Живая летопись Донецкой муздрамы

Актерский состав Донецкого государственного академического музыкально-драматического театра богат яркими талантами. О любом из них поведи рассказ – и откроется бездна драматических и остроумных граней. Но мало в творческом коллективе найдется артистов, которых без преувеличения можно назвать живой летописью театра. Один из таких – Николай Крамар, человек, отдавший донецкой муздраме уже более полувека

Бохумский набат

Актер Николай Крамар «посетил сей мир в его минуты роковые», и кто знает, возможно, именно плотная концентрация детских впечатлений и проложила лыжню его будущего драматического пути. Выражаясь театральным сленгом, в первом акте его биографии ружье слишком демонстративно висело на стене, оно просто обязано было когда-нибудь выстрелить.

Родился Николай Петрович в 1936 году, то есть суровую годину встретил уже вполне осмысленным ребенком, способным понимать и, главное, помнить. Война вошла в дом нашего героя весной 1942 года в мундире итальянского мародера, от которого мать лихорадочно пыталась спрятать в сарае козу. Пока «легионеры» Муссолини истово гребли в свои вещмешки нехитрый скарб простых горловских работяг, родственники Крамара, осознав падение своего уклада, на скорую руку собрали уцелевшее имущество и эвакуировались. Маленький Николай вместе с матерью присоединился к беженцам. Так началась его ранняя одиссея.

Направление, которое выбрала родня Крамаров для бегства от коричневой заразы, было, наверно, не самым удачным: надо бы на восток, а они тронулись на запад, в Черкасскую область. Там, на станции Шевченко, жила еще одна их родственная ветвь. Но по Правобережью оккупанты роились уж совсем муравейно, с глазами, расширенными от грабительского восторга, вывозя к себе в Рейх все, что попадалось под руку ценного. От чернозема и скота до бесплатной рабсилы – и все длиннющими товарными составами…

Семья Николая Петровича вместе с сотнями других несчастных была этапирована в Бохум, город, который по иронии судьбы в 1987 году стал побратимом Донецка. Такая себе «евроинтеграция украинского народа» – абсолютно безвизовый выезд на работу в «прогрессивную» Германию…

Для пятилетнего мальчишки наступило экзистенциальное время: каждый день – как очередной бой за выживание. Вспоминать те годы Николай Крамар не любит: больно распутывать в памяти клубок сплошного страха, замешанного на голоде. Скрашивало бесконечные концлагерные будни лишь присутствие мамы. Отец, накануне войны уехавший в Казахстан на строительство магистрали Алма-
Ата – Семипалатинск, счастливо избежал рабской доли своего семейства.
Важный промышленный узел Рурской агломерации все годы войны интенсивно обстреливался союзнической авиацией – вместе с поработителями гибли и их заложники… Освобождение бохумским каторжникам принесли в 1945 году американцы (редкий случай, когда им можно за что-то сказать спасибо). Ярким впечатлением для истощенного брюквенной баландой мальчишки стали армейские галеты и настоящий шоколад. Разбивочный пункт открывал для освобожденных узников целую сеть дорог – в том числе и в Европу. Но мама Николая Крамара продемонстрировала донецкое презрение к европейскому сценарию и увезла сына в единственно возможное для нее место на земле – в Донбасс, в Горловку.

…Прошли десятки лет, и рурский город снова вынырнул в судьбе Крамара. В 1998 году мэр Бохума разослал приглашения бывшим «гостям» его малой родины: приезжайте, мол, ребята, проведайте могилы отцов, а мы вам – наше радушие, так сказать. Ну, мучает немцев (наиболее духовную их часть) общенациональный комплекс вины, бьются вот уж больше полвека, чтобы вытравить из мировой памяти прикипевшее к ним звонкое «Хайль!». Но кое-кого их пример не учит – что ж, будут и те в свое время стыдливо прятать на груди татуировки «Слава Україні»…

Вот так Крамар «вновь посетил»… Концлагеря уж нет и в помине, лишь административное здание уцелело. А на его зловещем месте пролегает безукоризненный (это же немцы) автобан…

«Да понадеялся на русский авось…»

Школу Николай окончил по нынешним меркам поздно, в двадцать, – что поделаешь, в первый класс из-за войны пошел почти в десять. И раскинулись перед парнем все дороги страны: выбирай себе стезю по уму да по склонности. Школьный товарищ звал в танковое училище, но Крамар поступил иначе, чисто по-русски: ткнул на авось пальцем в буклет для абитуриентов. Перст судьбы уперся в строчку «Харьковский театральный институт». И Николай не расстроился: уже имел самодеятельный опыт, принимал участие в любительских сценках, даже пел немного. «Харьков? Подходит!»

Поступив без проблем на курс к знаменитому в то время народному артисту Союза Лесю Сердюку, Николай Петрович снова заложил резкий вираж: соскочил с уже взятого на абордаж института на театральные курсы при Харьковском академическом драмтеатре. С учетом двух потраченных на армию лет Крамар был уже не безусым юнцом, и потратить четыре года на полновесный институт показалось ему расточительством. А студия занимала всего пару лет да еще и предоставляла возможность участвовать в постановках знаменитого театра.

Когда «старики» были молодыми

Жизнь щедро одаривала Николая Крамара встречами с культовыми персонажами театра и кино. Уже будучи актером Донецкой муздрамы, он сыграл на одних подмостках с такими величинами, как Евгений Евстигнеев, Юрий Волынцев, Ирина Муравьева, Леонид Каневский, – впрочем, список грозит затянуться. С Волынцевым на пару они вообще объехали всю Донецкую область, представляя комедийные сценки.

А харьковский театр свел Крамара с Леонидом Быковым, фигурой, масштаб которой трудно переоценить (что особенно лестно для донбассовцев, ведь Леонид Федорович наш земляк). К моменту их знакомства Быков уже имел за плечами всесоюзную кинематографическую славу, и в Харькове его боготворили. Каждое появление кумира на сцене поднимало визг поклонниц до высот ультразвука. Показательным был тот факт, что на спектаклях с Быковым тысячный зал Харьковского драмтеатра трещал по швам, люди, по словам Крамара, «сидели на люстрах». А та же постановка, в которой Леонида Федоровича подменял дублер, разносилась эхом по пустому залу…

Быков был любимцем и в коллективе театра. Добрейший, душевный человек, с которым каждому было легко и с кем можно было часами общаться, забыв о времени… Николай Крамар с сожалением отмечает, что попал в Харьков слишком поздно: Быкову в то время уже тесно было в провинциальном украинском театре, его кинокарьера шла вертикально вверх, а спектакли отвлекали от любимого дела. Появилась натянутость в отношениях с руководством, и вскоре Леонид покинул театр, уехал в Ленинград, где, помимо привычного актерского ремесла, занялся еще и режиссурой, в которой прославился не меньше («Зайчик», «Где вы, рыцари?», «В бой идут одни «старики», «Аты-баты, шли солдаты»). Пару раз пересекался Крамар с Быковым, когда последний уже снимал фильмы на киностудии им. Довженко в Киеве, душевно пообщались, а вскоре Леонид Федорович трагически погиб в автокатастрофе на трассе Минск – Киев…

«Еду я на Родину…»

По окончании харьковской практической учебы Николай Крамар был распределен в Симферополь, в Крымский русский драмтеатр им. Горького, но пустить корни в Крыму ему была не судьба. На одной из первых постановок приглянулся Крамар своему двойному тезке Николаю Петровичу Смирнову, режиссеру из Сталинского драмтеатра, и тот сманил молодого актера к себе. Благо особо упрашивать ему не пришлось, Крамара и без того тянуло к родным пенатам, а приезжать к родителям в Горловку удобнее из Сталино, нежели из Крыма.

Вот так, зачерпнув опыта и впечатлений, Николай Крамар вернулся домой и сгодился там, где родился. И сгодился основательно: вот уж 54 года, как служит он донецким Мельпомене и Талии. За этот период перед ним стройными рядами прошли 14 режиссеров и 15–16 директоров театра (уж и точного числа Николай Петрович не припомнит). Некоторые мелькнули тенью, и по времени пребывания на посту, и по качеству работ оставив невнятный след. Был в их числе и бывший начальник тюрьмы, чуть не угробивший театр своим бездарным руководством: недоуменно хлопая глазами на пустой зал, он каждый раз удрученно пенял актерам: «Эх, опять не задавили зрителя!..»

Золотым веком Донецкой муздрамы Крамар считает период с 1990-х и по сей день, когда управление театром наконец попало в нужные руки: многие годы директором и худруком был Марк Матвеевич Бровун, а сейчас замечательные традиции своего отца продолжает Наталья Марковна Волкова. Уже более двадцати лет театр растет, актеры радуют зрителей смелостью и мастерством, а те отвечают неизменными аншлагами. В чем творческий секрет Бровуна и Волковой, Николай Петрович затрудняется ответить однозначно. Гениальность, наверно…

Счастливые последствия «ломки»

Николай Крамар – актер широчайшего профиля. Первыми ролями в Донецке, которые поручал своему тезке режиссер Николай Смирнов, были дряхлые старики. И это высокому двадцатипятилетнему красавцу. С симпатией вспоминает Крамар этот первый донецкий опыт: благодаря такой «ломке» он со временем стал театральным универсалом, которому по плечу любое амплуа. В примерно 175 ролях своего творческого списка Николай Петрович находит и характерные роли, и комедийные, играл он и любовников, и злодеев, и юношей, и стариков…
Бывали, конечно, периоды, когда карьера Крамара замедляла свой поступательный ход: главные роли давали реже и по большей части не те, что хотелось бы, а то и вовсе эпизодами перебиваться приходилось. Закрадывались мысли: а не сменить ли географическую широту?.. В Ригу хотел сам, но не срослось, а в Таллин звали, но Донецк вовремя подкинул главную роль, которую актер и по сей день вспоминает как свою победу (Евдокимов в «Еще раз про любовь»)… А однажды Крамар всерьез задумался над совсем уж экзотическим выбором: предлагали должность завклуба на Шпицбергене. Деньги, конечно, сулили по актерским меркам сумасшедшие, но уж больно убого в творческом отношении выглядело такое предприятие, да и передвигаться по двору, держась за канаты, чтоб ветром в Арктику не сдуло, степному донецкому парню не улыбалось. Так и остался Крамар патриотом Донецкой муздрамы – ни тяготы не сломили, ни посулы не соблазнили…

Мафиози «ринга»

Какой бы громкой ни была театральная слава, все равно в душе каждый актер лелеет надежду сверкнуть в кино, сохранить свое искусство на пленке. Не был исключением и Николай Крамар. И, хотя артисту провинциального театра пробиться на экран нелегко, Николаю Петровичу фортуна несколько раз шанс подкидывала. Но, увы, звездного прорыва не вышло – и вовсе не по вине Крамара.

Первая и самая реальная возможность выпала в 1960-м – снимался характерный такой производственный фильм «Битва в пути» по роману Галины Николаевой. Главную роль – инженера Бахирева – готовил именно Николай Крамар. Уже прошли шесть из семи запланированных съемочных дней, и тут внезапная смерть режиссера скомкала производство фильма. Через год новый режиссер, Владимир Басов, принял заготовку, но поступил как новая метла, переполовинив весь актерский состав, а из ключевых персонажей пощадив только Наталью Фатееву. В итоге инженера вместо Крамара сыграл Михаил Ульянов…

Чуть позже было приглашение на съемки знаменитого «Гамлета» (того, что со Смоктуновским). Этот фильм и сейчас не утратил зрительских симпатий… Но Лаэрта в нем исполнил малоизвестный Степан Олексенко, потому что Крамара на съемки не отпустил режиссер театра. Что ж, совмещать кино с основной работой тогда было непросто даже народным артистам…

А еще Николай Крамар пробовался на роль Жака Паганеля в знаменитом сериале «В поисках капитана Гранта», но симпатии режиссера в итоге остались на стороне Ульфсака. А ведь представьте, этот культовый сериал мог быть украшен двумя нашими земляками (один все-таки остался – Олег Штефанко, капитан Джон Манглс)…

И все же Крамар оставил след в советском кинематографе. И пусть его фигура в кадре фильма «Ринг» занимает порядка двух секунд (причем лицо актер прячет за вскинутой рукой), но его роль – одна из ключевых. Он бывший боксер, связавшийся после завершения карьеры с мафией. О нем весь фильм говорят, его ловят, но из тени он появляется только за две минуты до конца, чтобы быть разоблаченным проворной советской милицией.

Самое донецкое хобби

А еще Николай Петрович – многолетний и последовательный футбольный фанат. И команда в его душе одна – донецкий «Шахтер». За семь десятков лет перевидав множество местных звезд, Крамар все же тверд в оценке: лучший «Шахтер» – старухинская плеяда второй половины 1970-х. А с Владимиром Роговским, форвардом того состава, Николай Петрович дружит по сей день.

Да и сам актер в свое время, до Харькова, неплохо справлялся с кожаной сферой, играл в юношеском составе родного горловского «Шахтера» центральным защитником. Штрафные, говорит, с правой крутил – залетали в рамку как миленькие.

Роман Карпенко для Донецкого времени