Нам сложно понять Киплинга. Он писал для своих. Мы думали, что мы для него свои, а мы для него чужие.
В сказке про Рики Тики Тави, я всегда был на стороне зверька, а вырос и все изменилось. Наг и Нагайна обвились кольцом вокруг своих будущих деток, а тут пришел мангуст и убил их потомство. Все, о чем мечталось, все, что придумывалось, исчезло в одночасье, будто и не было. Была жизнь – и жизнь прекратилось.
Я лежу рядом с женой, а самая младшая рядом, она еще умещается у меня на груди, ее еще можно целовать и тискать, еще можно дуть ей в шею от чего ей становится щекотно, и она смеется тем самым заразительным на свете смехом, перед которым невозможно устоять и из-за которого сам начинаешь подхихикивать, словно смотришь самый смешной фильм на свете.
Вот еще пару лет так можно дуть, а потом уже нельзя. Потом это уже будет совсем другой человек.
А еще я параноик.
Однажды мы попали в больницу со средней дочкой, отравилась тогда она чем-то или бог его знает, что там было, в тот раз так и не выяснили. Ей было очень нехорошо, и на глазах из самого живого на свете ребенка она превращалась в серую тряпочку, из нее на глазах уходили радость и оптимизм. А еще болел живот. Врачи толком не могли понять, что с ней, и я спросил – «Может это желудочное кровотечение?»
От такого предположения стало нехорошо уже врачу и уже он уточил:
- А почему вы предполагаете такие страшные диагнозы?
Мне было легко ответить:
- Потому что там, где речь идет о детях, я параноик.
Самая младшая пока еще умещается на груди, я дую ей в шею, а в это время в прихожую квартиры приходят мои фобии. Они почему-то все время заходят и стоят в прихожей, наверное, потому что дальше я их не пускаю.
- Лена, - говорю я жене, изучив первого гостя. – А вот когда нас не станет, кто же их защитит? Вдруг окажется, что он алкоголик?
Первая фобия грузно облокачивается спиной о стену, едва сохраняя равновесие на непослушных ногах. Она тянется к шнуркам, чтобы развязать их, но шнурки безнадежно далеки, а когда пальцы все же дотягиваются к узлам, то узлы наоборот затягиваются, и фобия страшно злится на них, неразборчиво выговаривая ругательства.
- Или будет изменять, а она будет об этом знать.
Вторая фобия в это время, статная и уверенная в своей красоте, любуется собой в зеркале, поправляя на голове волосы. На телефон приходит сообщение. И в квартире повисает неловкая тишина, потому что в это время уже никто не должен писать, даже по работе. Фобия подходит к телефону, читает, откладывает в сторону. «Это по работе» - говорит она.
- Или вдруг он окажется жадным?
Фобия стоит в коридоре и внимательно пересчитывает купюры в полураскрытом кошельке. Смирившись с собственным решением, отсчитывает три бумажки, уже начинает их доставать, но спохватывается и одну возвращает обратно.
- Не переживай, - отвечает жена. Я им расскажу, что они не правы.
- Но нас же уже не будет.
- Тогда я приду к ним в страшном сне.
- Хорошо. Только уж обязательно приди.
Я дую младшей в шею. Ребенок смеется.