Други

Беларусь очередной раз дохнула на меня чемто давно забытым, как говорится 'совковым'.

Сегодня в деревне состоялось выездное показательное заседание суда.

Силовиков, по сравнению с другими странами очень много порядка 1440 на стотыщ населения. И надо сказать они все при деле.

Я не знаю что такое правовое государство, но здесь любое даже незначительное посягательство на здоровье или имущество как правило заканчивается написанием заявления в органы. И к чести этих самых органов подавляющее большинство этих дел доводятся до логического завершения.

В деревне менее 100 дворов. За последний месяц 7 заяв. 54-летняя дама поставила бланш пивной 2-х литровкой свекрови - штраф 200$.

Нарушение личного спокойствия путем постоянных беспричинных звонков по телефону - предупреждение и штраф 12$.

Пять краж. Кролик - найден, штраф 200$. Бензопила - найдена штраф $12 за вызов участкового плюс кодировка от алкоголя за счет предприятия.

Лист поликарбоната - 12 плюс вычет из зп стоимости. Пульт дистанционного управления от телека, с проникновением в жилище. Не найден.

Возят народ неблагонадежный в район снимают отпечатки. Мобилка. Видать количество правонарушений превысило лимиты и для острастки решили показательно обладать.

Суть проста. Выпивали две подружки. Напились. Одна у другой телефон и подмутила. Выкинула симку в мусор. С пьяных глаз вместе с батарейкой и крышкой. Та вторая утром телефон не нашла и вызвала участкового. Тот за пол часа телефон нашел. Перерыли мусорник и нашли остальное.

И вот сегодня в клубе суд. Бабульки собрались, да и так народу набрело - развлечение как никак. Обвинение просило штраф 1000$. Судья вынес 450. Народ разделился пополам. Половина - мало ей, вторая половина - за что так много.

А я вот задумался в правильности этих показательных 'порок'. Пока склоняюсь к мнению, что наверное это и правильно...

Отсюда

Какие настроения царят в Донецке во время шаткого перемирия?

«Я, наверное, сумасшедший, но год назад тут было лучше», — говорит мой знакомый, пишет донецкий журналист Рамиль Замдыханов в колонке, опубликованной в №47 журнала Корреспондент от 27 ноября 2015 года.

Мы едем в троллейбусе по Артёма, главной донецкой улице, и через громкоговорители голос диктора спокойно объясняет нам, что делать в случае внезапного артиллерийского обстрела: куда бежать, где прятаться.

Объявление почти никто не слушает. В вероятность новых обстрелов не верят или не хотят верить. Мирная действительность всё сильнее и напористее выдавливает из Донецка реалии военного времени, выдавливает куда-то на периферию города, на окраину общественного сознания.

Вот уже примерно полгода как артобстрелов, накрывающих основные жилые кварталы города и центр, нет. Хотя порой появляются сообщения о боях, перестрелках и попаданиях мин и снарядов на северную и северо-западную окраины, туда, где Донецк граничит с Песками, Спартаком, Авдеевкой, где проходит дорога на Марьинку.

Но в остальной части города — мир и благодушие, и только глуховатая канонада или раскаты взрывов заставляют местных жителей озабочено интересоваться друг у друга: «Что, опять стреляют?» Раньше, в мирное время, так беспокоились о плохой погоде, которая никак не желала уходить.

Как можно тосковать о той реальности?! Но приятель продолжает свою мысль: «Понимаешь, год назад в городе остались только хорошие люди. А тот, кто таким не был, — так жизнь его заставила стать нормальным». И продолжает безо всякой надежды на лучшее: «А теперь понавозвращались…».

Ходила Евгения Карпачева между этими забавными фигурками, что в музыкальном парке у Донбасс-Арены, и хотела найти авторские подписи, но не нашла.

Ежедневно и многократно вещающий с экранов телевизоров, этот человек стал едва ли не членом каждой донецкой семьи. Рашит Шехмаметьев, он же – Рашит Романов, он же – Роман Шахов, он же – тот, кто в эфире ставит точку фразой «Будем жить!», он же… Эти перечисления могут быть бесконечными. Да пусть он сам и расскажет, кто он такой.

Гранит науки

Первые письменные упоминания обо мне встречаются в метриках енакиевского роддома. Датированы они 1 сентября 1963 года. Вот сейчас точно не припомню времени своего рождения, но мама рассказывала, что на свет я появился, когда дети шли в школу. Ну а потом пришло время, и я стал школьником, потом студенчество на историческом факультете Донецкого национального университета, затем армия. Преподавать в школе я начал еще до армии. Дети меня туда провели, я отслужил, вернулся домой – и обратно в школу учительствовать. Если все суммировать, то общего педагогического стажа у меня накопилось лет десять. Но учителем я был нестрогим. Наверное, поэтому дети меня любили. И, кроме преподавания, на мне были все концерты, школьный КВН…

На улицах Донецка всё больше людей, на дорогах — машин. Робкий мир породил новый тренд. Малосимпатичный. Некоторые из тех, кто провёл месяцы под обстрелами, косо смотрят на возвращающихся и строчат в соцсетях гневные опусы об уехавших трусах и предателях. Мы подумали, что жанр диалога в этой ситуации предпочтительнее, пишет Фокус.

В Донецке Виктор Гриза был продюсером — до войны устраивал самые масштабные городские праздники и шоу, открывал таланты и выставки, а в Киеве зашёл в музей с другой стороны. Сейчас в "Мыстецьком арсенале" экспонируется его "Кубик Рублика" — гигантская головоломка, составленная из цветов украинского и российского флагов. На цветные квадраты кубика нанесены портреты знаменитостей — от Петра I и Юрия Гагарина до Валерия Лобановского и Софии Ротару. С такой портретной галереей кубику будет трудно остаться незамеченным, сообщает дончанка Наталья Кандаурова.

Итак, кубик. В стране война, а актуальное искусство в игрушки играет?

"Откровенно – слабо, до обидного незначительно наш распрекрасный Донецк балован вниманием кинематографа. В каком-то смысле это понятно, если сравнивать с прописными киношными местами: Москвой, скажем, или Одессой", пишет на страницах Донецкого времени известный донецкий журналист Руслан Мармазов.

В столичных павильонах можно ведь создать антураж от юрты кочевника до спутника Юпитера, а естественные декорации не переплюнуть совершеннейшей графике. А в Одессе море есть, что лукавыми съемочными группами почему-то всегда учитывалось. Но тем не менее и Донецк с прилегающим к нему Донбассом свой след на кинопленке, а значит, и в вечности, оставили.

Вот об этом и было предложено мне написать редакцией юной и дерзкой газеты «Донецкое время». Неожиданно. Но! Писать о Донецке – хоть в кино, хоть в домино – высшая честь для дончанина.

Стал думать, с чего начать-то? С обожаемого мною «Зеркала для героя», опередившего с идеей «День сурка»? С «Большой жизни», где грянули «Спят курганы темные»? Или с творческих изысков земляков – Юрия Кары или Олега Штефанко? И понял, что начинать надо с себя и с того, что видел и щупал лично. Да, нескромно, зато правдиво.

Несколько лет тому назад, еще до войны, нырнул я в омут съемочной группы, которая трудилась над сериалом «Пять звезд». Нырнул неглубоко и ненадолго, да и фильм потом лег на полку. Зато удалось изнутри увидеть, как создается иллюзия для экранов и что это за коварный процесс.

Кинематографисты бились над детективным сюжетом, действие которого протекало в гостинице (отсюда название). Главную роль пятизвездочного отеля играла четырехзвездочная донецкая «Виктория», к которой в ту пору еще не пристроили «свечку» имени Евро-2012.

В картине были задействованы: пожилой, но обаятельный Олег Стриженов, Александр Семчев, взлетевший на вершины узнаваемости с рекламой пива «Толстяк», и прочие персонажи. Мне же довелось поработать в одной сцене с Леонидом Агутиным, о чем – позже.

Еще очень хочется сладкого. Разного, но всё время. Утром мне хочется сырников с черникой, сметаной и корицей. И сразу штук пять. Круглых таких, но приподнятых. Пятнистеньких. Горячих. Ягода же должна быть холодной.

Ещё утром хочется блинов кружавчатых, тонких, но не поминальной сплошной глянцевой тонкостью, а именно кружавчатых. К блинам этим гимназическим кислого виноградного варенья и пудры сахарной. Или инжирного варенья, хоть оно мне и кажется неприличным. Или варенья из грецких орехов. Или просто. Главное, чтобы не давило чувство, что не хватит.

Каши утром хочется сладкой же. С ореховой крошкой поверх. Может быть цукаты какие-то. Может быть... Или лучше мандариновый джем горьковатый. Им перекладывали в моей прошлой жизни завтракательную кашу: слой пшённой каши - джем - овсянка - ореховая крошка - топлёные сливки. Хочется есть кашу тяжёлой ложкой с монограммой, есть её на балконе, пока ещё очень так нежна. Смотреть на подсыхающий, румяный в красноту стародевичий парк. Плотная салфетка, а через неё тарелка руку греет. Солнце. А ветер прохладный. Птицы пытаются улететь. Смотришь, меланхолично отпускаешь себе все грехи. Моралист-кудесник.

Ещё я утром хочу приторной пахлавы и мятный чай к ней. Только пахлавы именно бакинской, магазинной и, желательно, чтобы мне снова десять лет.

Из пахлавы выдергиваешь основной гнездовой орех и с жадностью его грызешь. После этого пахлава беззащитна. С ней можно делать всё. На то она и восточная сладость.

С западными сластями надо договариваться, уламывать, надевать утренние штаны и всячески вольтерировать. Кривляться надо перед бельгийским вафлями, вот что я скажу. А с пахлавой можно быть самим собой. Разнузданным и беспощадным.

А Саша Копылов говорит мне: - Если парафином дневник натереть, то ручка писать не будет. Верный способ. Захочет учитель что-то написать, а ручка не пишет. Попробуем?

Попробовать-то можно, что тут такого. Только мне в дневник плохого пишут редко. Да и свечки у меня с собой нет.

- У меня есть, - говорит Саша. - Доставай дневник.
- А давай вот тут натрем? - предлагаю я ему и достаю дневник из музыкальной школы. Там все в порядке. Двойка на двойке, прогулы замечания. «Не выучил гамму». «Плохо знает «Этюд №6» «Ничего не учит!!!»
Восклицательных знаков много. Особенно по сольфеджио. Сольфеджио - это вообще мука и темный лес. Один выходной в неделю, воскресенье, и в этот день в восемь утра тащиться учить тональности, интервалы, аккорды.

Ненависть!

Еще и учительница сольфеджио вдруг останавливает хор и спрашивает: - Кто фальшивит?

И я, хоть и не слышу, что фальшивлю именно я, все равно понимаю, что я и фальшивлю. Больше некому. А кто же еще?

- Петя, спой «фа-соль-ля-ля-си-до».
- Фа-соль-ля-ля-си-до…
- Хорошо. Так, теперь Дима. Дима, спой…
- Фа-соль-ля-ля-си-до…
- Гм.. Ладно. А ну Рома.

Рома, это я тогда так назывался.

- Фа-соль-ля-ля…
- Стоп! Не так! Еще раз!
- Фа-соль-ля-ля…
- Фа-соль! Фа-соль! А ты что поешь? Все, не пой больше. Просто сиди и не пой.

Реформы 2015 года в Украине - это то же самое, что и воровские трасты 90-х, грабительская и коррупционная приватизация начала XXI века, пишет у себя в Фейсбуке львовский журналист и экономист Михаил Мищишин.

Они перераспределяют деньги от бедных к богатым. От потребителей - к собственникам облэнерго, коммунальных предприятий, водоканалов, среди которых много иностранных инвесторов. Вот почему Запад всегда за реформы в Украине. И реформаторы у него в доле.

Украинские политики на выборах могли бы предупредить украинцев о шоковой терапии и назвать новые, более высокие социальные параметры и время, когда к ним придут после шокового периода. Вместо этого, чтобы прийти к власти, они обещают людям золотые горы, лгут и изворачиваются. А потом плодят новых нищих и олигархов в Украине, на содержании которых они находятся. И сами становятся олигархами.

Если украинцы хотят иметь более честное и порядочное правительство, нам не надо развешивать уши, слушая политиков. Не покупаться на обвинения прежней власти (опыт с Януковичем показал, что новые будут только хуже) и лживые обещания рая на земле. Нам надо, в первую очередь, самим поумнеть, стать более востребованными, профессиональными и патриотичными в деле, своей профессии.

Идеи, что разрушают Украину, как ни странно, продуцирует ее власть, причем любая.Они живут с разрушения страны, которой руководят. А для того, чтобы прийти к власти, им надо сформулировать идею, разрушающую Украину. Только такие идеи почему-то вдохновляют нас, украинцев. Прекрасно строим себя и чужое государство мы в других странах и городах: Москве, Лондоне, Торонто, Нью-Йорке...

У украинцев не столь уже большой выбор, как нам кажется. Или мы станем толерантными и цивилизованными людьми, разрешающими соотечественникам думать, говорить и жить иначе, чем мы. И мы не будем вторгаться со своим западноукраинским Бандерой в культурное и социальное пространство этнических русских на востоке Украины.

Тяжелый сон, политический. Как будто все цветное волшебство сна редуцировалось до черно-белой плоскости. Там была точная дата 10 июня. Прошлый год. Это значит, что уже Донецк и Луганск бомбили с самолетов. Война уже идет вовсю. Я дату увидел в билете.

Милые немецкие организаторы конференции, на которой я очутился во сне, благодарили меня за выступление, и спрашивали, смогу ли я быть еще на следующий день, когда я улетаю. Я пытаюсь понять, билет на эту ночь или на следующую. Но больше всего я хотел бы обнаружить, что билет до Донецка, а не до Москвы. Но понимаю, что аэропорта в Донецке уже нет.

Вокруг какой-то фуршет. До этого все чинно обсуждали женевский мирный процесс: были европейские, украинские представители, и кто-то из России, в том числе я. Все говорят, как важен мир, и прекращение насилия. У украинского коллеги спрашивают:

- А вы что думаете?
- Я думаю, что нам в Украине важнее всего сохранить то чувство национальной гордости и свободы, которое возникло у нас в последние месяцы. - отвечает он.

Из чего я понимаю, что ему тема конференции про мир не очень нравится, ему бы дальше война, тогда единения и гордости будет больше. К тому же я только что смотрел на билеты, и понял отчетливо, что в Донецк больше нельзя прилететь, потому что его уже бомбили.