Бывалоча

Южный берег известного то ли моря, то ли озера.

На улице стояла невероятная жара и если днем не нужно собирать коллекции, то студенты отсыпались. Почти невиданная тогда никем сиеста. Вечером, когда Солнце уходило за неровный край леса, мы просыпались и снова собирались небольшими группами, почти по интересам.

Гаджетов еще не было, а потому обсуждали события дня, говорили о прочитанном и учебном материале, кто-то делился впечатлениями о буераках и местных жителях, кто-то уходил подальше, чтобы там целоваться, а кто-то забредал еще дальше, чтобы обрубить все хвосты, и уже там, в приятной компании - употреблять.

Когда мы поймали соседского гуся в первый раз, то это было приключение, в котором принимала участие даже собака Вовки. Потом эта охота стала рутиной, пока делегация местных жителей не пришла к руководству лагеря оголтелых биологов и не призвала приезжих лохов к порядку - уважать имущество и чувства местных эстетов.

Конфликты на почве тяге к быстрой и громкой мотоциклетной езде, а также влечению к неторопливым и тихим девушкам случались и раньше, но это было уже серьезно. Здесь бурякивкой не отделаешься. И даже казенка не спасала.

- Бабо, бабо, чорный дядько йде! - смеются и пугаются одновременно чумазые дети аборигенов, бросаясь врассыпную.

Год назад кто-то обещал написать про Депеш, когда они играли в Киеве, и написал. Копирую.

Это было время, когда оказаться волновиком, металлистом или панком, было ничуть не менее судьбоносно, чем родиться кшатрием, брахманом или шудрой. Или поступить в высшее учебное заведение, уехать на заработки в Среднюю Азию, уйти в далекий скит за тридевять земель. Обратного пути к людям могло уже и не быть.

Часто его и не было. Не все вышли и вернулись. Кое-кто так и остался там.

Озираясь, я вышел из временно включенного лифта, в котором через пять лет случайно устроил аммиачную газовую камеру. Осторожно прокрался по расчерченному полу мимо мусоропровода, куда совершенно не думая о последствиях Геша через четыре года выбросил мешок ненужной конопли с нулевым содержанием тетрагидроканнабиола, и квадратной кухни, где всего через год взрывалась не только питательная сгущенка. Два года из этих пяти выпали на увлекательную семейную жизнь и замечательную работу. Жаль, что не наоборот.

Однажды 23 ноября 1992 года пьяные остряки выбили здесь чьей-то крепкой головой упрямое тоталитарное стекло и не могли его вставить почти неделю. Участников мероприятия, которые трезвея и скучнея по ходу пьесы кричали хриплыми голосами стихи Хайяма в уже морозную даль над вторым городским ставком, проклинали всем этажом. И они сами себя тоже винили, но сильно потом, когда похолодало, а чеченцы уехали без предупреждения, как и появились. Вместе с ними исчезли все преходящие бонусы нелегального визита и начались мучительные проверки.

Смотрел обзор российского армейского сухого пайка. Молча давился слезами. Упаковано ловко, приборы нужные (включая спиртовую горелку) имеются. Даже шоколадная паста, черт возьми, в наличии. Пища, что характерно, выглядит как пища. Причем такая пища, которую еще никто до тебя не ел. Умилился.

Как все городские призывники, я был совершенно бестолковым. Поэтому, отправляясь на сборный пункт, тормозок брать отказался. Решил, что ехать лучше налегке, а все нужное продается на вокзале. Таясь от родни, прихватил бутылку вкусного алкоголя и пару шоколадных батончиков.

На душе было тревожно и есть не хотелось. После того, как "покупатель" договорился с военкомом, нам выдали коробки с сухими пайками, рассчитанными на четыре сеанса приема пищи. Предупредили, что все жрать нельзя, ибо в части завтраком кормить не будут.

Коробка была прямоугольной и слишком большой. В рюкзак так и не влезла. Сунул ее за лямки. Как выяснилось позже, ее, без потери содержимого, можно было уменьшить вдвое. Понтов больше.

Уже в поезде, под стук колес и "брутальные" разговоры "про баб", народ стал вскрывать пайки. Три (или четыре) банки всяких-разных каш "типа с мясом", дешевый чай в пакетиках, какое-то мутное печенье и крохотный брикет меда. Последний я даже пробовать не рискнул.

Она была упоительно хороша свежестью глаз и легким серебряным смехом. Вся: от маленьких изящных лодыжек до крохотной рубиновой родинки на беззащитном горле и выше, до короткой причёски цвета загустевшего гречишного мёда. Она была вылитая Одри Хепбёрн из «Римских каникул», только геометрически прямые фламандские черты лица Одри были в её случае смягчены высокими славянскими скулами. Голос её был высок и певуч, с едва заметным макеевским придыханием.

Синяя плиссированная юбка краем лежала на точёных коленях, а белая, накрахмаленная до скрипа блуза с кружевным отложным воротничком была невинна и чиста, как и сама она – Женщина, Которая выходит Замуж. Она была красавица. Она была хороша. Она была невеста.

Физкультуру в школе я не любила, а во втором классе даже вступила в тайный кружок ее ненавистников, куда входили еще две мои одноклассницы. Уровень моей физической подготовки был такой, что редко хватало сил прокомпостировать билет в трамвае с первого раза, а на четвертом этаже начиналась одышка, если я шла по лестнице.

В моем близком окружении нет людей, которые занимаются спортом или хотя бы регулярной физкультурой. Но однажды эта ниша открылась. И я брожу, как герой Civilization по карте, открывая новые, ранее темные уголки, и смотрю на все как иностранец. Я решила сходить на разные занятия по фитнессу, чтобы понять, что это такое и что мне понравится. За три месяца я попробовала девять разных видов. О своих впечатлениях я и расскажу.

Бег

Все началось с бега этой зимой, когда из-за сидячего образа жизни стало совсем невыносимо, а чем дольше я отдыхала – тем меньше было сил. И тут я услышала песню Muse «Map Of The Problematique» - такую прекрасную, что под нее хотелось бежать, не дожидаясь весны. А я и в теплое время года может раз семь за всю жизнь выходила бегать.

Но я решила не упускать это желание. Дня три гуглила, что нужно для зимнего бега. Еще неделю все это покупала и в середине января вышла на первую пробежку.

Психушка. Через дорогу раскинулся поселок Темные Лещи. Вернее, называется то он Брикетной, но уличное освещение здесь имело обыкновение не работать. Потому и Темные. А Лещи – просто забавное словечко. Для колориту и окраинной самобытности.

Дальше начинается изрядно потрепанный войной частный сектор, разбавленный старыми двухэтажками. Идти туда, по эдакой темноте, не хочется, да и незачем. Все это я уже видел не один десяток раз. Удручающая картина. А ведь замечательные когда-то были поселки. Скромные, но аккуратные. Сижу на остановке, курю, подставляя физиономию сумасшедшему мартовскому ветру. Мимо идет компания. Просят закурить, но я их почти не слышу. Поплыл.

«Пей!», - Вадик протягивает мне белую чашку с какими-то беспонтовыми цветочками и крупной трещиной. Внутри плещется алая жидкость.

«Кровища?», - спрашиваю.

«Сам ты…компот это! Ты ж хотел пить!»

Делаю богатырский глоток и пищевод выгибается в дугу. Этот негодяй хохочет. Теперь я обязательно пошутил бы о том, что грязный казак пытался меня отравить, но в ту пору фильма еще не видел.

«Что…это?», - выдохнул я.

«Компот. С самогоном. Я у деда тиснул», - гордо сообщил Вадик.

Фильм 1937 года «Шахтеры», снятый режиссером Сергеем Юткевичем по сценарию Алексея Каплера, для ценителей донбасского кинематографа важен по ряду причин. Хотя бы потому, что примененные в нем ходы позже всплыли в разных картинах, где события разворачивались на шахтах. Причем даже в более успешных, чем сами «Шахтеры», скажем, в «Большой жизни» или «Донецких шахтерах», пишет известный донецкий журналист Руслан Мармазов.

Стало быть, советское кино сочло находки авторского коллектива уместными и полезными. И никакого плагиата, одно только накопление, аккумулирование опыта.

Примечательно, что изначально рассматривались другие варианты названия ленты: «Садовник» и «Мастер угля». И в этом (при желании, разумеется) можно увидеть трансформации, постигшие фильм прямо по ходу его создания.

Первая горноспасательная станция была создана в Макеевке в 1907 году. А теперь попробуйте забыть этот факт. У меня не получилось. Как проникла в меня информация из фильма «Внезапный выброс», так и засела в памяти. В самом начале картины, снятой в 1983 году на киностудии им. Довженко, несколько человек из горноспасательного отряда приехали в детский дом (больше похожий на пионерлагерь на Азовском побережье) рассказать о своей работе.

Помимо прочего, там упоминается имя Николая Черницына, человека незаурядного и героического, хотя и незаслуженно мало жалованного вниманием. Инженер, политкаторжанин, дерзкий просветитель, он один из тех, кто стоял у истоков горноспасательного дела в Донбассе. Первым стал изучать причины выбросов рудничного газа, суммировал накопившиеся знания. Погиб при ликвидации аварии на горловской шахте, которую мы знаем как «Кочегарку», в 1917 году.

Собственно, будь в фильме только эта важная ссылка на историю, труды праведные по созданию ленты уже можно было бы считать целесообразными. По счастью, там и прочих небезынтересных моментов в достатке. Суровой, далекой от лакированных паркетов, буднично-героической, под стать ее героям – горноспасателям, получилась картина. Съемки велись на шахтах «Трудовская», «Социалистический Донбасс». Иногда создается впечатление, что это не игровое кино, а документальное.

На прошлой неделе буквально на этом же самом месте располагался рассказ о классической донбасской кинокартине 1939 года выпуска «Большая жизнь». Той самой, где впервые прозвучала гениальная песня «Спят курганы темные».

Фильм имел ошеломительный успех, и коллектив во главе с режиссером Леонидом Луковым рискнул продолжить тему. Уже после войны, в 1946 году, была отснята вторая серия, где герои первой части (основные актеры и персонажи были сохранены) отвоевывали у немцев и восстанавливали родную шахту. Не щадя себя, разумеется, и неся сквозь тьму проблем, как огонек коногонки, светлые идеалы и романтику терриконов.

Между прочим, и теперь некоторые фрагменты «БЖ-2» смотрятся актуально. Горящие поселки, фрицы и полицаи, горе и разруха… Но на всякую нечисть непременно найдется гордый боец Красной Армии (Борис Андреев, например), который родную землю освободит, а разрушенное починит. В фильме отступающие супостаты сперли у старого шахтера (актер Иван Пельтцер) патефон, бабка его еще сокрушалась, мол, так славно жили, со своей музыкой, а теперь… Но двери с хат не поворовали, не было у евроинтеграторов прошлого века такой паскудной моды.

Не все в этом фильме смотрится кристально правдоподобно, если уж положа руку на сердце… Так показалось не только мне, но и чуть раньше товарищу Сталину. Я, допустим, усомнился в эпизоде, когда в только что освобожденном поселке народ собирается линчевать полицая (артист Лаврентий Масоха). Тот до войны (в первой серии, значит) был мерзким вредителем, но прозрел, одумался, и подпольщики внедрили его в полицию, где тот много пользы героической принес. Миссия была тайной, понятно, публика ничего не знала, готова была справедливо излить свой пролетарский гнев. А тут возник партизанский командир, сказал: это-де наш друг и брат, медаль экс-полицаю на лацкан – тыць! – и все в порядке, почет и уважение. Не знаю, не знаю… Чего-то не совсем убедительно…

Всякое совпадение с реальными событиями – намеренно, реальными людьми – случайно. О существовании группы Пятница я узнал в субботу. Жаль, что не накануне. После традиционного футбола и сауны, когда дружище Грегори подбрасывал меня – земной бью поклон - в район Боссе. Дончане поймут, почему я бью ему поклон второй раз. Для остальных – официальная версия. Там моя соученица и кума живет и отмечает день рождения. Я был уже с подарком, но еще без цветов.

Мои предыдущие, не всегда трезвые воспоминания подсказывали, что если я не куплю цветы по пути, то не куплю их вообще. Или, если куплю их на месте, то очень может быть, что не попаду туда, куда планировал первоначально. В конце-концов так и вышло, но это другая история. Играет какое-то радио, уж и не упомню какое. Короче, то, что Гришка слушал в машине. Так вот, приемник голосом Димитрия Сергеича Заборина сообщил: Бар Ганджюбазз . 11 февраля - группа Пятница.

- Пойдем, послушаем? – сказал я не сильно-то и задумываясь о последствиях.
- Бля, моя жена на имперский балет собралась. –серьезно ответил Григорий, переключая скорости. – Я бы хотел пойти, но не могу – с малой сидеть надо. Потом расскажешь?
- Расскажу. –наивно пообещал я. Жена всегда говорила, что я недальновидный.

В общем, в рабочее воскресенье, я сделал себе тайм-аут и прямо, безо всяких обиняков спросил у Яндекса о группе Пятница. Он ответил, что это якутская банда, которая работает в пику репперам и пишет отличные тексты. Прочел пару текстов. Действительно неплохо. Местами. Что-то про лестницу и темноту. Как бы Led Zeppelin, но не Zeppelin это точно. Славяне в перемешку с азиатами на фоне девятиэтажек. Длинные волосы. Банданы. Нонкомформизм, контркультура и маргинальство изо всех щелей. Скачать мр3 даже не пытался – бдением наших админов, всякие прокси и фаейрволы меня давно не пускают ни в преф поиграть, ни музыку послушать.

Понедельник – день тяжелый. Куча дел, верстка и прочая муть, но я, понимая, что нахожусь не в струе, нашел время и зарулил к Егору. Этот чел требует отдельной главы. Кто знает – поймет. Кто не знает, тот потерял много. Вообще тяжело рассказывать о знакомых и друзьях, с которыми тебя спаивают не самые скучные десятилетия, пытаясь сохранить сюжетную линию, связанную с ними только косвенно. Чтоб не потерять, так скать, нить. Ладно. Буду краток. О нем и остальных только по-спартански.