Ramil

Когда грохочут пушки – музы молчат. Но не только музы. Молчат средства массовой информации. Молчит общественность. Вернее, говорят они только об одном – о войне.

Патриотический угар лучшая форма информационного шума, которая позволяет заткнуть рты всем несогласным, а трусливым или сознательно лояльным указать исключительно ту сферу, которую стоит освещать. Причем, освещать по известным канонам: восторг по поводу наших бесконечных побед и выбивающее слезу гордости описание несметного числа случаев личного героизма. Военный агитпроп никогда не мог похвастаться слишком большим количеством отраслевых приемов и приемчиков.

Стоит на полях сражений установиться хотя бы временному затишью, как словно шило из армейского вещмешка начинают вылезать истинные причины, заставившие тысячи простых людей поменять свои мирные профессии и мирную жизнь, на окопы, берцы и нелепую смерть.

На прошлой неделе это шило не просто вылезло, оно показалось практически во всю свою величину и вонзилось в спину украинского общества. Укол сильный и глубокий. НЕ заметить его попросту невозможно.

Речь об известном противостоянии днепропетровского олигарха Игоря Коломойского и украинского государства в лице президента Петра Порошенко (к слову, тоже не потерявшего связь с большим бизнесом).

Упоминаем бизнесмена первым не случайно – именно ему принадлежит инициатива в конфликте, а главное – по всем параметрам он в этом конфликте одерживает верх. Практически меняет назначенного государством нового директора государственного предприятия «Укртранснафта», захватывает и огораживает забором офис государственного предприятия «Укрнафта».

По всей видимости, на этой неделе список украинских государственных активов де-факто приватизированных Коломойским на глазах у изумленной публики, либо поставленных им под свой личный контроль еще увеличится.

В распоряжении “УкрРудПрома” оказалось обращение директора “Донбасстрансгаза” Сергея Горбунова к “Акционеру компании “СКМ” Ахметову Ринату Леонидовичу, Народному депутату Украины Таруте Сергею Алексеевичу, Главе Совета Group DF Фирташу Дмитрию Васильевичу”. В нем говорится:

Интересная история. Украина в лице «Укратрансгаза» предлагает Донбассу в лице «Донбасстрансгаза» упаковать чемоданы, закрыть оборудование на ключ и перебазироваться на территорию, контролируемую Киевом. Это значит, что завтра в Донбассе должны остановиться все котельные. В том числе, подающие горячую воду в больницы, школы, детские сады и роддома. Но не только это.

Суета европейских лидеров, занятых тушением общеевропейского пожара, вносит в мироощущение дончан безысходность.

По Донецку стреляют каждый день. Методично и жестоко. Словно в тире. По удобной и лёгкой мишени. Неподвижной и большой, пишет журналист Рамиль Замдыханов в колонке, опубликованной в №6 журнала Корреспондент от 13 февраля 2015 года.

Город вкопан в землю фундаментами своих домов. Люди Донецка вросли сюда душой и обстоятельствами. Никто не может сдвинуться с места, а потому является лёгкой целью и добычей. Просто бери и стреляй! Не промахнёшься.
Берут и стреляют. Не промахиваются.

Не бывает дня, который бы не подводил жирной чертой зловещую цифру Итого, перечисляющую количество раненых, погибших, лишившихся крова. А ещё — перечень кварталов, оставшиеся без света, воды, тепла. Цифра варьируется — она может быть больше или меньше. Но пока ни одного дня без человеческих жертв. Ни дня без разрушений.

Те, кто предрекал, что декабрьское перемирие закончится невероятной эскалацией вооружённого насилия по отношению к мирному населению, оказались совершенно правы. Сегодня в Донецке ведётся война на уничтожение.

Избиение безоружных. Самый настоящий террор. Отличие от классического единственное — преступники не выдвигают требований. Просто убивают, и всё. Со стороны может показаться, что даже из удовольствия.

Информационная война в эти дни ведётся едва ли не более ожесточённо, чем война обычная. А жители Донецка и других городов, где звуки выстрелов и грохот разрывов стали частью привычного городского шума, против своей воли выступают беззвучными статистами, которым уготовано сняться ещё в одном леденящем душу новостном сюжете.

Кажется, что обе ненавидящие и презирающие друг друга аудитории ежедневно алчно требуют новых доказательств нечеловеческой жестокости своих противников, и уже в вечернем выпуске новостей свежие неоспоримые факты, с дымком и кровью, будут предоставлены. Словно красное мясо, которое так полезно для кроветворной системы организма.

Троллейбусные провода — это первое, на что смотришь в городе. Если они натянуты, то все относительно в порядке. А если безвольно обвисли, оборваны и лежат на земле — дела плохи. Такая вот линия жизни. Воронки замечаешь потом, сообщает свежий номер журнала Вести.Репортер.

С начала года интенсивность обстрелов Донецка неимоверно возросла. Случалось, что канонада не смолкала над городом сутки напролет. Целые кварталы или разрушены, или стали очень опасны для жизни из-за вероятности нового обстрела. Регулярные попадания по коммунальным объектам оставляют без света, тепла, воды и газа целые районы.

Видимо, кто-то посчитал, что линия жизни города непозволительно длинная. И не мешало бы ее укоротить

Обстрелы

Город теперь делится на три части. Где можно жить, хоть и опасно. Где очень опасно, но все-таки живут. И где жить нельзя, но живут все равно. Границы между районами «дышат». Вчера тут было тихо, а сегодня неизвестный наводчик назначает твой квартал очередной жертвой. Вчера ты вчитывался в сводки разрушений и выискивал незнакомые улицы на электронной карте города, а сегодня видишь в окно, как «Град» накрывает соседнюю улицу или микрорайон, и тащишь детей в коридор квартиры, туда, где нет окон. В окна может залететь.

Уезжаешь? Да. Но не сразу. Через неделю, когда «Град» приземляется во второй раз, уже совсем близко. Так близко, что даже успеваешь рассмотреть его разрывы красного цвета. Потом, после обстрела, звонишь знакомым, живущим в том районе, узнать — живы ли?

Удивительно, но мобильная связь работает.

— Как вы?

— Да слава богу.

«Слава богу» означает, что живы. Правда, нет воды и света. Но газ есть, а это главное — газ зимой означает тепло. Знакомые верят, что и свет скоро дадут. Раньше ведь подобное случалось уже. Вот и сейчас, надо только подождать.

В том же поселке жил мой друг у своих родственников. Его собственный дом находится около аэропорта. Он там на улице один сейчас неразрушенный. Стекол нет, конечно, а стены еще стоят. И даже не сгорел.

Возможно, в будущем, когда технологии достигнут очередных невиданных пределов, то с уходом человека, его номер в телефонной книжке мобильного будет исчезать незаметно сам собой. Пока что так не происходит. Поэтому ношу с собой в телефоне номера, по которым позвонить уже не получится никогда. Ношу, а стирать их рука не поднимается. Словно умрут их владельцы на твоих глазах еще раз. Мистика. Предрассудки.

В одной религии сказано, что смерть человека – это как смерть целой Вселенной. Возможно, во всех других говорится то же самое, пусть и немного иными словами. Целый мир уходит с человеком, исчезает с каждым из нас – мир неповторимый, необъяснимый, единственный. Другого такого нет, не было и не будет. Надо бы беречь. До последнего.

Обычно вроде и бережем, а в последнее время отчего-то нет. Жизнь человека, вернее, смерть его превращается на наших глазах в аргумент, в валюту спора. А валюта всякая, как известно, подвержена инфляции. Вчера это стоило столько-то. Сегодня на десять процентов дороже. Законы рынка, ничего не поделаешь. Можете не покупать, если денег не хватает, купят другие, спрос есть.

Еще вчера крик «человека убили» мог поставить точку в споре. Ибо смерть, а тем более убийство, была той красной линией, за которую переходить нельзя. Вернее, жизнь была той ценностью, ради которой все и делалось. Главное, чтобы люди жили. А теперь вот не так. Тяжело привыкнуть. Но заставляют.

Нынче человеческие потери – это всего лишь цифра в информационной сводке дня. Цифра парадоксальная, вернее удивляет и обескураживает отношение к ней. Противоречивое донельзя. Если речь о людях с оружием, то хорошо бы, чтобы «наших» погибло меньше, а «чужих» больше.

А если речь о мирных, то… Вот как сказать. Хорошо, чтобы «наших» больше? Нет. Так не считают. Но подсознательно кажется, что если «наших» мирных больше – то это доказывает, что «чужие» немирные они хуже наших с оружием? Значит, в итоге большая цифра «наших» мирных потерь косвенно доказывает нашу правоту? Значит больше погибших «наших» – это хорошо? Логично ведь,

Господи прости! Прости, потому что если подсознательно – то значит мы тебя молим об этом? Но как мы можем об этом молить, если мы этого не хотим? Кто свел нас всех с ума?

Нет, нельзя сказать, что скорби нет, мы же еще совсем недавно из мирного прошлого, еще не у всех на сердце корка от ежедневной боли. Которая прикрывает его, чтобы сохранить жизнь и здоровье для самых близких. Но корки нет, а тонкая корочка есть у каждого. Согласитесь. Потрогайте свое сердце – чувствуете немного черствое, не такое как раньше. Это нормально, не пугайтесь. Так и должно быть.

Я знаю людей, у которых эта корочка с рождения. Наверное, так. А иначе я не понимаю, как они могут толкать всех в эту пучину, зная, что так будет, что впереди ад, а все равно толкать. У них убеждения, у них далеко идущие планы, высшая целесообразность и ответственность перед будущими поколениями. Перед живыми у них только ответственности нет, что бы они там ни говорили. Все врут.

Да, вы и сами это знаете. Врут.

Они врут, а люди гибнут и значит все зря. Бессонные материнские ночи – зря. Слезы радости из-за первого шага, первого слова, улыбки – зря. И первый школьный звонок, и то, что не лучше всех в классе, а все равно свое, и первый концерт или первое соревнование. И первая драка за правду.

Первое разочарование. Вся жизнь, со всеми ее кочками и ухабами, взлетами и падениями, надеждами и верой в лучшее – все зря. Все скомкано чьими-то руками и брошено в могилу, чтобы оправдать чью-то ложь.

Это же неправильно. Это же совершенно неправильно. Всем нужно остановиться. Перестать видеть цифры погибших в сводках, а присмотреться к лицам тех, кто еще жив. И осознать, что в наших силах остановить этот дьявольский отсчет потерь.

Перестанем требовать победы. Давайте требовать мир.

Вы же тоже не удаляете телефоны тех, кто ушел, да?

Автобус, который идет с Калиновки на Привокзальный – как лодка Харона. Особенно для тех, кто отправляется в иной мир впервые. Поначалу он едет почти по мирной земле, и лишь отдаленные признаки указывают на бренность жизни и на цель нашего путешествия. Вот где-то изрешеченная летними осколками остановка, вот отбитый снарядом угол дома, сорванная взрывной волной облицовка, заделанные фанерой окна.

Подъезжая ближе понимаем, что меняется даже не вид из окна, но сам дух места.

Не количество разрушений вселяет тревогу, и даже не усиливающийся гул от взрывов и выстрелов. А нервное напряжение, которое повисает в воздухе, ощущение одиночества из-за неизбежно сокращающегося количества попутчиков, тяжесть тревоги, которая наваливается и заставляет съеживаться и сжиматься.

Здесь страшно, но люди тут все равно живут. Да что там – они живут и в местах пострашнее. На Октябрьском, на Путиловке, на Трудовских. Везде, где сейчас падают или могут упасть снаряды, ракеты или мины.

Вообще-то, смерть может упасть куда угодно, но в этих местах понимаешь и осознаешь, насколько это реально. Здесь тревога, как воздух в автомобиле, который движется с большой скоростью: он есть всегда, но в машине можно высунуть руку в окно и ощутить его упругость и силу.

… Двери автобуса раскрылись со скрипом и привычным стуком. Людей вошло немного. В том числе женщина, которая держала в кулаке что-то яркое, маленькое желтое.

Попугай!

Представляете, в кулаке она нежно сжимала маленького желтого попугая, смотрящего на мир не перепуганными, а скорее любопытными черными бусинками. Он даже пытался распрямить свой небольшой хохолок. Не получалось: все-таки холод, шум мотора, незнакомые пассажиры. Но любопытство брало верх, и птица шустро вертела головой по сторонам – интересно было узнать, где это он оказался.

- Нашла его, - вдруг ответила нам женщина на наш немой вопрос, поймав видимо слишком длинный заинтересованный взгляд. – Там дом разбомбили, я иду – смотрю, сидит на земле. Наверное, окно выбили и он вылетел.

Попугай, кажется, кивнул, слушая.

- Не оставлять же его.

Она вышла почти на конечной и поспешила в торговый центр, где даже под выстрелами все еще работает отдел зоотоваров. Я и сам туда часто захожу. К слову, там принимают банковские карточки.

Но это так – по секрету.

- Вот как начинают слишком громко стрелять, то покупатели и разбегаются, - почти обиженно жаловались мне там как-то девочки-продавщицы. Сами-то они почти все время на месте. Среди рыбок, амадин и пачками с кормом. – Мы поэтому тоже в такие дни долго не сидим. Если сильно стреляют, то уходим пораньше.

В этот раз стреляли сильно. С порога торгового центра мы увидели, что свет в магазине уже погашен, а девочка продавщица уже закрывала дверь на замок.

Успеет? Не успеет?

Женщина с попугаем поспешила и начала что-то рассказывать девушке, которая уже было начала доставать ключ из скважины замка. Небольшой диалог и магазин открылся – желтой хохлатой птице новая хозяйка купила пачку корма и поспешила домой. Выходя мы видели, как она спешила домой, пригибаясь от страха при звуке каждого громкого выстрела или приземления.

На Привокзальном, в последнее время громко. Даже человеку страшно. Не то что птицам.

Если после войны дети попросят меня нарисовать голубя мира – я нарисую этого попугая. Уж как смогу.

Люди без оружия стали заложниками событий, не имея возможности на них повлиять, пишет Рамиль Замдыханов в колонке, опубликованной в №51 журнала Корреспондент от 26 декабря 2014 года.

Главный подарок, который жители Донецка получили к Новому году, - прекращение огня, в основном соблюдающееся обеими сторонами конфликта.

Сегодня наступившая в городе тишина, изредка прерываемая короткими очередями или глухими выстрелами из чего-то тяжёлого где-то там вдалеке, действительно - главное праздничное обретение.

Прозвучи эта фраза в прошлую новогоднюю ночь - она была бы воспринята как неудачная шутка или попытка напугать присутствующих слишком уж мрачными последствиями Евромайдана. Сегодня наступившая в городе тишина, изредка прерываемая короткими очередями или глухими выстрелами из чего-то тяжёлого где-то там вдалеке, действительно — главное праздничное обретение.

Неясно только, сумеет ли оно дожить до новогодней ночи или растает, превратившись в мутную воду очередных несбывшихся надежд? Погоды в конце декабря в этом году стоят не по-зимнему тёплые, снег если и срывается порой с неба, то становится мелкой моросью, не успев долететь до земли.

Подводить итоги прошедшего года для Донецка — всё равно, что пересказывать содержание сериала, который все и так смотрели, не отрываясь, прильнув к экранам, боясь пропустить важное или интересное. Всякую попытку скомкать сюжет в синопсис аудитория воспринимает с недовольством, торопя рассказчика: да, знаем-знаем, помним-помним, сами видели, а дальше, дальше-то что?!

Зритель держит сюжет в памяти и готов пересказать с любого места в деталях, хоть ночью разбуди — до того въелось в мозг. Лишь в некоторых важных сюжетных поворотах возникают заминки и горячие обсуждения. Например, зачем понадобилось бомбить аэропорт в конце мая? Зачем? Как смогла доехать колонна из Славянска в Донецк в июле? Как? Кому выгодно ожесточать и брать измором людей, отрезав их от социальных выплат и прочего финансирования? Кому?

Поскольку в газете текст вышел в несколько укороченном варианте, специально для пользователей фб публикуем авторскую редакцию.

В минувшую ночь с субботы на воскресенье гремело, так, что хоть святых из дому выноси. Или наоборот. В общем, надо было что-то делать. Уж я, вроде до чего гордился, что не особо нервничаю из-за всех этих выстрелов и канонады, но тут и сам проснулся. Ну, невозможно же. Палит прямо над ухом.

И срабатывает сигнализация. И даже не знаю, что больше раздражает, артиллерийский расчет в половину пятого утра или владелец автомобиля, который не успевал сигнализацию выключать. В результате они переговаривались. Пушка – «Ба-бах!» И автомобиль «Уа-уа!» Как младенец. И так по кругу.

Оба неутомимые – и орудие, и автомобиль. А вот владелец подуставал. А может, он, как и я, не рисковал, лишний раз выходить на улицу. Ну, что же – я могу его понять. Жизнь дороже.

Мы тогда все проснулись, весь город. Я планшет включил, смотрю – а все тут, в интернете, бодрствуют. Кто шутит, кто интересуется, кто прогнозы делает, а кто пытается сориентироваться: где оно, да что? Тоже нужно – правильная ориентация еще никому не вредила.

Вот, что заметил, не было паники. Никто не причитал, не голосил, не готовился к последнему дню и не искал все чистое. Это хорошо. Люди сейчас в Донецке закаленные, нервы – как трос, что опускает клеть в шахту и даже крепче. И не такое видывали, ну подумаешь – четыре утра, пушка и сигнализация. Хотя, сигнализация – это все же тяжело, они еще в мирной жизни надоели и теперь никак не уймутся. Я понимаю, что нельзя к ним как к живым людям, там, ведь, что – никакой души, только датчик, микросхема, провода и динамик. Но все равно, в эти дни хочется, чтобы всем нам было присуще что-то человеческое. Даже куску провода. Для начала.

Говорят, что сигнализация раздражала не только меня. Рассказывали, что в одной семье была та же история, только автомобиль был не соседский, а их. Собственный. Потянули на спичках, кому бежать с брелоком, выпало, как водится, невестке. Оно и правильно. С одной стороны, молодая, быстро добежит туда и обратно, а с другой – не так жалко. Не успели еще хорошо познакомится. Молодая была у сына семья.

Теперь, когда вся прогрессивная общественность сошлась на том, что ДНР это Гитлер, а Украина Сталин, наконец-то стало ясно, что Сталин хороший. А я всегда говорил.

- А вот, представьте война, Гитлер напал на СССР, а Сталин ему говорит, купите у нас газ, но со скидкой, если рассчитаетесь за весь, прежде купленный объем.
- Нет, это не Сталин Гитлеру говорит, а Гитлер Сталину.
- За газ?
- Ну, да.
- А в каком году это было?
- Да, не важно. Или, к примеру, завела жена любовника, а тут вернулся муж, и муж говорит…
- Купите газ?
- Муж?
- Газ?
- А что?
- Я запутался.
- Да, подождите вы. Жена привела любовника к Гитлеру.
- Это в каком году?
- Да, не важно.
- Ага. А там Сталин.
- Сталин был любовником Гитлера?
- Гитлера?
- Кто вам сказал?
- Вы говорите же.
- Я говорю вам – если заплатить за весь объем по прежним ценам, то будет скидка. Была бы. Но жена привела Сталина к Гитлеру.
- О! Я начинаю вас понимать. А тут пришел любовник.
- Именно! А там муж.
- У жены?
- У жены!
- Каков подлец!
- Под газом?
- Со скидкой!
- А Гитлер где?
- А то вы не знаете. А Сталин все это знал. Он был о-го-го какой!
- Сталин?
- Сталин!
- И что?
- Расстрелял всех!
- И Гитлера?
- В первую очередь?
- А скидка?
- Так не проплатили же.
- А любовник?
- Сбежал.
- Успел?
- Как обычно.
- Все равно непонятно.
- Хорошо. Попробую иначе. Представьте, что вы лось…

У меня телевизора нет, поэтому я не в курсе, что там и как.

Вот люди дали наводку, посмотрел выступление Мочанова у Шустера.

Переосмыслил. Выдаю методичку любому, желающему сорвать куш на тв. Идите по пунктам, не сворачивайте. И все будет оки!

Итак.

1. Я простой парень из народа, а вы не из народа.
2. Я жизнь знаю, а вы не знаете.
3. Я только что из окопа (донецкого аэропорта, 31 блок-поста, Иловайска, секретного места), а вас там не видел.
4. Я был в госпитале, а вы не в госпитале.
5. То, что я из окопа и из госпиталя делает меня бойцом и участником, а вас не делает, даже если поедете, так что даже не пытайтесь.
6. Я вернулся и что я вижу.
7. Зрада!
8. Ганьба!
8.1 Ганьба и зрада
9. Не за то стояли. Не за то. За то не стояли. Стояли не за то. Мы стояли, а вы не стояли. А теперь мы стоим, а вы сидите. Не за то сидите. И не там. А мы не там стоим. И не за то.
10. Сколько можно?!
11. У меня есть план, но я не скажу.
12. Пустите во власть.
13. А я не пойду.
14. Тогда тащите силой, вам без меня никак, когда вы уже это поймете?!
15. Ну, ладно - пойду.
16. Первые полгода не трогать - ситуация аховая, буду разгребать.
17. Мы сильные, мы победим.
18. Спасибо за рейтинг.
19. Искренне ваш.

Вот и все. Ребенок справится. Главное, не лениться и верить в звезду.