Други

Ловлю себя на том, что в последние дни каким-то образом переехала из здесь-и-сейчас на 90-80 лет назад. Переехала, причем, совершенно безопасно и комфортно, имея возможность выбирать пребывание с теми и там, где хорошо и нестрашно. Там всё как-то крупнее, значительнее и ярче. Там все умнее и интереснее - даже мерзавцы. Даже посредственности там занимательны. И детали быта, и всех увлекающие события. И вижу я все в цвете, и запахи чувствую - совсем нет этого эффекта старинных фотографий или кинохроник, ни сепии, ни ч/б, - наоборот. Чувствуешь себя среди них, конечно, грустным всеведущим инопланетянином: они еще курят в редакции или танцуют вечером под патефон, ты смеешься их шуткам и влюбленно переводишь взгляд с одного на другого, - а сама знаешь, кто, когда и как исчезнет, погибнет, умрет. Повлиять ни на что не можешь, только цепляешься за тамошнее и тогдашнее здесь-и-сейчас, стараешься его продлить - то есть именно в несуществующем уже времени и месте постигаешь труднейшую науку наслаждаться моментом и проживать его по полной. Я теперь думаю только о них, и это мне гораздо важнее и нужнее, чем все, что вокруг в реальности, куда и выныривать не хочется.

И вот впервые за уже долгое время я неожиданно встретила человека, которого могу уважать и которым восхищаюсь. Без издержек. Без "а это я просто приму, потому что время было такое". Это - Илья Ильф.

Я сейчас для текста одного читаю все, что только могу найти, об Ильфе и Петрове. Ну, и вспомнила, что лет пятнадцать назад близкий друг давал мне почитать любопытную книгу, двустороннюю: с одной стороны переписка Ильфа с женой Марусей, с другой - Петрова с женой Валентиной. Помню, что меня тогда поразил контраст между принципами, на которых построились их браки. Огрубляя: Ильфу с женой здорово повезло, они были как одна душа, а у Петрова все было явно по-другому.

Стала сейчас искать - этой книги нигде нет, даже упоминаний о ней, загадка. Ладно, переписку Ильфа с Марусей нашла в полном варианте, опубликованном дочерью. Петрова с Валентиной нет, хоть ты тресни. Завелась, изнасиловала гугл запросами, сформулированными уже самым причудливым образом. И таки нашла в конце концов несколько писем. Его - к ней.

Газета «Весть» приказала долго жить в мае 1996 года. Но еще в XXI веке в отдельных трамваях и троллейбусах встречалась ее реклама. Это вообще был один из лучших придуманных в Донецке креативов. Небольшие наклейки, а на них – надпись, известная фраза, бьющая на сознательность пассажиров: «Совесть – лучший контролер». И в слове «совесть» большими буквами выделено ВЕСТЬ. Причем написано фирменным стилем – тем самым, которым название газеты было исполнено в ее логотипе. Одно из лучших СМИ в истории города все еще бессознательно трепыхалось, хотя уже давно не выходило…

Что-то «не наше»

Первый номер газеты «Весть» был выпущен в январе 1994 года. У ее истоков стояла организация с забавным названием – «Издательский дом «Иван»». Учредители — группа частных лиц, главный из них — Леонид Цодиков. Была идея выпускать по-настоящему независимую, не привязанную ни к какому органу и ни к какой партии современную ежедневную газету. Люди, придумавшие и продвинувшие это, поступили абсолютно неформально. И газета получилась такой, какую Донецк еще не видел. Хотя к тому времени вроде уже и существовало достаточно смелой и интересной прессы.

Она очень современно выглядела. Ее дизайн разрабатывали так, как будто запускали ракету на Марс. До изнеможения перебирали шрифты, бесконечно утверждали и отвергали макеты. Оно того стоило: когда «Весть» лежала на раскладке рядом с другими местными газетами, новое качество было видно с полувзгляда. Я уже не помню, бралось ли за образец что-то западное – но получилось явно «не наше».

Почему «Весть» была так читаема? Наверное, потому что ни один ее номер не обходился без какого-то явного «гвоздя». Редактором был Юрий Минин – человек, блестяще понимавший, какой крючок может «подцепить» аудиторию. И он так или иначе добивался, чтобы «гвоздь» был.

"Сегодня, 19 мая, от рака умер близкий друг нашей семьи, известный фотокорреспондент Александр Худотеплый.
Он боролся с болезнью до последнего. Человека не стало за 3 месяца… сгорел, словно свеча. Были проведены 2 химиотерапии... увы, не помогло. Врачи сообщали самое страшное: больше ничем помочь нельзя…
Его мама и отец забрали сына домой, в Донецк. Верили до последнего, что родные стены помогут.
Как же это тяжело... шок ужасный для всех нас", пишет в Facebook Анна Копытько.

Это был один из самых сложных собеседников в моей жизни. Человек, которого невозможно перебить. И остановить. Его энергии и напору мог позавидовать подземный взрыв на атолле Муруроа, а открытый взрыв на полигоне в Алабаме точно был сравним по мощности.

Когда он звонил, лучше трубку было взять сразу, потому что остановить этот поток каким-то другим способом не представлялось никакой возможности. Только если выключить телефон, отрубить все мессенджеры и закрыться в ванной без света.

Это был один из самых удобных и профессиональных фотокорров в моей жизни. Он всегда не только знал, что именно нужно читателям и редактору, но и не стеснялся спросить, если вдруг был не уверен, что сочетается очень и очень редко.

Это был неравнодушный и открытый человек, который прямо говорил о том, чего хочет, и не допускал подлости. Всегда был готов помочь и входил в положение. Понимая сложную ситуацию, часто не брал денег за свои работы.

Шел по улице и увидел обстрел на Боссе - сразу же сделал фоторепортаж о событии, которое тронуло каждого дончанина. Его работы есть в этой фотоподборке за декабрь 2014 года, а также в подборке за февраль 2015. На самом деле их много больше, просто не все подписаны. Как тот же взрыв гостиницы Донбасс, которая потом стала Донбасс-Паласом.

Часто только его глазами мир видел ситуацию и события в Донецке и окрестностях. И от его мастерства, скорости, смелости и непредвзятости действительно многое зависело.

Знаете, друзья, последние три дня, точнее, три вечера - это какое-то состояние неожиданного счастливого чуда возвращения.

В личку стучатся люди - соседи по двору, соседи по дому и те, кто знал описанных мною людей. И мы с ними до поздней ночи вместе уплываем "в туда" и "в тогда", "когда еще все наши были живы". Перебиваем друг друга, рвем фразы - "а помните", " а помните", - и пишем с опечатками от спешки, потому что память выходит из берегов, затапливает сердце, ум и все вокруг, и воспоминания - ожившие звуки, запахи, картинки - кажутся куда ярче всего, что вокруг сейчас. И этот эффект еще - знал, забыл, не вспоминал, а теперь вспомнил!

Запах двора и донецких улиц, запах только что вымытых плиток, стен и перил подъезда, когда входишь, и запах жаркого лета, когда выходишь из сумрака и прохлады. Гладкость лестничных перил - и шершавость перил балконных. Мелодии звонков в квартиры. Дорожка капель от мчавшегося гулять гиганта-Доната. Нацарапанный кем-то на побелке лестничного пролета роскошный волк из "Ну, погоди!" - его не забеливали, очень уж был красивый. Зеленые стены до половины, аккуратнейше, под линейку, отбитые более темным "кантиком" (такого я больше никогда не видела). Белье на балконах. Огромная яблоня в углу двора, с которой мы с криками сбивали яблоки мячом. Пятна на пальцах от шелковиц на бульваре у памятника Пушкину, под кроны которых мы забирались на целые часы.

Очень непростой вопрос относительно портрета Олеся Бузины в центре Донецка. Из тех, которые не хочется трогать и десятиметровой палкой.

Потому, что люди на взводе и любые аргументы воспринимают в штыки. Но раз уж вы, уважаемые дончане, и тут умудрились перегрызться, то Игорь подпортит вам настроение, высказав свое "важное" мнение.
Во-первых, давайте не будем переходить на личности. Есть совокупность причин, в виду которых многие дончане выразили свое недовольство. И о неуважении к покойному, равно как и о непризнании его заслуг, речь, в большинстве случаев, вообще не идет.

Интересно у вас подучается. С одной стороны, все мы - братья и "журналисты должны говорить правду", а когда журналистов за правду убивают, их убийц выпускают на свободу, то, вроде как, уже не очень и братья. Зато какой информационный повод! В Киеве журналиста за правду убили! Вкуснотища!

А как его память увековечить, так он, оказывается, был "заединщиком" и к Донецку отношения не имеет. Давно ли вы сами были "заединщиками"? Говорили о дружбе, единении и братоубийственной войне? До тех пор, пока нас убивать не начали, правда? Ну так его, к примеру, убили. Давайте не будем опускаться до споров о том, кто "правильный" патриот, а кто "так себе". Очень вас прошу.

Мне сегодня сказали, что "бывших не бывает". В какой-то мере это правда, поскольку время от времени я ощущаю вспышки живого интереса к событиям, людям, историям. Иногда, ощущая всей кожей важность происходящего или оценивая полезность мнения того или иного человека, звоню знакомым журналистам и предлагаю: берите, работайте. Очень редко делаю интервью, одно из которых сейчас аккурат в работе. Но вообще-то я решил, что не хочу быть журналистом еще в самый разгар репортерского труда, хотя после того отпахал в прессе еще лет восемь. Тому были причины. В начале двухтысячных меня пытался уволить Борис Колесников, когда я, юный стрингер, дал в ленту "Интерфакса" новость "В Донецке прошла акция "Украина без Кучмы, Донбасс без Януковича". Чуть погодя я увидел, с какой легкостью нам запретили печатать правду об аварии на шахте им. Засядько, в которой погиб мой друг детства Лёнька. Причем за эту правду человек, давший расклад, был готов идти в суд. А я пощупал себя изнутри и нутрянка отказалась умирать за статью в газете. Было острое чувство, что даже это ничего не изменит.

Кроме того, перед глазами постоянно был пример престарелых журналистов коммунальных СМИ, равняться на которых не хотелось совершенно. Внутренне я хотел другого, несмотря на то, что работа получалась и в 2005 году я даже умудрился взять первый приз на международном конкурсе в Берлине за статью про УПА. Немецкое жюри удивил тот факт, что в донецкой газете вышла публикация, в которой предлагалось дать старикам умереть спокойно, а не бегать вокруг них с флагами и воплями. А потом ситуация изменилась настолько, что первые премии можно смело давать любому украинскому журналисту, который пытается соблюдать базовые стандарты профессии. Там, где есть два мнения - сразу приз и кекс с изюмом. Видя ситуацию изнутри как профессиональный манипулятор, я знаю, что журналистика в Украине умерла. Причем довольно давно. Просто десять лет назад из корня упавшего ствола еще росли пучком свежие ветки, подавая надежду на новую жизнь. А теперь осталось только несколько прутиков с зелеными листьями, которые постоянно пытаются объесть дикие лесные звери. Животные не умеют читать, им достаточно инстинктов. Поэтому в День журналиста я бы, скорее, поднял тост за егерей и лесников, которым надо очистить лес от гнили, густого чепыжника, через который не продраться человеку, от расплодившихся без меры копытных. Чтобы через ветви проходило солнышко, чтобы было вольготно и свободно дышалось путнику, чтобы чувствовал он себя частичкой живого, пульсирующего мира, а не букашкой, ползущей в полумраке среди замшелых пней, в туче комарья.

Вместе с тем, я поздравляю с праздником и желаю всего самого доброго людям, которые учили меня быть журналистом и заложили во мне много чего хорошего. Я благодарен за школу, за дружбу, за воспоминания. Было хорошо, дорогие мои Евгений Ясенов, Олег Измайлов, Игорь Гужва, Александр Тимошенко, Сергей Ваганов, Владимир Скачко, Константин Бондаренко, Андрей Кислов и прочие официальные лица )

Об Игоре думаю. Третий день пытаюсь осознать - и не укладывается в голове, что нет его. Как объяснить, кто ушел, тем, кто его не знал?

Он - наш Чарльз Буковски (к которому он, в общем, относился с симпатией), и иди еще знай, кто покруче и почестнее с собой и миром. Он - настоящий, безусловный талант, глубокий поэт и блестящий журналист, он - последовательный и честный прожигатель собственной жизни, давно и искренне махнувший на себя рукой и никогда не гнавшийся... ни за чем не гнавшийся и свободный, он - философ, эрудит, начитаннейший человек, законно отмечавший, что даст фору любому "остепененному образованцу" (и делал всех!), он - воплощенная противоречивость, он - обладатель невероятно насыщенной биографии, он - воплощенное чувство юмора во всех регистрах, от жесточайшего циничного сарказма до мягкой улыбки. Ох, сколько же я помню его баек - о себе и других, беспощадных и одновременно снисходительных ко всем сразу. О друзьях - от маргиналов до миллионеров. О женщинах. О драках. О музыке. О кино. О работе в газетах. О работе переводчиком в кино. О работе сторожем. О семье и соседях. Об алкогольных приключениях. Об опасностях. О легендарном районе "Азотном", который он гордо живописал как истинный донецкий Гарлем. Я помню эти байки, я даже пересказывать их пыталась, гордясь их героем и понимая, что не могу передать и сотой доли его самобытности и обаяния. Кое-что он успел превратить в рассказы. А кое-что сохранилось только в памяти - и голос его шмелиный, и непередаваемая ворчливо-хвастливо-самоироничная интонация...

Светлая память Игорю Галкину, aka Черный Доктор - нашему искрометному коллеге, настоящему дончанину и одному из авторов Говорит Донецк.

Мощный старик, корифей, исполин, гражданин и литератор, чей калибр и значение личности еще предстоит осознать.

Захар Прилепин – персона, которая вряд ли нуждается в особом представлении. Писатель, музыкант, журналист. Не так давно он гостил в Донецке и уделил внимание «Донецкому времени»

Безусловная мука

– Захар, совсем недавно ваш аккаунт в одной из соцсетей заблокировали. Причиной этому, видимо, послужила цитата из переписки Антона Павловича Чехова с литератором Алексеем Сувориным. Кроме всего прочего, в своем письме Антон Павлович в декабре 1893 года писал: «Хохлы упрямый народ; им кажется великолепным все то, что они изрекают, и свои хохлацкие великие истины они ставят так высоко, что жертвуют им не только художественной правдой, но даже здравым смыслом. Есть даже такое изречение: «факел истины обжигает руку, его несущую». Судя по всему, администрацию этой соцсети испугало одно-единственное слово «хохлы»?

– Похоже, что да: из-за одного слова, дважды повторенного… Ведь администрация сети мне ничего не объясняет, они лишь высылают ссылку на мой пост с указанием какого-то придуманного ими правила, которое я нарушил.

– Вас ограничили в возможности пользоваться аккаунтом на тридцать дней. Как будете выходить из этого положения?

– Да никаких проблем, в общем-то, и нет. Все довольно просто: я буду пересылать свои сообщения друзьям, а они будут публиковать их в сети.

– Давайте вернемся к более насущному. Вы бывали в Донбассе до войны?

– Нет, до войны мне не приходилось здесь бывать. Но начиная с сентября прошлого года я приезжаю сюда довольно регулярно. Нынешняя моя поездка, может быть, десятая по счету.