задумчиво повторил Захар. – Сколько у меня тут приятелей побито, – числа-счета нет. Прошлой зимой брата родного убило. Палили они в продольной; зажгли нитки, отбежали за угол, все как следует; пошла пальба, стали они выстрелы считать... «Все»? – «Словно бы все»... Пришли, начали кайлами разбивать... Вдруг из угля выстрел – обсчитались одним. Взорвало... Царь небесный! Брата моего насмерть убило, другого исковеркало всего на отделку – и по сих пор в больнице валяется...

Он долго рассказывал о своих товарищах, разорванных в куски динамитом, обожженных гремучим газом, погибших в обвалах шахт...

«Несимпатичный народ», – говорят про здешних шахтеров хозяева... Эти несимпатичные хозяевам люди гибнут десятками в мрачных проходах шахт, обогащая тех же хозяев.

Я видел впоследствии за работой многих запальщиков; они идут на свою страшную работу с ясным лицом, беззаботно посвистывая… Им не «жутко» в шахте, им ничего не «жутко»; это люди какой-то безумной, бешеной отваги, ставящие на карту жизнь из-за самого ничтожного пустяка, из-за ничего. Из удали они спускаются в шахту без бадьи, просто по разделам ствола, ежеминутно рискуя сорваться и полететь вниз; динамит они носят в карманах, как табак. На моих глазах был такой случай: к шахте подходил по подъездному пути поезд; какому-то шахтеру, спешившему на шахту, он перерезал путь; тот, не долго думая, нырнул под вагоны и невредимый выскочил из-под колес по ту сторону поезда. Все видевшие ахнули, а шахтер, как ни в чем не бывало, продолжал свой путь. Конечно, поезд шел нескоро, но все-таки!..

Для любителей сильных ощущений не безынтересно было бы также посмотреть на работу крепильщиков, когда они «раскрепляют» в шахте выработанные места. Лес здесь дорог, и каждая новая стойка обходится руднику в 10 копеек; ввиду этого контора не скупится платить крепильщику по 4–5 копеек за каждую выбитую старую стойку, которая еще годится в дело. Работа эта очень опасная, потому что свод, лишенный подпоры, ежеминутно грозит обвалиться и придавить рабочего.

Начинает крепильщик с конца забоя. Обухом топора он выбивает стойки одна за другой и быстро отбрасывает назад, где саночники подбирают их и увозят прочь. За первым рядом стоек следует второй, третий; летят стойки, а впереди раскрепленный свод начинает уже рушиться: огромные глыбы камней с шумом и треском валятся сверху к ногам крепильщика; пыль стоит столбом; свод над головой начинает зловеще трещать и оседать. Иногда оставшиеся стойки не в состоянии бывают выдержать тяжести свода, бревна ломаются, как сухие прутики, и все кругом начинает рушиться.

– Спасайся! – раздается крик крепильщика, и рабочие убегают...

Вот эти-то люди в случае больших общих несчастий, как, например, взрыв газов, первыми лезут в пылающую шахту спасать гибнущих товарищей.

Скажу еще два слова о Захаре Лобаче. Как я потом узнал, он погиб этою же осенью. Дело было так: углубляли шахту, и Захар с другим запальщиком спустились вниз. Машинист был не новичок, но при запалах ему работать еще не приходилось. Снизу дали сигнал. Тут произошло нечто странное: сознание необходимости как можно скорее пустить машину в ход, сознание громадной опасности от каждой секунды промедления вдруг отшибло у машиниста всю его опытность; он растерялся. Повернул рычаг, – показалось ему, что бадья идет вниз; он нагнул рычаг в другую сторону...

– На низ канат идет! Куда правишь?! – раздался испуганный крик верхового.

У машиниста опустились руки. Он с полминуты простоял неподвижно, с тупым ужасом глядя на машину; потом вдруг схватил рычаг и поставил его как следует; канат пошел наверх.

Внизу между тем происходило следующее: запальщики зажгли затравки, быстро сели в бадью и дали сигнал. Бадья стоит. Наконец медленно начала подниматься, поднялась на сажень, постояла и опять пошла вниз, где, шипя и разбрасывая искры, уже догорали затравки... Что делать? Шахтеры соскочили и бросились вырывать затравки у патронов. Бадья опять стала подниматься; товарищ Захара вскочил в нее, но Захар не успел и мог только ухватиться руками за ее края; бадья с цеплявшимся за нее человеком помчалась вверх, как стрела.

Может быть, так бы и спасся Захар, но на половине пути поперечная перекладина суживала просвет ствола шахты; Захар со всего размаха ударился об эту перекладину, сорвался и с разбитой головой полетел вниз. Почти одновременно с этим, только товарищ Захара успел выпрыгнуть из бадьи, внизу загремели выстрелы... От Захара не осталось ни порошинки.

Машинист отказался от места. Хозяин рудника предлагал ему остаться, обещал даже прибавить жалованья, но тот не согласился и навсегда ушел из этих краев.
1892 год

Справка

Викентий Викентьевич Вересаев
(1867–1945)

«Старейший русский советский писатель, отдавший литературе шестьдесят лет жизни. В годы своей молодости Вересаев дважды побывал в Донецком крае. Здесь он нашел массу материала, на основе которого создал ряд замечательных произведений…

На Вознесенских рудниках А. П. Карпова (ныне – Петровский район Донецка) техническим директором служил старший брат Вересаева – Михаил, окончивший Петербургский горный институт. К нему-то и приехал в 1890 году на летние каникулы студент-медик, будущий писатель…

Он узнал много нового: не раз спускался в шахту, в это подземное царство кошмарного труда, подолгу бродил среди жалких лачуг, в которых ютились семьи горняков, часами следил за работой подростков и детей, занятых выборкой «глея» (породы) из угля, внимательно прислушивался к разговорам среди шахтной интеллигенции.

Возвратясь в университет, Вересаев приступил к обработке богатейшего материала, собранного на донецких шахтах. Уже к весне 1892 года он закончил очерки из жизни горняков под общим заглавием «Подземное царство» и послал их в «Книжки недели»... Вскоре автор получил письмо, в котором редактор положительно оценивал очерки… «Подземное царство» было напечатано в 6-м и 7-м номерах «Книжек недели» 1892 года».
Олег Антипов для Донецкого времени