Память

Снег все меняет. Ночи делаются светлыми-светлыми. Курю в форточку, слушаю как ветки скрипят. Кручу-верчу в уме разное из прошлого. Была в армии такая забава - оставлять воспоминания на вечер. Придёт в голову что-нибудь приятное среди дня, а ты заставляешь себя не думать об этом. Лучше уж перед сном. Так берегут последнюю конфету, чтобы с чаем употребить.

Сказочное снежное утро в Донецке на фото Сергея Голохи

Вспомнился мне один дурацкий случай. Классе в восьмом, по-моему, дело было. А может и раньше. Довоенные воспоминания смазываются. Уже и не поймёшь, где чего случилось.

До зимних каникул совсем немножечко оставалось. А какие заботы у подростка? Денег накопить и всяческих петард-фейерверков купить к Новому году. Я даже рюкзачок специальный выделил под это дело. Собирался его шутихами разнообразными доверху наполнить. Воображение рисовало чего-нибудь в духе фильма «Один дома».

Но ведь на самом деле «девяностые» - это не только мальчики в кожаных куртках и «удобных тренировочных штанах» (с). Это и мальчики из совсем другой среды, которых сдуру понесло к мальчикам в кожаных куртках – со всеми вытекающими. У этих интеллигентных «центровых» мальчиков была еще и губительная иллюзия: они были снобы и думали, что, раз такие умные и читали всякое, то смогут чего-то там макиавеллить с бандитами, чего-то там вымутить и усидеть еще и на двух стульях – «тереть» с опасными и оставаться своими в интеллигентском родительском кругу.

Был, допустим, мальчик, которого я тут назову Дэн, хотя его звали не так, но похоже. Мой ровесник, учился в престижной донецкой школе, у меня тут есть старшая френдесса, которая с высочайшей вероятностью была его учительницей. Из хорошей семьи, книжки-музыка-рисование, все честь по чести, правильный факультет правильного вуза. Мальчик хотел стать модельером и стал им, тогда было модно быть «дизайнерами». Он был довольно странный модельер, с закосом под Юдашкина. Одну и ту же коллекцию вечно везде показывал, которую, казалось, сшил из бархатных и атласных штор, по заветам Скарлетт О’Хара.

Сегодня на нескольких страницах и у нескольких друзей прочла, что умер священник Николай Устименко. С 1983 года он жил и служил в Мариуполе. Было ему 89 лет.

Позвонила тут же бабушке моего мужа, говорю, что батюшка Николай умер, а то думаю, она то из дому мало куда выходит, интернета нет - не знает, наверное. А она сегодня в храме была поселковом, там сказали.

Ой, говорит, а я пару месяцев назад разговаривала с ним, вроде хорошо себя чувствовал. Ну надо же...

Надо сказать, что отец Николай был удивительным человеком не только потому, что сам служил Богу и был таким "последним из могикан", человеком патриархальных взглядов, живший без телевизора и всяких увеселений, строго придерживавшийся всех правил для православной семьи. Он был украиномовным в русской среде, при этом до крайней степени верным УПЦ МП.

85 лет назад, в декабре 1934 г. журналист, беседчик, документалист и писатель Александр Бек посетил Сталино. С 1931 года он работал в редакции горьковской «Истории фабрик и заводов». Первая повесть А. Бека «Курако» была опубликована в мае 1934 г. в журнале «Знамя». Посвящена она известному русскому металлургу-доменщику, сыгравшему большую роль в становлении Юзовского металлургического завода Михаилу Константиновичу Курако.

Мечтой А.Бека было написание большого романа о доменщиках Донбасса. Для этого ему необходимо было провести в нашем городе целый ряд бесед. Автор создавал так называемый «Кабинет мемуаров», задуманный А.М. Горьким. К сожалению, весь архив «Кабинета» сгорел во время войны, а роман «Доменщики» так и не был написан. Но свои впечатления о встречах с выдающимися людьми нашего города писатель отразил в книге «Почтовая проза: Письма, дневники, встречи, заметки, наблюдения».

Записи из дневника о беседах в А. Бека в г. Сталино имеют большую ценность для изучения истории нашего города и его замечательных жителей. Интересно, что многие названные в дневнике люди в дальнейшем были подвергнуты репрессиям и о них известно очень мало.

Осенью 1933 г. в Сталино проходило первое совещание, или, как тогда говорили, слёт молодых авторов «литкружковцев». Из Москвы приехала большая группа писателей – Юрий Олеша, Иван Касаткин, Алексей Селивановский, Кирилл Левин, Яков Шведов, Ярослав Смеляков. Их поселили в гостинице «Металлургия».

Юрию Карловичу предоставили номер-люкс. Ждали Михаила Светлова. Но вместо него самого пришла телеграмма. Её зачитал Юрий Олеша: «Всех люблю без громких слов. Обнимаю. Ваш Светлов».

Участники литературного совещания из рук в руки передавали первый номер альманаха «Год шестнадцатый», который начал издавать Максим Горький. На совещании присутствовали критик Дмитрий Мирский, писатель Юрий Черкасский, украинский поэт Микола Нагнибеда.

Если меня спросят, кто - настоящий журналист, я скажу: Ирина Николаевна Клементьева. Ушедшая сегодня. В 85 лет. Из которых 63 года проработала в профессии, практически до последнего дня.

Ирина Николаевна - один из самых лучших людей, каких мне случилось встретить за всю жизнь. У меня не хватит слов, строк (она мерила по-прежнему "строками"), знаков с пробелами или без, чтобы описать, какая она.

Она - моя крестная мама в профессии. И крестная мама в профессии для моего старшего брата. И еще для очень, очень многих людей.

5 декабря 1935 г. газета "Соц. Донбасс" уделила много внимания образованию, культуре и досугу молодёжи. Перед украинской конференцией молодых учёных планировалось созвать в Сталино областную конференцию. В институтах Донбасса началась подготовка к этим серьёзным научным форумам. Отбирались кандидаты, проходил просмотр докладов.

Студенты и преподаватели Донецкого медицинского института готовились к предстоящим выпускным государственным экзаменам. Закончившие теоретическую программу выпускники института находились на предвыпускной практике в лечебных учреждениях города Сталино. Экзамены планировалось начать 28 декабря и продлить до 10 февраля 1936 г.

Мне не за что его не любить.

Мой папа до последних дней жизни назвал маму "котиком", и я долгое время не подозревала, что есть семьи, где родители не любят друг друга. У меня не было деревянных игрушек - я играла немецкими куклами, а еще собирала картинки с конвертов, в принесенных папой учетных книгах ставила оценки воображаемым ученикам и падала в канавы с новенького бирюзового "Школьника". А еще мне ужасно нравилась кукла, которую мама однажды свернула из простыни - такими она играла в детстве. И хлеб с маслом и солью.

Моя юность бурлила страстями, в которой были экзальтированные слезы от первых разочарований и море восторга по самым разным поводам. Я закончила прекрасный вуз, меня окружали замечательные люди-калейдоскопы, я "ела" впечатления огромной ложкой сказочного папы-медведя из бездонной миски жизни и никогда ни о чем не сожалела. Мне не хватало 24 часов в сутках, чтобы влезть во все авантюры, которые магически манили, как прожекторы далеких портов)

Среди регулярных ритуалов, которые ушли навсегда, - отношения с почтовым ящиком как с порталом в большую жизнь. Ждать почту и забирать почту из ящика в подъезде, настолько распухшего, что она даже не вываливалась в руки, а торчала колом. И в этом всегда было немножко праздничного предвкушения.

ВО-ПЕРВЫХ, письма. Мы очень много переписывались: друзья и родственники жили в разных городах Союза, письма были большие и подробные, иногда из конвертов выпадали фотографии. Переписывались между собой взрослые, переписывались между собой дети, переписывались между собой взрослые и дети. Самой писать всегда было томительным соблюдением чувства долга, но всякий раз происходило одно и то же: неохотно садишься, вымучиваешь первые обязательные строчки, а потом внезапно расписываешься – и уже остановиться не можешь, сама себя перебиваешь, делишься событиями, воспоминаниями, впечатлениями… И не подозреваешь, что создаешь сейчас тот самый семейный архив, который потом, когда уже никого не будет в живых, станешь читать, давясь слезами и улыбаясь. Если письма были от «подруг по переписке» из Катовице и Магдебурга, то это праздник, потому что в конверт вложены маленькие глянцевые наклейки… не думаю, что те девочки испытывали аналогичный восторг, получая в ответ переводные картинки, мне ведь и в голову не приходило, что надо бы приложить инструкцию по использованию доисторических «переводок».

25 ноября 1935 г. город Сталино с концертом посетили известные уже в то время скрипач Давид Ойстрах и пианист Юрий Брюшков. Концерт состоялся в Сталинском госдрамтеатре.

Вот как это событие описал журналист под псевдонимом М. Вер. в газете "Соц. Донбасс": "Давид Ойстрах, завоевавший второе место на всемирном конкурсе в Варшаве, показал себя законченным, определившимся мастером. Безукоризненное владение инструментом, чистота звука, уверенная техника - выдвигают молодого виртуоза в первые ряды наших скрипачей. С большим блеском и неповторимой яркостью прозвучала в исполнении Давида Ойстраха Г. - мольная соната Тартини. В очень богатом и разнообразном содержании концерта Ойстрах показал, что его таланту одинаково свойственны и задорный, полный огня бравурный полонез Венявского, и насыщенная глубокой лирикой и нежными нюансами еврейская мелодия Ахрона. С истинным мастерством прозвучал и его ноктюрн Шопена, вызвавший бурю восторга у слушателей. Особую трудность для скрипачей всегда представляли произведения непревзойдённого скрипача Паганини, но и здесь Ойстрах показал себя достойным исполнителем его произведений.