О Юре Чернявском

Девяносто четвертый оказался для меня каким-то вообще тяжелым годом. И до, и после было уже как-то полегче. А этот стоит в прошлом особняком, вспоминаю его редко и тяжело. Вроде бы ничего не происходило, а, может быть, именно в этом и причина. Бесконечная смена пустых дней, угар, ненужные встречи, водка рекой, забытье. Сплошной нуар в памяти, потерянный год, посаженная печень, безвременье.

И еще эта новость в конце лета. Юру Чернявского убили. Вернее - Юрка Чернявский погиб.

Как? Юра?! Не может быть? Может.

Начинаешь вспоминать. Всего шесть лет прошло к тому времени после школы, какой-то год после окончания вузов, а нас уже поразбросало. Кто-то ушел в бизнес, кто-то в криминал, кто-то, большинство, в обыватели. Некоторые девчонки-сверстницы успели родить, но таких было еще немного, даже их имена вспоминали на встречах, которые тогда еще были нередки: вот у той сын, у той тоже сын, а у этой дочь и она уже развелась.

Кажется, еще никто не умер: не спился, не застрелили, не разбился в аварии. Это все будет позже. А тогда вот позвонили и сказали: Юра Чернявский погиб. Вспомнить бы, кто позвонил – уже не смогу.

В военные училища из нашей параллели поступало не так много. Все-таки конец 80-х, авторитет государства на нуле, армии соответственно. «Подходит военный к штатским и говорит: - Если вы такие умные, почему строем не ходите?!» И хохот. Это перед каким-нибудь уроком начальной военной подготовки расскажет кто-то анекдот. Всем смешно.

Поэтому, на тех, кто поступил в военучилища, после школы смотрели с недоумением и удивлением. Ни в коем случае не с презрением – ведь такой выбор сделали ребята сильные и толковые, уж мы-то их знали! Но почему? Ну, да ладно.

Я и тогда не знал, а сейчас и подавно не вспомню, куда именно поступил Юра, вот отложилось в памяти, что было это связано с инженерными, кажется, войсками. Поступал еще в СССР, а потом то, что все хорошо знают: путч и Беловежские соглашения, развал страны, всеобщая прострация. Он остался в российской армии, а дальше история покатилась вниз с бешеной скоростью: Таджикистан, гражданская война, граница с Афганистаном, 12-я застава Московского погранотряда.

Мы тогда у себя слушали новости оттуда как уже из далекого далека, и только друзья Юры знали, что он где-то там, что однажды его контузило в блиндаже из-за взрыва артиллерийского снаряда наверху, за что он получил отпуск. Юра приезжал в Донецк к родным и рассказывал детали и обстоятельства армейского быта. Война уже тогда ходила где-то рядом, как смерть, но разве кто-то думает всерьез, что когда-нибудь смерть придет и за ним.

В те годы не было интернета, а вот сейчас, оказывается, можно задать поиск и первая же ссылка выдаст тебе рассказ о том, как погиб Юра.

«В 8.50 группа Басманова, спустившись с Турга на 2,5 км, попала на минное поле, саперы обнаружили оставленную боевиками растяжку мины. Старший группы разминирования, зам. командира инженерно-саперной роты ст. лейтенант Юрий Чернявский, отослав людей в укрытие, выдвинулся к месту установки мины с целью ее уничтожения. Мина МОН-50 была установлена на неизвлекаемость, и Чернявский знал это. Но он не хотел обнаруживать группу взрывом (противник был совсем рядом) и попытался произвести разминирование. Взрыв все-таки раздался, и боевой офицер получил множественные ранения ног. Солдаты понесли раненого на Тург, куда уже был вызван борт, и группа продолжила движение.
…
В 11.02 на Тург сел борт за ст. лейт. Чернявским. В 11.05 борт снялся.
…
11.34 — На борту вертолета от потери крови умер ст. лейт. Чернявский».

Так всегда получается – жизнь любого из нас можно уместить в три абзаца.

В Донецк гроб с телом ранним, кажется уже сентябрьским, утром, привезла армейская бортовая машина с табличкой «Груз 200». Тогда еще никто не мог предположить, что через какое-то время в терминах «двухсотые» и «трехсотые» в Донецке будут разбираться все, кого ни спроси. Груз сопровождали российские военнослужащие: совсем еще молодой лейтенант и три рядовых с ним – все невысокого роста, щуплые, уставшие от дороги и из-за нелегкого задания.

В Донецке их ждала квартира, с занавешенными зеркалами и то особое горе, когда матери приходится хоронить своего сына. Вы наверняка видели такое – мгновенно постаревшая женщина, в черном платке на голове, с красным от слез и воспоминаний лицом, сидит около гроба, безжизненно опустив руки. Но вдруг ей начинает казаться, что она сумеет вдохнуть жизнь в своего сына, как это получилось у нее тогда, много лет назад, он вскрикивает и бьется о крышку одним сильным движением, руками и телом – как плеть. И тут же оказывается скованной набежавшей, причитающей и успокаивающей родней.

Потом были похороны, на кладбище у Донецкого моря, мелкий раннеосенний дождь, который как по заказу случается в такие грустные дни, залп из автоматов у свежего холмика, и, с самого начала сильно поддатый мужчина, который зло ругался на жизнь, намереваясь положить в могилу невесть где найденный им флаг СССР который, кажется, все-таки положил.

Много позже, я ехал в троллейбусе, заполненном до отказа, и на какой-то остановке на подножку пыталась забраться девушка, несколько старше меня. Она посмотрела мне в глаза и вскрикнула: - Ой, Рамиль, здравствуйте, вы меня не узнаете, я сестра Юры Чернявского.

Я всмотрелся и вспомнил. Мне стало немного стыдно из-за того, что мы с ней можем куда-то ехать в этом троллейбусе, а Юра уже нет.

Нет.