Ramil

Пошли намедни в магазин, нужно обновить освещение в коридоре. Папа стал стареть глазами, ему нужно ярче, а то крысы разбегаются прямо из-под рук, не уследить.

Казалось бы светильников много, но как это часто бывает, их много, а вот того самого нет.

Это как с замужеством, девочки поймут.

Ну, и уже были близки к отчаянию, как вдруг один показался вполне ничего себе. И цена тыщщи три. В общем, конечно, это три тыщщи, но с другой стороны, это ж не колбаса, не на один день берем, так что пусть.

И уже казалось бы были готовы потратить свои кровные, как вдруг мой опытный взгляд несостоявшегося электрика заподозрил лихое.

Сколько живу, столько слышу об одной и той же проблеме: нет нормальных парней, девушек нормальных тоже нет, создавать семью решительно не с кем.

При этом какие-то люди как-то создают семьи, но новости об этом воспринимаются примерно как "безработный в Шанхае сорвал джек-пот популярной китайской лотереи".

То есть подобное безусловно случается, но редко и не здесь.

И я должен заметить, что причина такого положения дел исчерпывающе описана в первом абзаце. Если подзабыли уже - перечитайте.

В 1983 году я был на выставке Уголь-83 и впервые увидел там факс. Вежливые японцы засовывали чертёж А4 в одну коробку и вытаскивали копию из другой. Чудо! А через десять лет в 1993 я уже и сам передавал куда-то факс, это не казалось чем-то волшебным. Наверное на фоне тех потрясений, что уместились в это десятилетие появление факсов в обычной жизни никого не потрясало.

А что такого произошло за десять лет с 2009 года. Мне кажется, что почти вообще ничего не изменилось. Всё как было - на тех же местах и осталось. Ход истории замедлился.

* * *

Грядущее представляю себе в стиле Ивана Ефремова, сплошь населенное просветленными людьми, лишенными зла и агрессии. Про плохое они учат в школе и ужасаются услышанному.

- А потом люди придумали себе фейсбук, чтобы можно было возненавидеть сразу много людей, в том числе незнакомых, в том числе тех, кого в обычной жизни не было никакой возможности встретить, в том числе тех, которые выдавали себя за других, в том числе и самих себя.

- А зачем они это делали?

Я все же довольно спокоен относительно будущего Украины. Все эти причитания – завтра развалится, Порошенко улетит в Чили, нам нужна вся Украина, а не огрызки областей – это чистой воды маниловщина и намерение выдать желаемое за действительное.

Все там будет хорошо. Ну, как хорошо. В известном смысле, но хорошо.
Экономические проблемы? Квартплата? Падение уровня? Все это ерунда. «Не жили богато, нечего и привыкать», вот колыбельная, которую поют девять из десяти украинских матерей своим детям. Никого там падение уровня жизни не расстроит. К тому же, произойдет вот что, государство обидит украинца на сто долларов, но тот умудрится украсть из них пять и довольный уснет с мыслию о том, что он в очередной раз лихо на***л государство.

С нами в институте учился мальчик, звали его Костя. Хороший мальчик, учился хорошо, спортом увлекался, а потом вдруг увлёкся "украинской историей". Все чаще он сидел, склонившись над какой то мутной брошюрой, в которой излагалась верная версия происходивших тут лет триста, четыреста, шестьсот назад событий. Заглотив очередную порцию правды, он недолго её перевариваю, а потом нёс её нам, как пчела в улей нектар.

Правда, нам все это было не интересно, мы интересовались совсем другим, то, что мы считали будущим: компьютерами, программированием, технологиями.
Мальчик Костя был не чета нынешнему поколению историознавцев. Он не докучал, и, осознав, что историческая правда опять никому не нужна, тихо уходил в её индивидуальное поглощение.

Потом был диплом и больше о нем я ничего не слышал.

Собственно речь о том, что история как наука в историю как религию, а потом и секту превращается легко и незаметно. Но превратились, становится силищей. Чаще всего смертельной.

В квартиру вламывается отряд спецназа. Сферы. Короткие автоматы. Моргает свет. Плачут дети. В лицо тычут какой-то бумагой.

- Вы обвиняетесь в убийстве.

Руки заламывают за спину, защелкивают наручники, выволакивают на улицу к автомобилю с включёнными мигалками, силой заталкивают в салон.

Следователь ходит около привинченного к пол металлического стола. Где-то под потолком небольшое оконце.

- Вот этого человека, - он бросает на стол фотографию, которую знают даже школьники, - Этого человека убили из оружия, зарегистрированного на ваше имя.

- Но у меня никогда не было ни оружия, ни регистрации. Тут какая-то ошибка, вы проверьте, тут что-то не так, вы меня с кем-то путаете...

Суд присяжных. Скамья подсудимых. Адвокат говорит о том, что у жены обвиняемого был роман с убитым, вот фотографии, скорее всего мой подзащитный действовал из чувства ревности, прошу это учесть.

Жюри уходит на совещание.

Стук молотка.

- Виновен!

- Как виновен? Я никого не убивал.

- Молчи. Мы смогли заменить тебе смертную казнь на пожизненное.

- Но моя жена... Я хочу поговорить с ней.

- Это невозможно. Несчастный случай. Никто не ожидал. Такая молодая.

Камера. Одиночество. Мысли о побеге. Шоушенк. Я буду делать подкоп. Он тайком выносит землю в карманах во время коротких прогулок.

На свободе у него друг. Тут что-то не чисто, решает он. Знакомится с начальником тюрьмы.

- Тут что-то не чисто, - говорит он большому человеку в форме и убеждают его в своей правоте.

Как известно, существует два города на земле – Львов и Донецк. Вернее – Донецк и Львов. А может все-таки наоборот. Не уверен.

Отличаются они тем, что в одном городе живут хорошие люди, а в другом плохие. Нет, не так. В одном плохие, а в другом хорошие. Или я опять перепутал. Все может быть.
Эти люди – из разных городов – очень сильно друг от друга отличаются. Вообще не похожи. Если рядом поставить, то даже не понятно, что справа люди, а слева тоже люди, вот до того разные. Придется даже как-то договориться, что если справа люди, то слева нет. Или наоборот. Если слева человеки, то справа не пойми кто. Потому что совершенно не похожи. Разные абсолютно.

Хотя, есть сходство. Оно одно. И простое.

И там, и там – не хотят умирать. Даже те, кто говорят, что готовы умереть, умирать, на самом деле, не хотят. Вот, если в темной комнате устроить слепой тест и спросить – «умереть хотите?», то гарантированно одинаково ответят «нет». Возможно, даже на одном языке. Или жестами. Если вы их, конечно, разглядите в темной комнате.

Ничего не попишешь – инстинкт. Длинное слово - самосохранение.

В Донецке дети пошли в школу. Некоторые в первый раз в жизни. Глядя на них, вспоминаю себя, в сентябре 1978 года, то есть сорок лет тому назад. Ого - сорок лет тому назад. Много, черт побери, много. Так вот, я вспоминаю себя, и остальные вспоминают тоже себя.

Тут такое дело - неизбежно припомнишь как это было. Форму школьную новенькую, сине-красный ранец с красной светоотражающей застежкой. Всю эту канцелярскую требуху, которую мама любовно и тщательно выбирала на школьных базарах. Тогда, конечно, такого выбора не было, но и совсем уж плохо тоже не было. Это не плохо, все развивается, улучшается, карандаши и те с каждым годом становятся тоньше и стройнее, словно девушки на фитнесе.

Помню мама на той самой красной светоотражающей застежке на ранце нашла рельефную цифру "пять". Совсем маленькую миллиметра два высотой, но она там точно была, поди пойми зачем и что обозначала. Мама сказала, что это знак - надо учиться на одни пятерки. Ну, что ж - первое время так он и было. Потому сын пошел по наклонной. Ну, как все. Сильно не скатился, но и академиком не стал. Так, с другой стороны, никто и не стал, не о чем жалеть.