Город

- Рамиль, ты знаешь, почему шахтеров после аварии находят голыми? – знакомый, с Засядько спрашивает и смотрит при этом мне в глаза хитрым любопытным взглядом. И тут же сам отвечает: - А представь, зарядить человека в ружье и выстрелить. Понятно, что одежда слетает. Мы же вот так по штрекам потом и летим…

Я не шахтер, но в роду у меня все шахтеры. Вернее, половина. По папе – шахтеры, по маме – торгаши.
– Видишь, - говорю я жене, - я выродок татарского народа. Не пошел по стопам предков.
Папа шахтер, его отец и мать тоже шахтеры. А еще брат отца и сестра. И племянник, мой двоюродный брат - шахтер. И теткин муж. Все шахтеры. Вернее, были шахтерами. Уже почти никого нет, осталась только тетя Рая, остальные умерли. Двое погибли в шахте. Мне кажется, для наших мест типичная статистика.

В мрачном-мрачном городе с темными ночами один мой друг пошёл работать на карандашную фабрику. Пошел работать сразу после окончания высшего учебного заведения, где получил какую-то гуманитарную профессию. То ли пиарщик, то ли журналист. Что-то в целом бессмысленное для теоретического обучения в течение пяти лет. Родители считали, что без высшего образования парень пропадет. Он не спорил.

Не то, чтобы он всю жизнь мечтал работать на сложном и требующем непростых знаний и квалификации производстве, но так сложились обстоятельства. Ему нравилось рисовать. Желания и возможности совпали, как разноцветные стеклышки в калейдоскопе.

Пришел сначала просто на конвейер. Помогал коллегам, что занимались изготовлением этих самых карандашей, которые выпиливала бездушная машина. Они 24/7 тщательно следили, чтобы у карандашей были качественная форма и содержание, то бишь грифель, сердцевина и оболочка. Соответствующий требованию времени набор характеристик. Яркие и качественные цвета, разнообразие и комплектность в коробках, куда укладывали готовую продукцию все равно вручную. Может сейчас уже его автоматизировали, но тогда хватало места для ручного труда. Люди не только придумывали и производили, контролируя результат, но и продавали. Все эти 4С и 4Р имели место, но так не назывались.

Интерфейс ФБ похож на физиономию Петра Порошенко перед выборами, но это не столь важно. Расскажу вам об особенностях бизнеса на фронтире. Нравится мне звать ДНР фронтиром. Грешен.

Так вот! Проснулся однажды и решил, что окно меня категорически не устраивает. Само оно двойное, рамы широкие и свет пропускают скупо. Да к тому же скрипит и паршиво закрывается. Не говоря уж о куцем подоконнике.

Работать в таких условиях невозможно, а работать надо. То есть, я постарел настолько, что заработанные деньги трачу на ремонт. А мог бы книжек разнообразных накупить. Ну да не будем о грустном.

Нашел подходящую контору. Называть ее не буду. Потому, что сделали в итоге как следует. Но сам процесс! Ооо! Этот процесс! Он был волокординовым, да.

Договорились, что в назначенное время придет человек и проведет замеры окна. Сразу, кстати, договорились, что все работы будут проводиться исключительно по субботам.

Сегодня, 18 августа, в Донецке на площади Ленина вскрыли «Капсулу времени», оставленную 50 лет назад молодежью города своим потомкам. Об этом сообщает пресс-служба городской администрации.

«22 апреля 1970 года на митинге-манифестации молодежью города была заложена капсула, которую следовало вскрыть через 50 лет. Уверен, что все, кто ее закладывал, считали, что этот день ещё далеко. Но вот уже сегодня мы свидетели этого исторического события. С глубоким уважением к нашей истории мы вскроем эту капсулу для той молодёжи, которая сегодня здесь присутствует. Наши предки не могли и предположить, что на нашей земле будет война, фашисты поднимут голову и попытаются подчинить себе всех нас. Но мы – сыны и внуки достойных победителей. Мы победим все войны, все вирусы, и будем делать всё от нас зависящее на благо нашего любимого города», – сказал мэр города Алексей Кулемзин.

Обращение к современникам тогда вложили в металлическую капсулу и опустили под мраморную плиту под обелиском, установленным в честь 50-летия советской власти. Надпись на плите гласит, что вскрыть ее надлежит в день 150-летия со дня рождения Владимира Ильича – 22 апреля. В силу сложной эпидемиологической обстановки в городе, данное мероприятие перенесено на более поздний срок.

"Уже? Покидаете нас?", - Михаил жмет в ладонях неизменную бейсболку и улыбается одними губами.
"Куда? Не дождетесь! Сейчас мужа в больницу отвезем и обернемся!", - отвечает мама.

Загорелый мужичок, в казацких усах и оранжевом жилете, бреет травку у подъезда. Характерное "жжжжик" разносится на всю улицу. По другую сторону дороги, две женщины ухаживают за цветочной клумбой.

По дороге в больницу, я верчу головой от одного окошка в другому. Стараюсь запомнить детали. Навстречу ползет "коррбочка" с бойцами на броне. Лица сосредоточенные, а флажок развевается.

По улицам ходят люди. Много людей. Одни, судя по всему, идут с работы, а другие, груженые сумками и детьми, явно уезжают куда-то.

Посты о политике собирают лайки и перепосты, но мне интереснее жить другим.
Вот сегодня, например. Лена и Жанна остались в танцевальной студии, а я с младшими вышел прогуляться. И был у нас в запасе целый час.

- Куда пойдем? – спросил я.
- В парк кованных фигур! – предложила Мадина, но ее идея нам не понравилась. Во-первых, парк маленький и уже исхожен вдоль и поперек. А во-вторых, там сейчас жарко.
- Давайте в веревочный парк, - предложил я. Это рядом, в парке Ленинского комсомола, а еще там деревья и тень.
Идею поддержали, и мы пошли.
- Что это за ягоды, - спрашивает меня Мадина, показывая на мелкий кустарник, с матово-синими плодами размером с кизил. Я не знаю и честно говорю:
- Не знаю, Мадин.
- Ну, как это не знаешь, ты же взрослый, ты должен знать!
Мне не успевает стать очень стыдно, потому что она показывает на дерево с красными ягодами покрупней:
- А это?
Тут легче.
- Это рябина.
- А ее можно есть?
- Нет, ее не едят.
- А зачем же она тогда растет?
- Ее птицы клюют. Птицам же тоже что-то нужно есть. Так, вот зачем ты ее собираешь?
Мадина и Диля набрали каждая по большой горсти пыльной рябины с дороги и несут.
- А я принесу ее в парк и накормлю там птиц.

Я зову эту пору абрикосовой не для красного словца. Любой, кому нынче приходится соскребать абрикосовую мякоть с подошв кроссовок, понимает, что имею в виду.

А ведь каких-нибудь двадцать лет назад, я впал бы в депрессию и бил кулаками всякого, кто смеет брякнуть, что лето заканчивается. Но...увы. К 23-м лето перестало быть чем-то сакральным. К тридцати оно стало просто жарким временем года.

Приятным, но обыкновенным. В осени, по-моему, куда больше очарования. Притом, что двадцать лет назад я ее почти ненавидел. И этот день...черт. Бредешь по улице в новенькой одежде и чувствуешь себя так, будто надел картонную коробку прямо на голое тело.

Бредешь, кстати, от одного солнечного пятна к другому. Потому, что в тени уже холодно, а белая рубашка (белый верх, черный низ, my ass) нисколечко не греет. И покупаешь цветы. И несешь их перед собой. А холодные капли стекают под манжет.

Главное в этой жизни что? Найти единомышленников и жить тогда будет легче, жить будет веселелее. Даже в царстве Аида - онкологии. Именно такое впечатление создаетсЯ практически сразу, как переступаешь порог. Во-первых, запах. К нему хер привыкаешь. Я вот полтора месяца тут почти и так и не привыкла. Сразу - тыдыщ в нос! И настроение в минуса.

Во-вторых, лица и глаза - все, включая врачей, аптекарей, продавцов всякой мелочи, мрачны и как-то иоржественны.

Так понимаю, что АП соскребла черпачком всю гнусь, осевшую на дне выгребной ямы под названием "киевская журналистика". Соскребла, извлекла эту пакость на свет божий и озадачила. Таких убогих привлекли, что я постеснялся бы их к приличным людям выпускать.

Сперва решил, что это частный случай, но больно уж кучно пошло. И все публикации как под копирку. Автор был "на том Донбассе", насмотрелся всяческих ужасов, блуждая среди морлоков, а потому считает, что "оградить колючей проволокой и забыть".

Намерения горячо одобряю. Разрыв с Украиной - это ж классика жанра. Сперва ты хочешь дать отношениям второй шанс, а потом человек говорит и делает такое, что лучше битого стекла наесться.

А вот исполнение подкачало. Не потому, что оскорбительно. К этому я привык еще лет пять назад. Да и обитатели днища иначе не умеют. Просто рассказывали они про "этот Донбасс", но рассказали о себе. Да так открыто, что понятно будет даже тем, кто между строк читать не умеет.

В чем суть? Начальство погнало крепостных туда, куда те не желали ехать. Я, кстати, таких послушных, невоспитанных и напыщенных журналистов только в Киеве наблюдал. Понятно, что не все такие, но речь именно об этих надутых клоунах.

Ехали они вовсе не в Донецк, а к морлокам. То есть, презирали и ненавидели тех, кого еще в глаза не видели. Глумились, отпускали "остроумные" комментарии, шумно делились "ценным" мнением и всячески провоцировали принимающих.

Там всегда именно об этом. О том, как невоспитанные мрази иронизируют над "этим быдлом" и очень мягко огребают в ответ. Я бы такое говно просто из автобуса выбросил и оставил где-нибудь под Горловкой. Но у нас всегда с этой челядью оборзевшей церемонились.

Что имею сказать? Пишите еще! С каждой строчкой вы раскрываетесь все шире и шире. Только газетку подстелите, а то дерьмо ведь прямо на пол вываливается. Нехорошо!

Во многих регионах Украины мне приходилось бывать. И всюду я видел некоторое дерьмо. Да только мне, во-первых, не приходило в голову смотреть на людей свысока. Во-вторых, даже не думал судить о целом регионе по каким-то отдельно взятым дуракам.

Всюду радушно принимали и относились уважительно, а я старался отвечать тем же. Киевским журналистам невдомек, но у порядочных людей заведено именно так. Хотя именно это сейчас востребовано. Многим нравится читать о том, как там у этих все устроено. Но я как-то брезгую опускаться до подобного.

Мухи завсегда лишь говно видят. Я же помню довоенный Донбасс совсем другим. Помню город в огнях, погруженный в предновогоднюю суету по самые уши. Помню директора сельского музея, угощавшую нас ряженкой и чебуреками. И ее старенькую маму тоже помню.

И фан-зону на Евро-2012. Людей, кутавшихся в пледы. Как трясся от страха на колесе обозрения в парке Щербакова. Как вернулся из армии и просто офигел от того, как много всего понастроили. Помню уютные окраины. Помню старушек, игравших на улице в лото.

А вот говна, изложенного в этих заказных пасквилях, не помню и все тут.

В период с конца 60-х по конец 90-х гг. ХIХ века при станциях железных дорог, при фабриках и заводах, находящихся вдали от городов, возникло несколько крупных поселений, которые превосходили по своим торговым оборотам, по густоте и количеству населения, уездные города. Положение таких посёлков было очень странным: они не считались ни городами, ни деревнями, и не имели органов общественного управления. О каком -либо благоустройстве не могло быть и речи. Единственным правящим органом там являлась полиция, и без того обременённая множеством обязанностей.

В таких посёлках не было и общественных сумм, так как все налоги и сборы отправлялись в казну уездного города, в котором помещалось волостное управление. Посёлки эти попали в неблагоприятное положение, от которого страдало местное население. Многочисленные жалобы населения таких посёлков в 1897 г. получили санкцию, в виде Высочайшего указа об упорядочении общественного управления в посёлках, возникших в Империи за последние тридцать лет.