Пересматривая Зеленый фургон

Чего не надо делать, если вы немного выпили и пребываете в сентиментальном настроении («ах, мой милый Августин, все прошло, все»). Что надо делать, если вам основательно хочется не то чтобы порыдать, но прослезиться – и так, чтоб за это не было мучительно стыдно.

(откупорив шампанского бутылку – опционально) пересмотреть «Зеленый фургон» 1983 года. Где Харатьян, Соловьев, Демьяненко, Адомайтис, Брондуков, Марцевич, Ильичев, Дурова, Григорьев и проч., и голос Джигарханяна как полноправная актерская работа.
(да ладно, ну пара бокалов вина всего-то была, к тому же я сто лет уже как пополам с водой его пью!)

Наизусть. Это да. И вынимающие душу моменты – тоже наизусть. Просто там, где раньше только остро щемило сердце, теперь ощутимо щиплет в глазах или просто слезы. Прямо таймкоды можно выставлять.

Ну, допустим, раньше меня неизменно пробивала на слезу линия «старого метранпажа» Виктора Прокофьевича Шестакова в непревзойденном, из палаты мер и весов, исполнении Александра Демьяненко. Но сейчас я шмыгаю носом на протяжении едва ли не всего фильма! Стремительно старею и становлюсь патологически сентиментальной – или просто так безошибочно в нерв попадают?

При данном просмотре ни один котенок не остался не пострадавшим, в общем. Я всхлипывала, когда:
- Папа-профессор беспомощно-упрямо сопровождал юного сына-романтика на встречу с начоперотом для трудоустройства – и потом, трогательно вытягивая шею, робко стоял поодаль, охваченный волнением.

- Этот же папа-болельщик потом в сцене импровизированного футбольного прорыва Володи к наглому Красавчику в воротах орал во всю глотку внезапным рыком «Володя, давай! Давай!!!»
- Когда Володя, просматривая альбом с преступниками у начоперота, счастливо комментировал футбольное фото, где есть Красавчик, а потом смущался, ахая при виде гимназистки Кати, в которую был влюблен.
- Когда шофер начоперота ездил в машине по замкнутому кругу, мертвый.
- Когда Красавчик проносился через бесчисленные дворовые арки, стоя в возке, нахлестывая лошадь, оглядываясь… в рубахе пузырем, надутой ветром.
- Когда он «с искаженным лицом» умолял дурака-сыщика «прыгай, ну я прошу тебя, шкет, ну, прыгай!» - а тот полузадушенно хрипел «вы арестованы, Красавчик!»
- Когда смешной нелепый мальчик Володя все время суетливо поправляет фуражку - во время любой погони или драки.
- Когда Красавчик сдается после погони и отдает Володе его дурацкий дневник.
- Когда Красавчику стыдно, что его конвоирует «баба» (и заодно – когда сердобольная эта и храбрая «баба» в принципе появляется в кабинете, ведет арестованного по коридору, преодолевая страх, а потом проникается его «надобностью», - и ей ведь наказание грозит за это, и жизнь у нее какая-то своя за плечами, и причины, по которым она здесь в этом качестве), и он сбегает через окно туалета, пробирается к старому футбольному полю, читает там старое объявление, что матч отменяется, потому что все ушли воевать. Когда устраивается в сарае-раздевалке, а потом растерянно и пристыженно встречает товарищей по команде и решается встать в ворота.
- Когда Красавчик под прицелом Червня лишается возможности подать условный знак.
- Когда Красавчик спасает Володю криком «это Червень!», а потом возвращает ему «манлихер» предателя и труса Грищенко.
- Когда Федька-Бык в жанре светского смоллтока расспрашивает, куда денутся преступники, когда советская власть окончательно победит, и правоверному Володе при этом понятно одно, а нам с Грищенко и Шестаковым – совсем другое.
- Когда дурак-наводчик Перфилов суетится со своим «Катенька, детка» и приходит в ужас, поняв, что все перепутал, и умоляет Червня «Саша, вы же были у меня дома, я же накрыл вам такой стол», - но демонический Червень все равно стреляет из карманов.
- Когда у Виктора Прокофьевича Шестакова стукают стукалки. Да, собственно, в каждом эпизоде с его участием. Когда его, старого метранпажа, просто еще только описывает Джигарханян. Когда он, старый метранпаж (молодой ведь совсем по нынешним меркам мужчина, несчастливый, бесконечно трогательный и прекрасный), жмется, робея войти в море, на фоне красавцев-богатырей, молодцевато вбегающих в воду. Когда он то и дело увещевает Грищенко, пытаясь тому изо всех сил дать понять, что их начальник на самом деле – их подопечный, славный мальчишка, которого они, взрослые и многое повидавшие, должны защищать и оберегать. И когда потихонечку это делает сам, при этом ничего не позволяя заподозрить Володе и проявляя к нему искреннее уважение. Когда, идя в «малину», он пытается урезонить юного идиота-начальника, но трезво и осознанно подчиняется ему – и уважая, и понимая, что тот все равно полезет на смерть, и прямо в ту секунду принимая решение защитить его ценой жизни, если нужно. И еще и Грищенко пристыживает – вы же воевали. И пытается еще по пути незаметно прикрыть Володю собой, и конце концов прикрывает.
- Когда он в ночи читает «Двенадцать», а одинокий волчонок Красавчик неслышно подползает поближе и слушает, сияя глазами из темноты.
- Когда Червень, как темный вариант Остапа Бендера, объясняет свою призрачную иллюзорную цель – уехать, убежать, вырваться. И в нем при этом проглядывает еще и «гражданская» версия ротмистра Лемке.
- Когда Виктора Прокофьевича выносят, а бедный Володя просит проверить, может, он еще жив.
- Когда до Володи в принципе доходит все, вообще все и сразу все – и он отрекается в одну секунду от нелепого своего шерлокхолмства и пинкертонства, взрослея на глазах всем лицом.
- Когда перед этим Володя, поддавшись порыву, пытается убежать, спасенный Виктором Прокофьевичем, а потом останавливается, принимает решение и отважно, прямо осязаемой адреналиновой дрожью охваченный, идет обратно, и дает бой бандитам, как настоящий профессионал.
- Когда они с Грищенко чистят картошку и мирятся, и Володя идет поить коней, а Грищенко вслед ворчливо распоряжается, как это правильно делать.
- Когда Красавчик в финале выходит на дорогу с футбольным мячом – и они начинают эту свою игру, продолжают невероятный свой, как сейчас принято говорить, «броманс» под «ты где, июль» - и закат, и чувствуешь все запахи, и даже телу передается это очень юное и здоровое ощущение физической силы, азартной дружеской игры, и надежда, и грустно и хорошо, и музыка, и теплый мудрый голос Джигарханяна – тут слезы совсем градом. В том числе потому, что знаешь, как на самом деле все закончится у Красавчика не в фильме, а в жизни, и потому, что никого уже и нет, а те кто есть – совсем не те.

...Магический фильм. Магия. Чтобы вот настолько все сошлось! Чтобы сценарист блестящий и тонкий (так бережно отнесшийся к литературному первоисточнику – и при этом так изящно и умно что-то дополнивший, а где-то сменивший акценты), чтобы режиссер умный, остроумный и мудрый, чтобы композитор, чтобы кастинг, чтобы натура, чтобы погода, чтобы настроение… Чтобы все, с одной стороны, точно понимали и чувствовали, что и для чего делают, - и при этом над каждым все время тихонько веяло что-то сверх- и над-… Раз в столетие, наверное, бывает такой фильм. Или раз в жизни.